Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма - Терри Мори

Доподлинно неизвестно, читал ли Эндрю Дюпей опубликованное накануне в «Пост» письмо Берковица. Если да, это могло на него повлиять. Но, возможно, он не обратил на письмо внимания, потому что с начала лета был обеспокоен кое-чем другим, занимавшим все его мысли.

В июле молодой человек, всегда казавшийся семье общительным и жизнерадостным, вдруг стал испуганным и встревоженным. Его близкие и коллеги сразу заметили перемену. Он ничего не сказал жене, но на работе признался паре друзей, что у него большие неприятности: Дюпей заявил, что боится за свою жизнь.

«Это было совсем на него не похоже. Он не был параноиком по натуре. Он упоминал, что опасается за свою жизнь, но никогда не говорил почему», – рассказал один из сотрудников Почтовой службы, который попросил не раскрывать его имя из-за того, что занимает руководящую должность.

Теща Дюпея, Мэри Хитон, в 1981 году сказала мне следующее: «Все это было так странно, так не похоже на него. У зятя не было никаких проблем со здоровьем – ни с психическим, ни с физическим. Он не играл в азартные игры, его брак был прекрасным, он жил ради семьи. А в июле и августе стал вдруг испуганным и нервным, но не говорил, почему».

Возможно, ключ к разгадке кроется в письме, отправленном в редакцию «Ганнетт Вестчестер-Рокленд ньюспейперс» после того, как там начали публиковать мои статьи о заговоре. Его автор, живший в одном из домов в зоне обслуживания Дюпея, написал: «Однажды [в июле] он сказал мне: „Иногда почтальон узнает о людях на своем маршруте то, чего ему лучше не знать. И видит то, чего ему лучше бы не видеть“». Дюпей, добавил автор письма, не объяснил, что он имел в виду.

20 сентября, примерно в 17:30, Дюпей и Лори купали маленьких дочерей. Дюпей отлучился, сказав, что ему нужно спуститься в подвал, чтобы принести оттуда какую-то нужную детям вещь.

У подножия лестницы Дюпей нацарапал короткую записку. Затем он взял дробовик и покончил с собой.

«Только потом от его друзей по работе мы узнали, что он говорил, что боится за свою жизнь», – сказала Мэри Хитон.

В конце августа, примерно через две недели после ареста Берковица, Дюпей «очень сблизился с Лори и девочками – гораздо больше, чем раньше, – вспомнила Мэри Хитон. – Тогда он впервые взял их с собой на рыбалку. Обычно он отдыхал без них».

Похоже, Дюпей вовсе не собирался бросать семью.

В предсмертной записке он оставил еще один ключ к своей загадке: «Помнишь тот день в Глен-Айленде с итальянской семьей? Думаю, это их рук дело». Глен-Айленд – парк в округе Вестчестер, расположенный на берегу пролива Лонг-Айленд в Нью-Рошелле. В июне, за три месяца до смерти, Дюпей, Лори и дети отдыхали там на площадке для пикников, где можно пользоваться общественными мангалами. Дюпей тогда поспорил с одной итальянской семьей, которая хотела прибрать к рукам выбранное им место.

«Спор был пустяковым, и все сразу о нем забыли, – сказала Мэри Хитон. – Не могу поверить, что он решил, будто это может быть важно спустя такое время».

Действительно, довольно странно думать, что жизни Дюпея таинственным образом угрожали люди, о которых он после словесной перепалки на барбекю ничего не слышал целый месяц – и даже больше. Возможно, Дюпей считал, что они опасны, но такой вывод маловероятен.

Куда более существенная информация содержалась в письме человека, жившего в его районе, – на маршруте, по которому Дюпей ежедневно проходил мимо дома № 35 на Пайн-стрит, Уикер-стрит и дома № 316 на Уорбертон-авеню. В записке, цитировавшей собственные слова Дюпея, речь шла о чем-то увиденном или услышанном им в своих обходах. И время всех этих событий, столь близкое к аресту Берковица, также говорит о многом.

Позже я получил еще одно письмо:

«Я мог бы сообщить имеющуюся у меня информацию полиции Йонкерса, но, думаю, вам, так же как и мне, хорошо известно, что это стало бы ошибкой – учитывая, что в полиции работают два члена семьи Карр, сестра Уит и зять Джон Маккейб [на тот момент муж Уит и сотрудник полиции Йонкерса].

Почтальон Эндрю (я забыл его фамилию) знал их [Карров и Берковица], хотя об этом никогда не говорилось. Он покончил с собой несколько лет назад после встречи с неизвестным мужчиной в парке Пелем-Бей в Бронксе. Он сказал, что „они“ ему угрожали [кто такие „они“, неясно] и собирались убить его семью. Вскоре после этого жена нашла его застрелившимся».

«Неизвестный мужчина», с которым Дюпей якобы встретился в Бронксе, остался неопознанным. Автору письма больше нечего было сообщить об этом инциденте.

Коллеги Дюпея знали про его опасения за свою жизнь, но в разговорах с ними он не упоминал, что угрозы также адресовались его семье, как написано в письме. Однако действия Дюпея перед смертью подтверждают сказанное.

Он взял родных с собой на рыбалку, хотя обычно ездил без них. Он не рассказывал жене ни о каких угрозах, и в последние минуты жизни купал дочерей – вряд ли подобные действия могли послужить толчком к немедленному самоубийству. Разумнее предположить, что пребывание с семьей в интимной обстановке любви и взаимопонимания спровоцировало резкий рост страха того, что с близкими может что-то произойти – и он покончил с собой, чтобы защитить их.

Неизвестно, почему Дюпей не сообщил об угрозах в полицию. Возможно, он полагал, что защита со стороны властей будет недостаточной или слишком непродолжительной. Быть может, у него имелась и более зловещая причина.

Что мог увидеть или узнать Эндрю Дюпей на своем маршруте разноски почты, чтобы подвергнуться такой опасности и отнестись к угрозам настолько серьезно, чтобы предпочесть самоубийство любым попыткам разрешить ситуацию иным образом?

Напомним, что той весной и летом по всему району фланировали письма с угрозами – они отправлялись по почте, а Дюпей их доставлял. Возможно, он имел дело и с другой корреспонденцией, с помощью которой можно было идентифицировать отправителей. Также возможно, что Дюпей видел, как преступники входят в определенный дом или выходят из него, либо заметил Берковица в их компании.

Кроме того, в 1983 году в лесном массиве через дорогу от дома Дюпея нашли человеческий череп, принадлежавший неустановленному пожилому мужчине. Время захоронения черепа определят как примерно соответствующее дню смерти Дюпея. Происхождение черепа так и останется неизвестным, но можно предположить, что его украли с кладбища, чтобы использовать в ритуалах. Летом 1986 года в расположенном неподалеку похоронном бюро Маунт-Вернона похитят голову другого пожилого мужчины. Связаны ли эти инциденты между собой, неясно.

До сих пор никто точно не знает, с чем или с кем столкнулся Эндрю Дюпей, когда разносил почту. Возможно, в будущем ответ на этот вопрос будет найден. А пока вдове и детям остается лишь гадать, почему он умер.

В течение следующих двух месяцев я проверил массу зацепок, однако ни одна из них ни к чему не привела. Я как раз начал обдумывать оккультные отсылки в письмах Сэма, когда мне позвонил Мичелмор с долгожданными новостями.

– Наш контакт получил несколько ответов от Берковица. Думаю, тебе понравится то, что он добыл.

– Ну же, Питер, я уже так давно жду! Не заставляй меня просачиваться в телефонную трубку, чтобы узнать подробности.

Изображая непринужденность, я чувствовал, что меня разрывает изнутри. Но Мичелмор и без того считал меня слишком нетерпеливым, и я не собирался давать ему лишний повод в этом удостовериться.

Я уже сумел вынести долгое ожидание, хотя мой пессимизм по мере продолжения судебного разбирательства только нарастал. Поначалу Берковица признали невменяемым, поскольку он сумел запудрить мозги команде назначенных судом психиатров, скормив им историю о демоне. Потом его отправили на повторную экспертизу. На этот раз, главным образом благодаря заключению доктора Дэвида Абрахамсена, приглашенного окружным прокурором Бруклина Юджином Голдом, Берковица признали способным предстать перед судом. Абрахамсен не купился на сказку о демоне.