Пантелеймон Романов - Пантелеймон Сергеевич Романов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но зато уж из-под замка никуда. Бывало, дорогой на станции подойдет и крикнет в дверь:
— Сыти?
— Сыти, — кричим, сразу по голосу его узнавали.
— Ничего больше не надо?
— Ничего, — кричим. И любили ж его, страсть!
— Умный человек, дело хорошо понимать может, вот и любили, — сказал бородатый.
[1920]
Нераспорядительный народ
Какой-то человек в картузе и с плетеной сумкой, с которыми ходят на базар за провизией, подошел к запертому магазину. Загородившись ладонями, чтобы не отсвечивало, он постучал в грязное запыленное окно, пробитое пулей и заделанное деревянной нашлепкой.
Из двери выглянул другой человек, в кожаной куртке, и сказал:
— Подожди немножко, пианино кончу чистить, тогда вместе пойдем.
Дверь опять закрылась, человек с сумкой остался ждать и, поставив сумочку на порог, стал свертывать папироску.
Шедшая по другой стороне улицы старушка с веревочной сеткой, в которой у нее болталось несколько морковок, увидев стоявшего перед магазином человека, вдруг остановилась, посмотрела на вывеску, потом по сторонам на другие вывески и торопливо, точно боясь, как бы ее не опередили, пробежала через улицу. Присмотревшись из-под руки на человека, стоявшего у магазина, она пристроилась стоять сзади него с своей морковью.
— Давно стоишь, батюшка?
— Нет, сейчас только пришел, — ответил неохотно и недовольно мужчина.
Старушка хотела еще что-то спросить, но только посмотрела и не решилась.
— О, господи батюшка, вот до чего довели, ничего-то нигде нету. Бегаешь, бегаешь от одной очереди к другой. Вчера шла так-то мимо одной, не стала, а там, говорят, мыло выдавали. Сейчас уж бегом бежала.
— Теперь становись, не зевай, — сказал какой-то старичок с трубкой, подошедший вслед за старушкой.
— Вот то-то и дело-то… Вишь, двух минут не простояли, а уж трое набежали. Вот и четвертый.
— Теперь пойдут.
— Что выдавать-то будут?
— Сами еще не знаем.
— Что-нибудь выдадут. Зря не стали бы народ собирать.
Прибежала какая-то растрепанная женщина с мешком из дома напротив. Она хотела было занять пятое место, но проходившие мимо двое мужчин опередили ее.
— Набирается народ-то.
— Наберутся… вчерась около нашей лавки до самого бульвару протянулись. Последним даже товару не хватило.
— Вот из-за этого-то больше всего и боишься.
— На что очередь? — спросила, запыхавшись, полная дама в шляпе.
На нее недоброжелательно посмотрели. Никто ничего не ответил.
— А ты, матушка, становись лучше, а то покуда будешь расспрашивать, другие заместо тебя станут, а под конец попадешь и не достанется ничего.
— Спрашивает, ровно начальство какое… — проворчала про себя растрепанная женщина, — люди раньше пришли — молчат, а этой сейчас объявляй.
— Вот видишь, я и правду говорил. — заметил старичок, когда вслед за дамой встали еще три человека.
Пришедший раньше всех мужчина с сумкой оглянулся на выстроившихся сзади него и спросил:
— На что стоите-то? Что выдавать-то будут?
— Бог ее знает, — ответил старичок, — там объявят.
Мужчина с сумкой посмотрел на старичка, ничего не сказал и, повернувшись, приложился к замочной щелке и посмотрел внутрь магазина.
— Вот это так — «сейчас», — сказал он сам с собой, посмотрев на часы, — уж двадцать минут прошло.
— Теперь, батюшка, везде так-то долго.
— Что вы весь тротуар-то загородили — через вас, что ли, ходить, — кричали прохожие, набежав на очередь, и озадаченно останавливались.
— А куда ж нам деваться?
— Куда… по стенке становись, а то, вишь, всю улицу заняли.
— О, господи батюшка, и откуда ж это столько народу берется?
— Прямо как чутье какое.
— Один узнал, а за ним и все идут, — сказал старичок.
— Какие это умники выдумали. Бывало, пошел, купил что надо, и никаких. А теперь стоим, а зачем стоим, неизвестно. Когда отопрут, тоже никто не знает.
— Ай спросить пойтить.
— От этого скорей не будет.
— Нет, ежели надоедать начнут, все, может, поскорей повернутся.
— Раз в какой час положено, в такой и отпирать будут.
— А в какой положено-то?
— Я почем знаю, что ты ко мне пристал?
— Эй, ты, дядя передний, спроси-ка, когда отпускать нас начнут, у самой двери ведь стоишь.
— Мне-то какое дело, — сказал тот угрюмо, — вам нужно, вы и спрашивайте.
— Вот черти-то, для себя не могут постараться. Будет стоять два часа, а пойтить спросить толком — силком не прогонишь. А ведь раньше всех приперся.
— Что ж, ему бы только пораньше местечко захватить.
— И чего, окаянные, в самом деле измываются над народом, соберут с утра, а выдавать к обеду начинают.
— Не напирайте там, что вы очередь-то спутали, теперь и неизвестно, где кто стоял.
— Нарочно путают. Ведь теперь задние наперед пролезут.
— Списки бы надо делать или еще как. А то, вишь, народа набилось сколько, разве уследишь, кто где стоял. Раз знают, что народа в этом месте много, значит, надо списки какие-нибудь или еще как.
Подбежала какая-то запыхавшаяся женщина, вся исписанная меловыми цифрами: на спине стояла большая цифра пять, а на груди и на рукавах другие цифры.
На нее все молча посмотрели. Только барыня посторонилась и, отряхнув рукав, сказала: «Пожалуйста, не прислоняйтесь».
— Не начали еще выдавать? — спросила женщина.
— Нет…
— А вы что ж, не меченные стоите?
— Нет.
— Новый магазин, значит. Мы сначала тоже путались, до драк доходило. А теперь заведующий прямо выходит и подряд на всех проставляет. В одной очереди пометили, в другую идешь.
— Сейчас устроим, — сказал какой-то здоровенный малый, вынув из кармана штанов кусок мелу. — Без заведующего управимся.
— Спасибо, умный человек нашелся. Покрупней, батюшка, ставь.
— В лучшем виде будет; получай, — сказал малый, выводя у старухи во всю спину цифру 20.
— Сразу дело веселей пошло.
— Как же можно, порядок.
— Что ж это тебя размалевали-то так? — спросил старичок у женщины с цифрами.
— Это у меня на сахар, пятнадцатым номером иду, лп на керосин десятый вышел, это на мануфактуру… — говорила женщина, глядя себе на грудь и водя по цифрам пальцем. — Господи, как бы по этому номеру не пропустить.
— Ну, где ж тебе написать, когда на тебе живого места нету, — сказал малый, подходя с мелом к женщине.
— А на спине, батюшка, местечка не осталось?
— Спина — свободная.
— Ну пиши, родимый, там.
— Если бы заведующие-то были с головами, — сказала дама в шляпе, — распределили бы как-нибудь по алфавиту,