Система мира - Нил Стивенсон

Королевский письмоводитель требует внести ковчег. Пристав выходит и через минуту возвращается с графом Лоствителским. Следом четыре королевских курьера тащат на носилках ковчег. Его ставят на стол. Лоствител подтверждает, что это действительно ковчег, доставлен прямиком из Тауэра без всяких фокусов-покусов.

Теперь королевский письмоводитель обращается к приставу с просьбой ввести вторую коллегию присяжных. Через минуту входят двенадцать пышно разодетых златокузнецов и выстраиваются в ряд. Они не в силах отвести глаз от ковчега, по крайней мере, пока королевский письмоводитель произносит следующее:

— Клянётесь ли вы честно и добросовестно, согласно своим знаниям и усмотрению, проверить золотые и серебряные монеты, помещённые в сей ковчег, и правдиво сообщить, соответствуют ли сказанные монеты весом и пробой стандартам королевского казначейства, а также отвечают ли монеты составом и прочая, идентуре, заключённой между его величеством и директором Монетного двора его величества, да поможет вам Бог?

— Клянёмся, — говорят златокузнецы.

Покончив с ними, королевский письмоводитель приглашает директора Монетного двора. Этого человека и этой минуты ждали все. Глаза и головы поворачиваются к приставу, следят за ним, пока он идёт из комнаты, и замирают. В Звёздной палате, затем в галерее слышна его удаляющаяся поступь.

Они ждут, ждут и ждут, и вот уже всем ясно: произошла непредвиденная заминка. Кто-то из представителей Сити вполголоса отпускает остроту. Кто-то из златокузнецов довольно громко произносит: «Может, он смотрит повешенье!», его сосед подхватывает: «Может, он сбежал во Францию!», пока на них не шикает грозно сам герцог Мальборо.

Когда шум затихает, слышно, что к Звёздной палате приближаются люди: куда больше, чем вызывал королевский письмоводитель. Свита, или кто там они, остаётся за дверью. Пристав входит, ведя под руку молодую даму. Они идут через палату. Дама с любопытством поворачивает голову к пробирной печи; алое пламя озаряет лицо. Даниель узнаёт Катерину Бартон.

Она входит в боковую комнату, и пристав объявляет её имя. Слава мисс Бартон огромна: все таращатся, начисто позабыв про приличия. Лучше бы уж она явилась в чём мать родила.

— Милорды, — начинает Катерина Бартон; в помещении столько сановных мужей, что она не пытается угадать, кто из них главный. — Сэр Исаак Ньютон болен. Я сидела с ним последнюю неделю и уговаривала его не являться на ваш зов. Он не внял моим убеждениям и велел, чтобы его всенепременно сюда доставили. Он очень слаб, и я распорядилась, чтобы его принесли в портшезе. Если милорды позволят, я скажу, чтобы портшез внесли сюда.

— Как его сиделка, мисс Бартон, считаете ли вы, что он в состоянии понимать происходящее и отвечать перед судом? — спрашивает королевский письмоводитель.

— О да, он в сознании, — говорит мисс Бартон. — Однако, поскольку сэр Исаак очень слаб, он попросил доктора Даниеля Уотерхауза действовать от его имени.

Разобравшись, что главный тут — королевский письмоводитель, она делает шаг вперёд и вручает письмо, видимо, написанное Исааком и содержащее ту же просьбу.

Даниель с несвойственной ему прытью выходит на середину комнаты, пока многие ещё выискивают его глазами в толпе.

— Если милорды согласны с предложением сэра Исаака, я почту за честь служить его рукою и голосом.

Собравшиеся переглядываются, но поскольку это не меняет содержимое ковчега и текст идентуры, то, по сути, не важно. Важные сановники кивают. Королевский письмоводитель дважды перечитывает письмо и, наконец, объявляет:

— Принято! Доктор Уотерхауз, совет выражает вам признательность. Э… так внести сюда портшез сэра Исаака?

— Поскольку прецедентов нет, позвольте мне высказать предложение, — говорит Даниель. — Мы ведь вскоре переместимся в Звёздную палату, где пройдёт анализ? Чем переносить сэра Исаака дважды, мы могли бы сразу удобно устроить его в Звёздной палате. Оттуда он услышит, как читают идентуру.

— Принято!

Мисс Бартон делает реверанс и, глазами позвав Даниеля за собой, стремительно идёт через палату. Тот просит его извинить и выходит из комнаты. Все лица обращены к двери. Перед Дэниелем чёрный обелиск Исаакова портшеза; его держат два оторопелых носильщика. Мисс Бартон шёпотом распоряжается: «В угол! В угол! Нет, в этот!» Носильщики почти комически крутятся на месте, но, наконец, понимают, чего она хочет: развернуть портшез дверцей к углу, чтобы, когда его откроют, палата не видела жалкого состояния сэра Исаака. Носильщики ставят портшез, как она просит. Даниель бочком протискивается между шестом и стеной, пятится в угол. Взгляды всех в соседней комнате устремлены на него. Он поворачивает задвижку, тянет дверцу. Первой ему предстает рука, белая и неподвижная, сжимающая богато изукрашенный ключ. Даниель открывает дверцу шире, впуская свет. Исаак привалился к стене своего чёрного ящика, глаза и рот открыты. Он совершенно недвижим. Даниелю ненадобно щупать пульс, чтобы убедиться: перед ним усопшее тело сэра Исаака Ньютона, скончавшегося на семьдесят втором году жизни от Ньюгейтской тюремной лихорадки.

Двор Ньюгейтской тюрьмы

Через десять минут они во дворе, сразу за Феникс-кортом. На самом деле это даже не двор, а укреплённый проулок. Здесь ждёт небольшой караван, который доставит их на Тайберн: фургон с различными орудиями, потребными в ремесле мистера Кетча, подвода, заранее нагруженная пустыми гробами, а в самом хвосте — волокуша. Подвода для остальных смертников, Кетча и ординария. Волокуша — для Шафто. По традиции изменника тащат к месту казни лицом назад. Такого негодяя просто повесить мало, везти его на телеге с колёсами — больно жирно.

По мере того как осуждённые проходят различные стадии процесса, их свита растёт. Сейчас во дворе человек сорок: всё больше тюремщики с дубинками, но есть и несколько констеблей. Джек видит мушкетоны. Надзиратели и констебли, образовав коридор, направляют узников к подводе. Те забираются в неё, садятся на гробы, как на скамейки. Джека ведут к его бесколесной наземной лодке. Там есть доска для сиденья, но нет гроба: к концу дня в гроб, да и в любую другую ёмкость для бренных останков, практически нечего будет класть.

Мистер Кетч, известный аккуратист, открывает один из сундуков в своём фургоне и вытаскивает несколько верёвок. На каждой завязана петля. Кетч бросает в подводу все, кроме одной, заходит в хвост каравана и обращается к Джеку.

— Хороша, а? — восклицает он, демонстрируя удавку.

— Если бы не чёрный капюшон, вы бы светились от гордости, мистер Кетч. Однако я не понимаю причины.

— Эту верёвку я получил от пиратского капитана, которого вешал в прошлом году.

— Он захватил собственную верёвку?

— Да. Сказал, называется «перлинь». Гляньте, какая толщина!

— Он хотел, чтобы верёвка точно не оборвалась? Очень странный человек.

— Нет, нет, сейчас я вам покажу.

Кетч обходит Джека слева и через голову надевает петлю ему на шею. Верёвка такая толстая и неупругая, что затягивается с трудом. Узел под левым ухом у Джека — размером со здоровенный кулак.

— Оцените силищу, и вы поймёте, сэр! — Кетч дёргает за верёвку. Каждый раз узел давит Джеку на голову, заставляя её наклоняться вперёд и вбок. — А гляньте, какая длинная!

Шафто поворачивается: Кетч отошёл на две морских сажени, но так и не размотал всю верёвку.

— На такой верёвке вы у меня пролетите, сколько мало кто пролетает. Уж поверьте, мистер Шафто, мало кто. К тому времени, как она натянется, у вас скорость будет, как у пушечного ядра.

Вы успеете выкурить трубочку в раю задолго до того, как я отрежу вам яйца и выну внутренности, а до четвертования вам будет, как мёртвому епископу до могильных червей.

— Вы невероятно добры, мистер Кетч, и Бетти повезло, что у неё такой муж.

— Мистер Шафто. — Джек Кетч подошёл ближе и говорит очень тихо, рассеянно сматывая верёвку: — У меня больше не будет случаев с вами потолковать, пока мы не окажемся под Древом. На моём попечении есть и другие узники, а путь на Тайберн обещает быть… э…

— Весёлым?

— Я хотел сказать: «полным событий», чтобы не выразить непочтения. Я поеду на телеге. Мы не сможем переговариваться. Поскольку вы будете смотреть назад, вы не сможете меня видеть. Даже под Древом, когда мы с вами встанем лицом к лицу, мы ничего не услышим за шумом, разве что будем орать друг другу в ухо. Поэтому я говорю сейчас: спасибо вам, сэр! Спасибо! И знайте, что вам будет не больнее, чем человеку, который в темноте ударился головой о косяк.

— В том, что касается боли, я прошу лишь то, чего заслужил, — отвечает Шафто, — и полностью доверяю вашему усмотрению, мистер Кетч.

— А я оправдаю ваше доверие, сэр! Прощайте! — говорит Джек Кетч.