В поисках своего дома - Андрей Ветер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Длинный Святой опустился на землю, не доехав до своих Лакотов, и оставался неподвижным, совершенно сбитый с толку и подавленный происшедшим. Его длинная кожаная рубаха с перьями и человеческими волосами на нижней кромке легла в траве жёсткими коричневыми складками, и индеец стал похож на изваяние. Руки и лицо, раскрашенные жёлтым, застыли. Только длинные волосы слегка шевелились на ветру. Он не обращал внимания на свист пуль вокруг него. К нему неспешно подъехал Сидящий Бык, украшенный тяжёлым оперением из орлиных перьев со шлейфом до самой земли. Он слез с коня и сел рядом. Это был немного грузный и с виду суровый мужчина. Его раскосые глаза, близко посаженные к крупному носу, со жгучим любопытством глядели на мелькавшие за пороховым туманом синие фигуры в шляпах. Он покачивал головой, будто стараясь соответствовать своему имени, и словно старый бык высказывал тем самым молчаливый упрёк непослушным своим детям. Он достал из украшенного бисером мешка длинную трубку и закурил. Едва из его трубки поднялся сизый дым, возле самых ног вождя несколько раз разлетелись клочки рыхлой земли, но воин не удостоил предназначавшиеся ему пули даже беглого взгляда. Позади него, то разворачиваясь пёстрой лентой, то собираясь в бесформенную кучу, гарцевали раскрашенные Лакоты.
Неистовая Лошадь проскакал один раз прямо перед самым строем солдат, будто рассматривая их, и пуля с визгом оторвала щепку от древка его копья. Дикари завыли, замахали луками и дубинами, но не приблизились.
— Вы воете, подобно псам, когда в небе восходит луна, но не можете достать до неё, — гневно выкрикнул Неистовая Лошадь, потеряв душевное равновесие. — Такая война не прогонит солдат никогда! Проявить храбрость и угнать лошадей можно у Псалоков или Волков из-под носа. Но нельзя, сражаясь против Синих Мундиров, собирать прикосновения к врагам и похваляться ими, как в былые дни. Солдат надо убивать, ибо они понимают только язык ружей, который сваливает людей мёртвыми! Тот, кто приходит убивать нас, заслуживает только смерти! Нет нужды выказывать им нашу доблесть или благородство сердец! Мы, люди племени Лакота, должны забыть амбиции! Мы должны стать воинами по крови, время кровавых шуток на поле брани ушло!
Ночью лагерь Лакотов был тих. Никто не пел, не слышались разговоры. Лишь лошади фыркали да потрескивали костры. Гибкие струи дыма поднимались из жилищ в звёздную вышину. Тихими вздохами окружил прохладный ветер стены палаток. Изредка тишину тревожил случайный скрип шеста. Возле засыпающих индейцев скользили никем не замеченные призраки людей, совершивших великие подвиги и страшные преступления. Эти тени прошлого проникали в сны живущих, разговаривали там с родными и чужими, манили за собой, отталкивали от себя, воспевали необозримые просторы ушедшей жизни и обещали мрачное будущее, полное пожаров. Поутру деревня привычно окунулась в житейский шум и суету. Призраки, окутанные сумрачными песнями о грядущих бедах, отступили. Неторопливо объехав на пёгой длинногривой лошадке весёлую стайку детворы, к палатке Эллисона приблизился Маленький Большой Человек. Как всегда он был важен и смотрел на окружающих сверху вниз, слегка приподняв подбородок.
— Вчера мы вернулись из похода против Длинных Ножей, — сказал он вместо приветствия. — Мне интересно знать, почему ты не ездил с нами?
— Разве мужчина обязан отчитываться за свои решения? — На лице Бака появилось изумление. — Тебе нужно отправиться в деревню белых людей, брат мой. Там привыкли отвечать, когда их спрашивают строгим голосом.
Индеец опустил голову, смущённый своей невежливостью. Он считался храбрым воином, заслужившим уважение соплеменников и не раз доказавшим преданность своему народу, однако временами он бывал крайне несдержан и груб.
— Ты не должен считать, что я любопытен, как глупая женщина, — проговорил он с лошади, — никто не может сказать, что я сую нос в чужие дела.
— Я тоже не думаю так.
— Но мне интересно знать. Может быть, ты знал какую-то тайну, поэтому не пошёл против Бледнолицых?
— Я отвечу тебе, — серьёзным тоном сказал Бак, — но скажи мне сперва, сколько скальпов вы привезли?
— Ни одного.
— А много ли ружей вы добыли?
— Нет.
— Тогда ответь мне, брат, разве нужно было ехать так далеко, чтобы просто порезвиться верхом? Разве тут мало места? Неужели нужно ехать к Длинным Ножам, чтобы похвастать пышным оперением? Когда мы отправимся воевать не на шутку, я не задержусь в деревне, поверь мне. Воевать с Бледнолицыми можно только на смерть, а не для подсчёта подвигов.
— С твоего языка слетели слова, которые мы слышали от Неистовой Лошади. Он, как и ты, говорит, что с белыми нужно сражаться до смерти. Я думаю, вы правы, но не знаю, как же мне тогда посмеяться над врагом, если я его просто убью? Как докажу я ему, что во мне больше ловкости, если не прикоснусь к нему во время боя, не возьму его оружие и лошадь? Если я убью его, он не узнает, что я смелее и проворнее. Зачем тогда воевать?
— Сойди с коня, брат, и войди в мой дом, — предложил Бак, — мой сын привяжет твоего друга.
Сын Белой Травы, стоявший поодаль и внимательно следивший за гостем, радостно подбежал, уловив жест отца, и схватил повод лошадки. Его лицо запылало от гордости, ведь один из самых храбрых мужчин племени доверил ему, пятилетнему мальчишке, присмотреть за своим четвероногим другом. Вода-На-Камнях улыбнулась, глядя через откинутый полог палатки на сына. Возле неё молча сидела дочка, ковыряя маленьким пальчиком нашитые на мокасинах матери бусинки.
Несуетливая беседа увела мужчин в далекое прошлое, которое жило в легендах и воспоминаниях детства. Затем они вернулись в действительность, где в их воображении выстроились окутанные пылью колонны потных солдат.
— Они одолеют нас, — сказал Бак, — не сейчас, разумеется, позже. И никакое чудо нам не поможет.
— Зачем нам чудо? — удивился собеседник. — Лакоты сильны. Кроме того, у нас есть верные друзья Шайелы и Арапахи. Мы прогоним Бледнолицых.
Бак Далёкий Выстрел мысленно обозвал Маленького Большого Человека последним тупицей, каких видел свет. Никакой талисман не мог спасти дикаря от надвигавшейся последней войны с цивилизацией. Как бы сильно ни доверялся индеец чуду, обыкновенные кусочки свинца превращали его живое тело в труп. В этом не было магии. Это был обыкновенный, но не осмысленный индейцами до конца закон. Любой краснокожий, увидев во сне или в состоянии транса какой-то предмет, привлекший его внимание, будь то перо птицы или речная ракушка, принимал его в качестве священного амулета и доверял ему охрану собственной жизни, подключаясь через данный предмет к тонким сферам невидимого мира. В прежние времена амулеты действительно помогали, потому что оружие в руках врага насыщалось живой силой врага. Но мало кого спасали талисманы в бою, где стреляли винтовки, хоть у каждого воина их имелось по несколько штук. Это была новая система, на которую индейцы автоматически переносили старые правила. Были и заветные слова. Были обряды. Но никогда мужчина не обращался с упреками к своим оберегам, если получал ранение. Ему даже в голову не приходило, что амулет не обладал силой. Дикарь искал другие объяснения и находил их в огромном количестве: он не так повернулся, привязывая священный камешек, он притронулся к пище стальным ножом, а именно ему нельзя (по условиям видения) пользоваться металлическими предметами в быту, или же обмолвился словом со своей тёщей, что категорически возбранялось… Сотни причин приходили в голову индейцу, кроме одной: не каждый имел настоящую магическую силу, не каждому невидимые духи-покровители предоставляли свою помощь. В мыслях туземцы настолько привыкли к присутствию чуда, что оно даже не считалось чудом. Сама жизнь была проявлением чуда, потому что её создал Великий Дух, Великая и Непостижимая Тайна. Поэтому привычное действие одного человека оставалось обыкновенным действием, но могло стать чудодейственным в руках другого. Дух-Вакан, насыщавший барабанный бой, излечивал болезни. Песня отгоняла смерть. Злобное слово убивало. Белый же человек, лишенный такой жизни, мертвый в душе и сердце, жил тем, что забирал чужие жизни. Ему служили неживые рабы: пушки и ружья, они дышали смертью и сеяли смерть.