«Батарея, огонь!» - Василий Крысов

— Ты почему матерился, разговаривая с генералом Кретовым?!

— А что мне оставалось делать, если армия спустила полку непосильный план по металлолому?! Мы ведь еще ни одного танка не подбили! Не сдавать же свои самоходки!.. — опять выматерился зампотех.

— Тебя же за это снимут!

— Пусть снимают за ругательство, чем судить будут за невыполнение приказа! — с присущим ему достоинством ответил Базилевич и уселся на табурет.

На том и закончился неприятный диалог, и в блиндаже воцарилась тишина, офицеры молча укладывали на планшеты топографические карты.

К нашему большому удивлению, свой первый боевой приказ комполка поручил отдать начальнику штаба. Майор Шулико встал, выпрямился, на голову превысив командира полка, и грозным взглядом обвел присутствующих, отчего даже шелестение картами прекратилось. По памяти, глядя на карту, четким командирским голосом начштаба отдал приказ:  

— Завтра, на рассвете, во взаимодействии с 68-й отдельной Калининской танковой бригадой и частями 165-й стрелковой дивизии переходим в наступление в направлении Дубова — Мощона — Кругель — Парадубы. Задача: к исходу дня овладеть рубежом Кругель — роща двумя километрами восточнее Кругеля. В дальнейшем наступать в направлении Парадубы — Забужье.

В ночной темноте, в густых облаках пыли, с выключенными фарами полк на малых скоростях выходил на исходные позиции. Водители ориентировались только по задним габаритным фонарям впередиидущей самоходки. На привале, когда заглушили двигатели, стал слышен гул идущих на восток вражеских ночных бомбардировщиков. Нас они не заметили, и на рассвете, когда наша артиллерия уже вела артподготовку, мы без происшествий вышли на рубеж развертывания.

Артподготовка длилась тридцать минут. Затем авиация нанесла бомбоштурмовые удары по вражеским позициям. И началось наступление. В атаку одновременно двинулись тяжелая техника и пехота. Завязались упорные бои за первую позицию, видимо, главную в обороне противника. Танки, самоходки, пехотинцы медленно, за огневым артиллерийским валом продвигались вперед. К полудню вражеская оборона была прорвана, и мы подошли к населенным пунктам Дубова и Мощона. Здесь противник оказал очень упорное сопротивление. Сгорели два наших танка и немало полегло пехоты. Но к исходу дня мы овладели этими населенными пунктами, которые, по существу, входили в систему обороны Ковеля. Весь экипаж в бою проявил себя очень хорошо, действовал слаженно, а заряжающий Мозалевский, по моей подсказке, даже разжился трофейным пулеметом МГ-42, когда выбили немцев из первой позиции.

Преследуя отходящего противника ночными боевыми действиями, к рассвету 7 июля мы вышли на рубеж Кругель — лес двумя километрами восточнее Кругеля. Дальнейшее наступление было остановлено мощным  огнем артиллерии, танков и штурмовых орудий с опорного пункта врага на высоте 197.2.

Быстро поставили танки и самоходки в ямы и за складки местности, как следует замаскировали. Немцы обстреливали наш лес, но неприцельно, наугад. Было так душно и жарко, что даже ночной лес не спасал от июльского зноя, у нас и танкистов были мокрые комбинезоны, а сами мы — чумазые, как кочегары.

Едва первые лучи солнца скользнули по темно-зеленой кайме леса, офицеры полка уже собрались в кустарнике перед исходным рубежом. Отсюда майор Шулико уточнил командирам подразделений элементы и огневые точки вражеской обороны, поставил боевые задачи и дал указания по взаимодействию с танками и пехотой по рубежам. Затем начальник полковой разведки капитан Марченко показал нам, где стоят «элефанты» и «тигры», и пояснил:

— Самая сильная оборона создана противником на высоте 197.2. На вершине высоты находится большое кладбище с каменными надгробиями, мраморными плитами и гранитными часовнями. Все это служит противнику надежным укрытием не только для пехоты, но и для танков и штурмовых орудий.

В нескольких десятках метров от нас возвращались, также с рекогносцировки, офицеры танковой бригады во главе с комбригом подполковником Тимченко. Подумалось, грозная сила сосредоточилась в этом лесу: танковая бригада, два самоходных артполка, три полка пехоты и несколько дивизионов артиллерии! И это понятно: перед фронтом наступления была прочная долговременная оборона противника, первая позиция которой проходила по трем господствующим высотам: 185.7–181.1–197.2.

На двухкилометровом хлебном поле, отделявшем нас от неприятеля, колыхалась под ветром высокая переспевшая рожь. В наступившей предгрозовой тишине  казались громкими даже переговоры между собой экипажей, уже занявших места в боевых машинах. Тихо было и в лагере противника, не считая изредка стрекотавших сквозь марево хлебного поля пулеметных очередей.

И вот раздался грохот наших орудий! С воем проносились снаряды и мины над головами, взрываясь фонтанами земли и осколков на вершине и скатах высоты 197.2. Еще не закончилась артподготовка, как к нам прибежал комбат Ворошилов:

— Пойду в атаку на вашей машине! — и прыгнул в башню.

В небо взвились три зеленые ракеты, выпущенные комдивом 165-й стрелковой дивизии полковником Каладзе. Тотчас взревели десятки танковых моторов! Боевые машины грозно двинулись на врага! За танками шли самоходки и пехота! Во втором эшелоне продвигался 1821-й самоходный артполк тяжелых самоходок СУ-152 майора Громова как резерв командира 129-го стрелкового корпуса генерала Анашкина.

Судя по выражению лиц членов экипажа и переговорам других самоходчиков, настроение у всех было приподнятое, сомнений в успехе наступления ни у кого не было. Видно, лишь мне показалось, что артналет для столь прочной обороны противника был слишком коротким и немассированным, а авиационной подготовки почему-то и вовсе не было.

Только танки и самоходки оторвались от леса, как ожила, зашевелилась, ощерилась огнем вражеская оборона! Совсем рядом начали рваться снаряды! Пронизывали пространство пулеметные очереди! Заполыхала пересохшая рожь — сначала местами, но огонь быстро распространялся, и ветер гнал в нашу сторону красные языки пламени с длинными шлейфами гари. От жары и дыма в самоходке стало невыносимо душно, хотя работали все вытяжные вентиляторы и мощный вентилятор маховика двигателя. Трудно было дышать, но еще труднее  — рассмотреть танки и пушки врага. Даже языки пламени из орудийных стволов едва просматривались сквозь задымление, огонь приходилось вести по слабо видимым контурам целей. Наша самоходка шла курсом на вершину высоты метрах в тридцати за танками, в интервале между ними. Правее двигалась машина Ревуцкого. Остальные самоходки продвигались по левую от нас сторону.

Я выглянул из люка, чтобы лучше рассмотреть поле боя и сориентироваться в обстановке. По всему фронту наступления навстречу горящему с треском житу медленно продвигались «тридцатьчетверки», ведя огонь с ходу из пушек и пулеметов — как спаренных с пушкой, так и курсовых. Сзади в интервалах между танками наступали самоходки, периодически замирая на несколько секунд, чтобы с остановки произвести выстрел. Вражеские снаряды и мины рвались по всему фронту наступления и на всю глубину наших порядков! Рикошеты ударяли то в стальные корпуса машин, высекая конусное белое пламя, то почти горизонтальным веером взрыхляли землю возле гусениц! Вражеские пулеметы многослойным свинцовым ливнем так поливали поле боя, что наши пехотинцы не могли продвигаться даже по-пластунски, вынужденные наступать исключительно в створе танков и самоходок, под прикрытием корпусов.

Миновали широкую полосу дыма, и впереди слева я увидел два горящих танка, с горечью подумал о сгоревших экипажах и что ждет остальных на этом открытом всем ветрам полыхающем поле, пожравшем уже на первом часе боя два танка. Немало погибших и раненых было и в пехоте. Пристально вглядываясь в зловещую оборону немцев, мне удалось заметить, откуда  бьет по самоходке пушка, тут же скомандовал по ТПУ наводчику:

— Сергей! По пушке возле трех берез! Прицел пятнадцать! Огонь!

— Дорожка! — последовал доклад механика, и самоходка плавно остановилась.

Сквозь дымовую завесу с большим трудом разглядел разрыв нашего снаряда чуть ближе пушки и уточнил наводку:

— Прицел шестнадцать! Огонь!

— Товарищ лейтенант, пушка исчезла! — доложил Сергей Быков.

— Ищи влево и вправо от прежней позиции!

Но уже блеснул язык пламени от левой березы! Мы почувствовали удар по корпусу и услышали взрыв! Пламенем осветило левую часть машины!