Служба - В. Воронов

Неверная постановка вопроса — «за что» еще никого не увольняли. Ключом к пониманию кремлевской логики (если таковая вообще имеет место быть) служит эпизод 1995 года. Снят Степашин. Ему ищут замену и верный Коржаков напоминает своему шефу слова Хрущева при назначении в КГБ Семичастного: «Там разведчиков и контрразведчиков без тебя хватает. А мне нужен свой человек… Поэтому, Борис Николаевич, неважно, кто там будет. Важно, чтобы это был ваш человек». Критерии «вашести» определились не сразу.

Возглавивший Лубянку после краха ГКЧП Вадим Бакатин «своим» не считался: в бане не парился! И вообще, горбачевский кадр, «засланный казачок». Милицейский генерал Виктор Баранников, казалось, подходил на все сто: и в баньку ходок, и на охоту. А уж какой мастер по похабным анекдотам! Но к лету 1993-го возникли проблемы и у Виктора Павловича. Нет, скандал вокруг заграничной поездки супруги министра безопасности и осыпания ее дорогими подарками, не более, чем шумовой «эффект Минкина». «Президент никогда не был мелочным человеком, — вспоминает ельцинский экс-пресс-секретарь Костиков, — учился в русской политической «школе» с ее известными привычками, за которые Петр I в свое время неоднократно потчевал своего любимца Алексашку Меншикова палкой по спине. Борис Николаевич всегда оставлял некоторый «люфт», некую «усушку» на допустимые человеческие слабости». Не в дарах дело: законтачил Виктор Павлович с подозрительной белодомской компашкой — Хасбулатовым и Руцким. Может, то дела были служебные, но береженого Бог бережет — в преддверии крупных осенних танковых маневров рисковать Борис Николаевич не захотел.

Сменщик Баранникова, Николай Голушко, главный урок учел: не высовываться. И в дни тех самых маневров «Осень-93» ведомство словно шапкой-невидимкой накрылось. По сему поводу Борис Николаевич не тужил — личная ЧК имелась — с Коржаковым, «Альфой» и даже морскими диверсантами. Так что Белый дом взяли. Отметив не имевшего к сему отношение Голушко орденом «За личное мужество».

Что от опалы не спасло: «Голушко… предал меня. — Вспоминал Костиков реакцию государя. — Я отдал ему прямое указание никого из «Лефортово» не выпускать… Он приказа не выполнил. Вот Указ о его увольнении».

Так в переходящем кресле Дзержинского очутился Степашин. К которому «Борис Николаевич не испытывал, — по утверждению Коржакова, — особого доверия». Пришлось тому из кожи вон лезть — так резко повысились надои и привесы на главной ферме, занимавшейся отловом, разведением и приручением шпионов. Которые, судя по отчетам, размножались вегетативным способом. Но высшая инстанция требовала большего: хватит овощи в парниках собирать и груши на плантациях околачивать, пора за освоение целины взяться. И потянулись на Кавказ «целинники-добровольцы» на танках, заблудившиеся на грозненских улочках. Сергей Вадимович не унывал: победа близка, партизанщины не будет — чеченцы, мол, не к горам, а к комфорту привыкли. Оракула сняли, когда «привыкшие к комфорту» басаевцы спустились с гор в Буденновск.

На носу президентские выборы. За год до них «своим человеком» в ЧК доверено быть коржаковскому alter ego — Барсукову. Но «они много на себя брали и мало отдавали», — поведал государь аккурат после изъятия злополучной коробки с баксами у Лисовского и Евстафьева.[55] Опять не оправдали доверие: не ту коробку взяли, не у тех, не там и не вовремя! При таком кадротрясении Лубянке уже не до предвыборных козней — самой бы день простоять и ночь продержаться.

Николай Ковалев уроки предшественников вроде усвоил: в политику не лез, за коробками не гонялся — только шпионы, Витухновская, Никитин, Пасько и преславная виктория у стен шведского посольства. Но и его не минула чаша сия — дежурный кадроворот поспевает аккурат к новым потрясениям! Впору новую примету вводить: если президент лубянскую грушу околачивает — к заговорам, путчам, смутам!

Из чего лишь одно следует: боится государь. Ох, как боится! Тенью отца Гамлета маячит призрак хрущевской Пицунды-64 и горбачевского Фороса-91. А такое, как известно даже президенту, без людей с чистыми руками, горячим сердцем и холодной головой не обходится. И хоть кремлевско-барвихинская реальность давно уже виртуальна, основной инстинкт еще жив — инстинкт самосохранения. Он-то, видимо, и подсказывает: пора делать Лубянке очередной секир-башка. Логика по-бюрократически проста: Хоп! И верхний эшелон мощнейшей спецслужбы вновь ввергнут в пучину хаоса: генералам не до путчей — в кресле бы усидеть. Они, кстати говоря, ныне хорошим словом поминают Степашина — последнего, кому удалось добиться повышения должностных окладов. Ни Барсуков, ни Ковалев денег так и не добыли…

Путин начал с обещаний не трогать кадры. Как водится, с них-то и начал: еще до всяких там финансово-политических кризисов вывел за штат весь центральный аппарат ФСБ — не менее 6 тысяч человек! За бортом штатного расписания оказался центр общественных связей, административно-технические структуры. Да что там утопающий ЦОС — там же и «топтуны» — оперативно-поисковое управление! В компании со спецами по борьбе с терроризмом — тоже «внештатники»: у нас с терроризмом только на внештатной основе и бороться! Зато, говорят, новое управление создали — по защите Конституции! О ней, бедной, всегда вспоминают, когда трон качается.

Когда государя трясет от страха, он старается хотя бы купить благожелательный нейтралитет служак. Озабоченный личным выживанием президент сделал тысячи профессионалов разменной монетой мелкой интрижки. Играя их судьбами, словно кеглями в шапито, превратил защитников трона (госбезопасность!) в озлобленную толпу, рыщущую не в поисках врагов — по пустеющим магазинам. Или барин надеется на преторианцев — Службу безопасности и Федеральную службу охраны? Деньгами их не обижают, как и джипами с бронетехникой. Но разве они в другой стране живут?! В той же, что и те, кто сдал Хрущева, Горбачева — тех тоже кормили-поили, дай Боже! Как и личный конвой Его Императорского Величества Николая Александровича Романова, тоже обожавшего занимательную игру по перетряске кадров…

18. Возвращение каменного гостя

Уже десять лет мы живем без Него. Его не стало в ночь на 23 августа. Но это не было скоропостижной, быстрой, безболезненной и тихой кончиной, как на то позволял надеяться преклонный возраст: агония, мучительная многочасовая агония. Да и вынос тела состоялся не под скорбные мелодии траурного марша, а под радостные возгласы и улюлюкание публики, над последним пристанищем не звучали положенные по высокому партийно-государственному статусу торжественно-чинные речи, да и пристанища-то как такого не оказалось — усопшего бросили в парке под открытым небом…

Наследникам и сослуживцам покойного оставалось лишь молча затаиться в темных окнах родимого дома и тихо глотать суровые мужские слезы, шепотком всхлипывая друг у дружки на крепком плече с погоном: «Мы тебя никогда не увидим… Мы тебя никогда не забудем…». Что не мешало им в той надежной крепости заниматься привычной работой в режиме фиксации и, водя мощной фото- и видеооптикой в поисках крупного плана наиболее радостных лиц, приговаривать: «Мы вас всех… поименно и поштучно… мы отомстим за тебя, Феликс!»

Именно такой и никакой иной, по крайней мере, рефрен и поныне звучит практически во всех речах и мемуарах внезапно осиротевших в ту ночь полковников и генералов в штатском: не горечь и сожаление, а бурлящее, клокочущее, бьющее через край чувство одной лишь мести — ничего больше.

…Очевидцы утверждают: подъемный кран вздернул Железного Феликса ровно в полночь. Мистика какая-то! А еще вспоминается, что когда статуя вождя ВЧК повисла на талях, бронзовый чекист № 1, повернувшись на них вокруг своей оси, обвел последним взором все и всех вокруг, как бы запоминая своих недругов… Другая знаковая вещь — памятная табличка Андропова — исчезла как-то тихо и незаметно.

К сегодняшнему дню то снятие Каменного Гостя, облаченного в кавалерийскую шинель до пят, обросло таким неимоверным шлейфом мифов и легенд, что впору вновь производить раскопки, чтобы докопаться до истины, а главные мифотворцы — наследники-сослуживцы. Тысячи и тысячи людей видели все своими глазами, сотни объективов запечатлевали происходящее на фото-, кино- и видеопленку, причем десятки из этих сотен операторов вели съемку отнюдь не любительскую — оперативную. Но, оправившиеся от медвежьей болезни генералы, вопреки очевидному, все лгут и лгут.

«Бушевала людская масса, — из книги генерала Докучаева. — Снабжение ее спиртным осуществляли владельцы кооперативов и коммерческих банков». «На плечи Железного Феликса забрались опытные скалолазы, — пишет генерал Широнин, ветеран политического сыска из вроде бы почившей тогда «Пятерки» — печально известного Пятого управления КГБ. — Из «Скорой» раздавали бутылки водки — все было продумано… Вот кто-то разбил о постамент только что распитую из горла водочную бутылку…».