Дорога в Гарвард и обратно - Лана Барсукова

– Только надо учесть, что восьмого мая праздник, все будет закрыто, – деловито сказал Матис.

– Праздник девятого мая, – жестко поправил Гоша.

– Но у них праздник восьмого. По дате подписания договора о капитуляции. А в России было девятое мая из-за разницы во времени. Это чисто техническая вещь. Нелепо спорить о том, когда закончилась война. Главное, что закончилась.

– Нелепо, потому что для кого-то война закончилась, а кто-то в ней победил.

– Но они тоже победили.

Гоша усмехнулся:

– Сравнил. У нас жертв сколько! Сколько разрушений! Несопоставимо.

Матис молчал.

– У меня прадед погиб, – разошелся Гоша. – Хорошо, что успел сына оставить, а то бы меня не было. И так у всех – чью семью ни копни! Победили они, сравнил жопу с пальцем.

Матис как-то весь затвердел. Его лицо огрубело, он подобрался.

– Мой прадед тоже погиб, – помолчав, сказал он.

– Сочувствую.

– И его брат тоже. Их расстреляли, – его голос прозвучал глухо.

– Фашисты?

– Нет, ваши.

Гоша недоуменно посмотрел на друга. Повисла тишина, про которую говорят «мертвая».

– Так он того? За фашистов, что ли? – тихо спросил Гоша.

– Не знаю, у него уже не спросишь. Он был одним из «Лесных братьев». Ты знаешь о них что-нибудь?

В глазах Гоши был полный штиль.

– Это было движение такое… Они боролись за независимость страны.

– От кого?

– От вас. Русских.

– Сволочи.

– Они так же думали о вас.

– Раз расстреляли, значит, было за что, – убежденно сказал Гоша.

– Было за что… – протяжно, словно пробуя на вкус эти слова, произнес Матис. – Наверное, было. Может, он даже прабабку Лики убил. А потом твой дед его к стенке поставил. И так могло быть. В каком-то обобщенном смысле так оно и было. Но он мой корень, часть моего рода. Как с этим быть? Ты считаешь, что мы должны копить ненависть как верность могилам предков?

Гоша не знал правильного ответа. Он вообще никакого ответа не знал.

Матис вышел не прощаясь.

Глава 44. Разговор с ребятами

Гоша ходил бодрячком, хотя после разговора с Матисом внутри его не унималась тянущая боль. Едва различимая, но неотступная и, что самое неприятное, нарастающая. Чем бы он ни занимался, совершенно не к месту противная память доставала из своих архивов что-нибудь колющее или режущее. Он вспоминал фильмы по войну, прокопченных танкистов и оглохших артиллеристов, их праведные и свято верящие в свою правоту лица. По другую сторону был враг. Все ясно и до рези однозначно. Но вот правнук этого врага ходит с Гошей по одной земле, дышит с ним одним воздухом. Да что воздух! Гоша считает его другом, самым близким и настоящим. Уж не предательство ли это? Как на это посмотрел бы его прадед? Проклял бы? Кого? Матиса, что помнит о своем родстве? Или Гошу за то, что дружит с ним?

Все-таки есть в этом мире какая-то неправильность. Не должен был Матис быть умным, как профессор, и надежным, как скала. И не должно было случиться дружбы между потомками враждующих сторон. Верховный программист допустил брак. Или, может, создал пространство неопределенности, где все оставлено на усмотрение самого Гоши? Верность могилам предков взывает. Только вот к чему? Гоша мучился поиском ответа.

Когда на душе муторно, нужно пойти к тому, кто развеет сомнения. Таким человеком в их компании была Лика. При ней даже зелень теряла оттенки, становясь просто зеленой. С ней все становилось простым и понятным. Лика разруливала проблемы тем, что не замечала их.

Чтобы усыпить ребенка, нужна тишина. А чтобы утихомириться самому, нужно поболтать с Ликой. Гоша решил незамедлительно наведаться к ней. По дороге он составил план на сегодняшний день. Пункт первый – подготовить Лику и Вуки к откровениям Матиса. Второе дело – позвонить маме. Третье дело – связаться с Владом и попросить рекомендацию для стажировки в июне. Когда есть план, уже легче жить. План – это пунктирная линия, которая, как стежками, прошивает жизнь, не давая разным деталям расползаться, куда им вдумается.

Лика жила неподалеку, в соседнем общежитии. Гоша решительно постучался в дверь.

– Открыто, – хором ответили хозяйка и ее гость.

У Лики сидел Вуки.

– Привет, – Гоша протянул ему руку. – Ты тут прописался?

– Гошка, ты не замечал, что ты и тактичность – вещи несовместимые? – вмешалась Лика.

– Кстати, про тактичность. – Гоша проигнорировал ее вопрос. – Я хотел с тобой об этом поговорить. Даже лучше, что Вуки здесь. Короче, ребята, у нас проблема.

Лика напряглась. Проблемы она не любила, особенно накануне важного заплыва.

Вуки заранее сделал блаженное лицо, пытаясь всем показать, что нет неразрешимых проблем.

Гоша выдержал паузу, чтобы они успели подготовиться, и пасмурно произнес:

– Матис… Он… Короче, его прадед воевал не на той стороне. Совсем не на той. Его расстрелял мой прадед, не буквально мой, но в целом, в обобщенном смысле мой. И надо с этим как-то жить…

Он поднял взгляд, ожидая увидеть потрясенные лица друзей. Реакция его обескуражила.

– Уф! – с облегчением выдохнула Лика. – А то я прям испугалась.

Вуки тоже выразил некоторое облегчение.

Гоша заподозрил неладное:

– Я чего-то не понял. Так вы знали, что ли?

Лика с Вуки поняли, что отпираться бессмысленно.

– Я-то? Конечно, знала. Мы же друзья с Матисом.

– И ты знал? – Гоша не очень вежливо ткнул пальцем в Вуки.

Тот смущенно кивнул.

– Вуки я рассказала, – объяснила Лика. – Он же никому не разболтает, посмотри на него, он могила.

Вуки не очень понравилось это сравнение, и он даже искоса взглянул на себя в зеркало.

– Какие же вы свинтусы, – подвел итог Гоша. – Могли бы и мне шепнуть.

– Матис должен был сам с тобой поговорить, – сказала Лика. – Это же такое… Ну это внутри должно как-то разрешиться. Тут без посредников.

Гоша задумчиво смотрел на Лику. Впервые подумалось, что она не так проста, как кажется.

Повисла пауза. И тогда слово взял Вуки.

– Ребята, можно я скажу? В моей стране американцы сделали много плохого. Напалмом жгли селенья моего народа. В каждом доме их проклинали и призывали к возмездию. Но вот я здесь. Учусь в американском университете. Когда я собрался сюда, то спросил у старшего брата, не предаю ли я память погибших. И брат сказал: «Поезжай Вуки. Поезжай и учись там. Живи, дружи, смейся. И чтобы твой американский ровесник знал, что вьетнамец может быть таким, как ты. Чтобы, если ему придется взять винтовку, он подумал, что целится не просто во вьетнамца, а в тебя, Вуки. Будь самым умным и честным. Чтобы ему было стыдно стрелять в тебя». Так сказал мне мой брат. И я знаю, что он прав. Он летчик, он много думает, пока летит на своем самолете. Он видит мир крохотным. И хочет, чтобы я видел его большим. Брат сказал, что только тепло человеческих отношений скрепляет мир. Я верю ему.

Лика шмыгнула носом. Она редко принимала участие в разговорах на такие серьезные темы. Никогда не участвовала