Тюремная энциклопедия - Александр Кучинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разновидностью этой игры может быть и такая ситуация, которую называют «Пропади, копейка». Трое зеков, среди которых и новичок, растягивают за края пиджак. В середину пиджака бросают монету, и ведущий, играющий роль фокусника, обещает незаметно похитить монету. Кто первый заметит пропажу монеты, тот и выиграл. «Фокусник» начинает громко бубнить: «Пропади, копейка. Пропади, копейка…» Новичок во все глаза наблюдает за копейкой, а в это время кто-то из игроков, поддерживая пиджак лишь одной рукой, расстегивает штаны и мочится на новичка. Тот замечает подвох, когда штаны полностью намокли. Он отбрасывает пиджак, но облегченный зек уже успел застегнуть штаны. Камера давится со смеху, а мокрый зек поспешно и с отвращением сдирает с себя штаны.
«Шары» и «уздечки»
С тюремной камеры начинается приобщение новоявленного зека к садо-мазохистской «хирургии», специализирующейся на вживлении в детородный орган так называемых «шаров». «Шары», по убеждению любого зека, способствуют наиболее полному удовлетворению женщины во время физической близости. Самому «шароносителю» они, вероятно, доставляют лишь моральное удовлетворение.
Делаются «шары» из оргстекла (зубная щетка); обломок затачивается до размеров от 3 до 20 мм в диаметре, полируется тщательнейшим образом… Для операции нужен хорошо заточенный гвоздь-сотка или «весло». Дезинфицируется «инструмент» кипятком (как и сам «шар»). Пациент кладет член на гладкую поверхность (скамья, например) и оттягивает вправо или влево крайнюю плоть. По оттянутому месту «хирург» бьет «инструментом»; в кровоточащее отверстие вставляется «шар». И перебинтовывается в меру чистым носовым платком. Хорошо, если удается выпросить у заглянувшего в камеру медика (лепилы) таблетку стрептоцида: «послеоперационный» период часто протекает в форме сепсиса (заражения крови); орган утолщается до размеров ноги. Иногда и во время самой «операции» «хирург» промахивается (что-нибудь под руку сказали) и попадает гвоздем точно в вену. Это «фильм ужасов»…
Ставят также и «уздечки»: пробивается дырочка внизу; сквозь нее протягивается леска; дырочка не зарастает: теперь на нее можно подвесить все, что угодно, вплоть до золотой серьги…
В зоне эти операции почти безопасны, потому что гораздо легче достать медикаменты и перевязку. Но в зоне практикуют еще и «уникальную» операцию по закачиванию под кожу полового члена вазелиновой смеси, увеличивая толщину органа до неимоверных размеров. Делается и «розочка» – методом рассечения крайней плоти на четыре части…
Есть зеки, носящие в штанах буквально «кукурузный початок»: двадцать, тридцать, сорок шаров – кто больше?..
А еще, говорят, вживляют в член свежеотрезанные крысиные уши… по бокам…
Дела прикольные. Споры
«Приколы», «романы» (с ударением на «о») – занимают, как и азартные игры, значительное место в жизни зека. Есть истинные мастера приколов, умеющие заворожить массу слушателей увлекательнейшим рассказом из собственной жизни, переложением кинофильма или попурри из того и другого. Не надо путать мастера прикола с «гонщиком», «гонщик» даже из правдивого рассказа делает бесстыдное вранье; слушателей же обмануть невозможно: «Все, Васятка, подвязывай „базар“, не гони гусей… Пусть лучше Бирюк приколет что-нибудь…»
В одной из камер СИЗО города С. дожидался этапа на зону Дядя Семен (кличка), бывалый зек с шестнадцатилетним стажем строгого режима. Однажды его внимание привлекла проскользнувшая в поисках пищи мышь, и Дядя Семен, откашлявшись, проникновенным голосом поведал сокамерникам историю о том, как семь лет тому назад он ждал этапа в Ростовской тюрьме, и прикормил в камере крысу, и дал имя – Машка, и крыса эта выходила из щели под стеной на его голос. «Скажу, бывало, негромко так: „Машка! Машка!“ Смотрю – нарисовалась, родная… Положу сухарик – подбежит, понюхает – и носик в сторону. Обижается, падла… Я тогда ей сырку голландского шматок – мать дачку подогнала три дня тому… Машка к сыру, подбегает – и передними лапками, одна о другую, потирает: рада, сучара, донельзя… Кентовались мы с ней месяц – не разлей вода! А тут этап: с вещами! на выход! Я сидор собрал, Машку зову: „Машунь! Машунь!“ Гляжу: выходит. „Прощай, Машка!“ – говорю. А она на задние лапки встала, смотрит грустно… А из правого шнифта (глаза) – по щеке слезинка, махонькая такая…»
Тут Дядя Семен замолчал. Возникла общая пауза, после чего чей-то робкий голос произнес: «А что? У меня был кот…» – последовала еще одна, не менее увлекательная история.
Такие Дяди Семены ценимы в зоне, их охотно приглашают чифирнуть – это солидные люди, не допускающие никакой клоунады даже в самом развеселом приколе.
«Интеллигентные люди» ценятся как рассказчики лишь в том случае, если они входят «своими» в общий зековский круг. Лишь по прошествии некоторого времени к их знаниям начинают относиться, что называется, по заслугам, обращаются с просьбами юридического характера, разрешают с их помощью сложные вопросы и споры «культурного свойства». Ни должность, ни ученое звание не могут, как на свободе, заставить себя уважать. В зоне нет ни докторов наук, ни директоров, ни офицеров, ни десантников, ни каратистов. Есть все те же – блатные, «мужики», «козлы» и «петухи». Это следует запомнить.
Спорить («мазать») на что-нибудь за что угодно – вещь опасная. Выпускник института культуры, (отмотавший, правда, уже два срока за квартирные кражи) не обходил ни одной литературной темы. Его подловил бывалый «мужик» Н. Разговор шел ни о чем, пустопорожний. На устах «культурного» мелькнуло: «…А Лев Толстой в „Войне и мире“ написал…»
На что Н. заметил:
«Войну и мир» Чехов написал».
Заспорили.
«Культурный» сбегал в библиотеку, принес книгу:
«Видал?»
«Ну, – ответил Н. – А ты – видал?»
«Что?»
«Ну, как Лев Толстой „Войну и мир“ писал? Ты что, очевидец?»
Авторитет отряда на разборке этого дела (100 рублей) признал правым Н., дабы проучить всем надоевшего спорщика…
Приколы, споры, азартные игры сводятся опять к тому же – необходимости жесткого контроля за своим поведением и особенно – словами. Ведь досуг зека, если исключить карты, и состоит в основном из долгих ночных разговоров после круговой кружки чифира. Кто вспоминает, что было, кто – предполагает, что будет…
К жанру прикола относятся также и всевозможные розыгрыши и камерные феерии.
Как известно, в «Крестах» камеры небольшие по площади. От двери до решки – 3,5–4 м. Зеки одной из камер склеили из газет длинную трубу, один конец вывели, отогнув жалюзи, за решку, в ночное звездное небо, другой конец приставили к «глазку». Потом постучали в дверь:
«Командир! Подойди, командир!»
«Командир» подошел нехотя и первым делом, согласно Уставу, заглянул в «глазок». Увидев вместо освещенной камеры с зеками созвездия Северного полушария, «командир» бросился бежать за подмогой. Пока суд да дело, труба была спущена в унитаз без остатка. Ошалевшего «командира» послали на обследование к психиатру.
В тех же «Крестах» малолетки в одной из камер исхитрились замазать хлебным мякишем все щели и отверстия, напустили в камеру воды и устроили небольшой и довольно глубокий бассейн…
В камерах общего режима новичкам предлагают написать заявление типа: «Прошу отвести меня на вещевой рынок вверенного вам учреждения для продажи и обмена ненужных вещей», «Прошу внести меня в список автобусной экскурсии по городу Ленинграду (1984 г.)», «Прошу выдать топор для обработки под швабру деревянного бруска». Пупкари знают о розыгрышах, и это их тоже развлекает… Другие приколы гораздо более жестоки: для них выбирается в качестве жертвы какой-нибудь безответный сокамерник. Во время сна к члену жертвы (это может быть и палец в мягком варианте) привязывается шнурок, на другом конце которого – грязный ботинок. Ботинок ставится на шконку перед закрытыми глазами бедняги. Проснувшись, тот отбрасывает ботинок в сторону – и т.д. и т.п. В другой камере соорудили чучело, положили его на шконку, так, чтобы из-под одеяла торчали сапоги. При пересчете оказалось, что зеков на этаже на одного больше. При повторном пересчете – на одного меньше. Шум, гам, ментовская разборка. В общем, как в тюрьме, так и в зоне достаточно возможностей и объектов для юмора и сатиры, для фарса и гротеска; но как ни называй, жанр один – «прикольный».
Дорога в зону
Наконец свершилось! Ваша кассационная жалоба не удовлетворена (т.е. вам ни прибавили, ни убавили срок), и теперь остается только ждать: защелкают засовы, замки, скрипнет дверь, и деловитый пупкарь выкрикнет вашу фамилию и добавит: «С вещами!»
Путь в зону может быть и короток, и весьма долог. «Столыпинский» вагон цепляют обычно к так называемым «пятьсот-веселым» поездам, которые не спеша передвигаются по каким-то немыслимым круговым веткам, объезжая озера и возвышенности. Иногда поезд (вернее, сам вагон) поднимается на север, затем спускается на самый юг и оттуда берет курс на Дальний Восток. Впрочем, ни зекам, ни конвою ВВ некуда спешить: солдат спит – служба идет, зек спит – срок идет. Но хорошо, если вагон заполнен зеками по норме – можно спать, сидеть, испытывая лишь вполне переносимый голод, жажду и малую нужду. Пайка этапника и состоит в основном из не в меру соленой рыбы и хлеба – вода же подается лишь по просьбе. И по желанию конвоира. Так же удовлетворяется и малая нужда. Если чересчур упорно настаивать на выводе в «туалет», то конвоир, при выводе, может отоварить по почкам рукояткой пистолета или пнуть сапогом побольнее.
