Каторга - Влас Дорошевич

- Занял один такой! Сунься, целкач возмешь, с жизнью простись. Паек отберут, а все из долга не вылезаешь... Заложишь бушлат, а снимут шкуру. Нет, каждому тоже нужно и о своей жизни помыслить. Всякий за себя.

Говоря об отцах, бабаях и асмодеях, нельзя не упомянуть о их ближайших помощниках, б а р а х о л ь щ и к а х, и самых страшных и неумолимых врагах - к р у ч е н ы х. "Барахлом", собственно, на арестантском языке называется старая ни на что больше негодная вещь, лохмотья. Но этим же именем арестанты зовут и выдаваемую им одежду. Можете поэтому судить о ее качестве. Барахольщик, это - старьевщик. Он, входя в камеру, выкрикивает:

- Кому чего продать - промотать.

Скупает и продает арестантские вещи, дает сменку, то есть за новую вещь дает старую с денежной придачей. Барахольщики по большей части работают на комиссии, от отцов. Но часто, купив за бесценок краденое, барахольщик начинает вести дело за свой страх и риск, выходит в отцы или майданщики и получает огромные вес и влияние. И при виде злосчастного арестанта, входящего в камеру с традиционным выкриком: "Кому чего продать - промотать", вы невольно задумаетесь:

"Сколько раз, быть может, прийдется этому человеку держать в своих руках жизнь человеческую".

С крученым арестантом мы уже встречались, когда он уговаривал будущего сухарника согласиться на "свадьбу" с долгосрочным каторжником и за пять-десять рублей продать свою жизнь. Крученым с любовью и некоторым уважением каторга называет арестанта, прошедшего огонь, воду, медные трубы и волчьи зубы. Такой арестант должен до тонкости уметь провести начальство, но особую славу они составляют себе на асмодеях. Втереться в доверие даже к опасающемуся всего на свете асмодею, насулить ему выход, вовлечь в какую-нибудь сделку, обмошенничать и обобрать, или просто подсмотреть, куда асмодей прячет свои деньги, украсть самому или "подвести" воров, - специальность крученого арестанта. И в этой специальности он доходит до виртуозности, обнаруживает подчас гениальность по части притворства, хитрости, находчивости, выдержки и предательства. "Кругом пальца обведет", говорят про хорошего крученого с похвалой арестанты. Другой вечной жертвой крученого является дядя сарай. Этим типичным прозвищем каторга зовет каждого простодушного и доверчивого арестанта.

- Ишь, дядя, рот раскрыл, что сарай! Хоть с возом туда въезжай да хозяйничай!

Вот происхождение выражения "дядя сарай".

"Туис колыванский!" зовет еще таких субъектов каторга. Обман простодушного и доверчивого дяди сарая составляет пищу, но не славу для крученого. Чем больше асмодеев он проведет, тем больше славы для него. Асмодея провести, - вот что доставляет истинное удовольствие всей каторге. Закабаленная, она в глубине души ненавидит и презирает их, но повинуется и относится к "отцам" с почетом, как к людям сильным и "могутным". Ведь это - нищие, нищие до того, что когда в тюрьме скоропостижно умирает арестант, труп обязательно грабят: бушлат, белье, сапоги, - все это меняется на старое.

Чтобы покончить с почетными лицами тюрьмы, мне остается, кроме майданщиков, отцов, крученых и разжившихся барахольщиков, познакомить вас еще с одним типом - с о б р а т н и к о м. Так называется каторжник, бежавший уже с Сахалина, добравшийся до России и "возвороченный" назад под своей фамилией или под бродяжеской. "Обратник" - неоцененный товарищ для каждой собирающейся бежать арестантской партии. Он знает все ходы и выходы, все тропы в тайге и все броды через реки на Сахалине. Знает "как пройти". Есть излюбленные места для бегов - "модные" можно сказать. Раньше "в моде" были Погеби - место, где Сахалин ближе всего подходит к материку, и Татарский пролив имеет всего несколько верст ширины. Погеби или "Погиби" (от слова погибнуть) - как характерно и верно переделали каторжане это гиляцкое название. Затем, когда в "Погибях" слишком усилили кордоны, "в моду" вошел Сартунай, - место ближе к югу Сахалина. Когда я был на Сахалине, все стремились к устьям Найры, еще ближе к югу.

- Да почему?

- Обратники говорят: способно. Место способное.

А гроза всего Сахалина и служащего и арестантского, Широколобов, пошел искать "нового места" на крайний север в Тамлово. Но истомленный, голодный, опухший должен был добровольно сдаться гилякам...

Обратник - неоцененный советник, у него можно купить самые нужные сведения. В моей маленькой коллекции есть облитая кровью бродяжеская книжка знаменитого обратника Пащенка.* Он был убит во время удивительного смелого бегства, и книжку, мокрую от крови, нашли у него на груди. Заветная книжка. В ней идут записи: 1-я речка от "Погибей" - шестьдесят верст Теньги, вторая - Найде, третья - Тамлово и так далее. Это все реки Сахалина. Затем список всех населенных мест по пути от Сретенска до Благовещенска, до Хабаровска, по всему Уссурийскому краю, при чем число верст отмечено с удивительной точностью: 2271 - 1998. Далее идут адреса пристанодержателей и надежных людей.

_______________

* Каторга за ним числила 32 убийства.

Обратник может снабдить беглеца и рекомендательными письмами. Вот образчик такого рекомендательного арестантского письма, отобранного при поимке у беглого:

"Ю. Гапонико. Гапонико (очевидно, условные знаки). Любезный мой товарищ,* Юлис Иванович, покорнше я вас прошу прынать етого человека как и мене до мого приходу Яков".

_______________

* Арестанты всегда очень вежливы в письмах друг к другу.

Фамилий в таких рекомендациях, на случай поимки, проставлять не полагается. Среди "обратников" есть знаменитости. Люди, побывавшие на своем веку во многих тюрьмах и пользующиеся влиянием. И рекомендация такого человека много может помочь и в тюрьме.

У обратников есть еще одна специальность.

Наметив доверчивого арестанта с деньгами, они подговаривают его бежать и затем дорогой убивают, грабят и возвращаются в тюрьму:

- А товарищ, мол, отстал или поссорился, один пошел. Я же с голодухи вернулся.

Есть люди, убившие таким образом на своем веку по шесть товарищей. Эти преступления очень часты. Но это уж надо делать потихоньку от каторги: за это каторга убивает.

"Обратниками" заканчивается цикл "почетных" лиц. Теперь мы переходим с вами к отверженным даже среди мира отверженных. К людям, которых презирает даже каторга.

Тут мы прежде всего встречаемся с к р о х о б о р а м и, или к у с о ч н и к а м и. Каторга не любит тех из ее среды, кто "выходит в люди", делается старостой, кашеваром или хлебопеком. И она права. Чистыми путями нельзя добиться этого привилегированного положения. Только ценой полного отречения от какого бы то ни было достоинства, ценой лести, пресмыкательства перед начальством, взяток надзирателям, ценой наушничества, предательства и доносов можно пролезть на Сахалине в "старосты", то есть освободиться от работ и сделаться в некотором роде начальством для каторжан. Прежде в некоторых тюрьмах даже драли арестантов не палачи, а старосты. Так что, идя в старосты, человек, вместе с тем, должен был быть готов и в "палачи". Только нагоняя, по требованию смотрителя, как можно больше "припека", то есть кормя арестантов полусырым хлебом, хлебопек и может сохранить за собой свою должность, позволяющую ему иногда кое-что утянуть. Этих-то людей, урезывающих у арестантов последний кусок и отнимающих последние крохи, каторга и зовет презрительным именем "крохоборов", или "кусочников".

- Тоже в "начальство" полез!

- Арестант, - так ты арестант и будь!

Каторга не любит тех, кто старается "возвышаться", но презирает и тех, кто унижается. Мы уже знакомы с типом п о д д у в а л ы. Так называется арестант, нанимающийся в лакеи к другому. Кроме исполнения чисто-лакейских обязанностей, он обязан еще и защищать своего хозяина, расплачиваться своими боками и бить каждого, кого хозяин прикажет. Поддувалы "отцов", например, обязаны бить неисправных должников. А если должник сильнее, то и терпеть поражение в неравном бою. Конечно, даже каторга не может иначе как с презрением относиться к людям, торгующим своими кулаками и боками.

На следующей ступеньке человеческого падения мы встречаемся с очень распространенным типом в о л ы н щ и к а. "Затереть волынку" на арестантском языке называется затеять ссору. Волынщики, это - такие люди, которые только тем и живут, что производят в тюрьме "заворожки". Сплетничая, наушничая арестантам друг на друга, они ссорят между собою более или менее состоятельных арестантов, чтобы поживиться чем-нибудь от того, чью сторону они якобы принимают. Этими волынщиками кишат все тюрьмы. Таких людей много и везде, кроме тюрьмы. Но в каторге, вечно озлобленной, страшно подозрительной, недоверчивой друг к другу, голодной и изнервничавшейся, в каторге, где за шестьдесят копеек режут человека, где, имея в кармане гроши, можно нанять не только отколотить, но и убить человека, - в каторге волынщики часто играют страшную роль. Часто не из-за "чего" происходят страшные вещи. Заколотив насмерть арестанта, или при виде лежащего "с распоротым брюхом" товарища, каторга часто с недоумением спрашивает себя: