Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма - Терри Мори

Дэвид окончил школу в 1971 году, через несколько месяцев после того, как его отец повторно женился. Вторжение в их семью мачехи Джулии, у которой имелись собственные дети, крайне возмутило Дэвида. Одна из его новых сестер, Энн*, оказала на жизнь Дэвида заметное влияние, которое, если верить его версии событий, имело весьма мрачный оттенок. Берковиц позднее писал, что Энн интересовалась оккультизмом. Он называл ее ведьмой.

С появлением в его жизни нежеланной мачехи в лице Джулии Дэвид внезапно загорелся идеей пойти в армию. Нат считал, что сыну следует поступить в колледж, но Дэвид выбрал военную службу и заключил контракт в июне 1971 года, почти сразу после окончания школы.

Военную карьеру Дэвида нельзя назвать примечательной. Его не отправили во Вьетнам, но он провел год в Корее. Позднее его перевели в Форт-Нокс, штат Кентукки, где он и находился до момента увольнения в июне 1974 года.

В период службы Дэвид прошел стандартную подготовку по стрельбе из огнестрельного оружия, приобретя квалификацию стрелка среднего уровня, и дважды получал незначительные дисциплинарные взыскания. Берковиц признался, что во время пребывания в Корее он, как и многие его сослуживцы, несколько раз экспериментировал с ЛСД. Армия действительно изменила Берковица в одном важном отношении. Попав туда ястребом, он комиссовался антивоенным голубем.

Однако именно в период его пребывания в Форт-Ноксе, начиная с января 1973 года, у него впервые проявилась та особенность сознания, что впоследствии сделает его восприимчивым к негативным влияниям. Родившийся и выращенный иудеем Берковиц начал посещать баптистскую церковь Бет-Хейвен в Луисвилле.

Он сказал, что записался там на все программы и нередко проводил в церкви все воскресенье. Он без конца слушал религиозные радиопередачи, изучал богослужебные тексты и даже пробовал склонить к вере собственных сослуживцев и кое-кого из гражданского населения Кентукки, проповедуя с уличной кафедры.

То была вера старой закалки, с огнем и серой, адскими муками и прочим, и когда Дэвид после увольнения со службы весной 1974 года вернулся в Бронкс, Нату Берковицу оставалось лишь хвататься за успокоительное. Его воспитанный в иудаизме сын теперь говорил так, словно только что сошел с затянутой паутиной страницы «Алой буквы» [80].

Новая вера Дэвида закономерно осложнила общение с Натом. Вдобавок к этому усилилась его скрытая обида на Джулию. Дэвиду отчаянно требовалось собственное жилье. Поэтому при помощи Ната он нашел квартиру в доме № 2161 на Барнс-авеню и переехал туда в конце 1974 года, прихватив с собой изрядное количество мебели, подаренной ему отцом.

Дэвид поступил в Общественный колледж Бронкса и нанялся охранником в фирму «Ай-би-ай секьюрити», обслуживающую Манхэттен. Он также возобновил общение со старыми друзьями из района корпоративной застройки, хотя часть из них не выдержала испытания его новоявленным прозелитизмом.

В начале 1975 года Нат Берковиц бросил заниматься бизнесом, вышел на пенсию и вместе с Джулией переехал в кондоминиум во флоридском городе Бойнтон-Бич. Дочь Джулии Энн к тому времени предположительно уехала в Калифорнию, где связалась с какой-то коммуной.

Дэвид, несколько месяцев назад разорвавший связь с отцом в духовном смысле, теперь отдалился от него и географически. Скороварка продолжала кипеть на медленном огне.

Последнюю приправу к этому рецепту добавили в мае 1975 года. Не имеющий четкой цели в жизни Дэвид, чувствуя себя ужасно одиноким, решил отыскать своих настоящих родителей. Первым делом он вступил в ALMA (Ассоциация движения за воссоединение усыновленных с их родителями), сходил на несколько собраний и занялся поисками уже всерьез.

Свидетельство о рождении, выданное на имя Дэвида Берковица, привело его в Бюро записей Нью-Йорка, где он обнаружил, что его настоящее имя – Ричард Фалько. Затем он обзвонил всех Фалько в бруклинском телефонном справочнике, но это ничего не дало. Консультант ALMA посоветовал ему изучить старые телефонные книги в Нью-Йоркской публичной библиотеке. В бруклинском издании 1965 года Дэвид нашел «Бетти Фалько» и узнал, что она до сих пор живет по прежнему адресу, хотя теперь и не имеет зарегистрированного номера телефона. У Берковица не было уверенности, что эта Бетти Фалько – его мать, но он решил рискнуть.

В День матери [81] 1975 года он оставил в ее почтовом ящике открытку. Текст на ней гласил: «Ты была моей матерью совершенно особым образом». Внизу он поставил подпись «Р. Ф.», обозначив себя как Ричарда Фалько, и написал свой номер телефона.

В Бронкс он возвращался в тревоге, весь на нервах, но в то же время приятно взволнованный возможностью наконец узнать, кто он на самом деле, и воссоединиться с женщиной, произведшей его на свет. После смерти приемной матери Перл в 1967 году в Дэвиде образовалась зияющая пустота, вакуум, который он отчаянно стремился заполнить.

Бетти Фалько позвонила через несколько дней, и вскоре мать и сын встретились впервые с рождения Дэвида. Обеспокоенный, но полный надежд Берковиц в итоге ощутил себя раздавленным. Он узнал, что родился вне брака и что у Бетти есть дочь, Рослин, с которой та не рассталась. Прочие подробности о его происхождении и жизни Бетти встревожили его еще больше.

Однако Берковиц никак не показал своих мучений. Вместо этого он постарался наладить отношения с Бетти, Рослин, ее мужем Лео и их маленькими дочерьми, которых Дэвид искренне обожал. Он изо всех сил пытался жить нормальной жизнью.

Но боль оказалась слишком сильна. Крышка вот-вот сорвется с давно кипящей скороварки.

Спустя примерно девять месяцев, в феврале 1976 года, Берковиц внезапно и без объяснения причин переехал из Бронкса в частный жилой дом семьи Кассара в Нью-Рошелле. Комендант здания Линч сказал мне, что срок договора аренды Берковица на момент его отъезда с Барнс-авеню «истек лишь наполовину». Он по-прежнему работал в нью-йоркской охранной фирме «Ай-би-ай секьюрити», а его плата за жилье в Бронксе была ниже, чем в Нью-Рошелле.

Таким образом, на первый взгляд эта смена дома не имела никакого смысла ни с точки зрения удобства размещения относительно места работы, ни по какой-либо иной причине, обычно связанной с переездом. Кассара скажут мне, что размещали объявление о сдаче комнаты в вестчестерских газетах, но Берковиц так и не признается, каким образом узнал о нем.

Как бы то ни было, Берковиц уже через два месяца покинет дом Кассара. СМИ поднимут немало шума, строя предположения, что он внезапно сбежал оттуда из-за отвращения к лающей немецкой овчарке семьи.

Возможно, Берковиц и не оценил животное по достоинству, но он точно не «сбежал». Документы подтверждают, что он подал заявку на квартиру на Пайн-стрит, 35, в Йонкерсе за месяц до своего переезда. Его заявку одобрили, и только после этого, в середине апреля, он перевез вещи в квартиру 7Е. Так разрушается еще один распространенный миф о Берковице.

Если переезд Берковица в Нью-Рошелл выглядит загадочным, то его перемещение в Йонкерс кажется еще более любопытным. Эта смена места жительства также не облегчила его поездки на работу. Пайн-стрит, по сути, находилась на отшибе и вряд ли могла быть известна парню из Восточного Бронкса, который совсем недавно жил на противоположной стороне округа Вестчестер, в Нью-Рошелле.

Логично, однако, предположить, что у Берковица должна была быть какая-то весомая причина для того, чтобы поселиться в этой квартире на северо-западе Йонкерса, где арендная плата на сорок долларов в месяц превышала ту, что он платил в Нью-Рошелле, и была почти на сто долларов выше стоимости его жилья в Бронксе.

Эта причина будет занимать меня довольно долгое время. У меня имелись свои подозрения, но я еще несколько лет не смогу их подтвердить.

В мае по соседству с Берковицем начали происходить различные странные события, подробно описанные в главе VI. Нет никаких сомнений в том, что Берковиц был причастен к этим деяниям – но не как единственный зачинщик и исполнитель.