"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

— Бей.

Она опустилась на колени, и, не отрывая взора от янтарных глаз хищника, отрицательно качнула головой.

— Нечестно это. Он же ответить не может.

Федор Вельяминов молниеносным движением перерезал зверю горло.

— Есть враги честные, а есть бесчестные. С бесчестными надо драться, как и они с тобой.

— Драться надо честно, — упрямо ответила девочка.

Марфе еще долго снились желто-зеленые волчьи глаза. Будто в углу детской горницы стоит темный человек, о котором рассказывал Петруша Воронцов, мол, как он взглянет на тебя, так и конец тебе. В тех снах темный человек протягивал ей руку, и она вставала с постели и шла к нему — безвольно, бездумно, будто влекомая чужой недоброй силой.

«Отыди от меня, зрящ бес полуночен», — перекрестилась девочка и в который раз уже провела пальцем по лезвию кинжала.

Сверху Марфа сложила свои растения. Собирать она их начала, когда маменька стала учить ее лекарскому делу. В саморучно переплетенной толстой тетради она аккуратно подписывала названия по-русски и по латыни, копируя их из матушкиного травника. «Вот если б еще у Вассиана попросить травок, — подумала девочка. — Но когда мы в Чердынь ездили, я еще маленькая была, а там растения наверняка не такие, как у нас».

С единокровным братом у Марфы завязалась переписка, когда Вельяминовы вернулись из Пермского края. Вассиан присылал ей искусно исчерченные карты, а один раз даже передал с оказией несколько невиданных темно-зеленых камней, в цвет глаз Марфы. Федор велел выточить из них шкатулку для дочери.

Последней в сундучок легла книга, подарок деда Никиты на недавние Марфины именины.

Это было напечатанное в октаву издание «Землеописания» Дионисия Периегета, отпечатанное в типографии Альда Мануция в Венеции. На первой странице была карта Земли со всеми морями, океанами и даже Новым Светом.

Одежду Марфа побросала в сундучок кое-как. Впрочем, охотничий наряд был свернут со всем тщанием и уложен на самый верх сундука.

Лодьи вышли на рассвете. Марфа во все глаза смотрела на бескрайний простор, на крутую волну, разбивавшуюся о бок головного струга. Кормщики развернули паруса, и караван потянулся к устью Волхова.

— Это озеро Ильмень, — сказала мать, и девочка, задрав голову, успела заметить блеснувшую в темно-серых глазах слезу. — А дальше к северу лежит Чудское озеро, где благоверный князь Александр разбил рыцарей Ливонского ордена.

— Великий был бой? — Марфа жадно вдыхала свежий ветер, что нес их к Новгороду.

— Великий и страшный. Там пал предок наш, Григорий Судак. Века прошли, а и сейчас живет память о той победе.

Заходя в устье Волхова, кормщики слаженно наклонили лодьи, и Феодосия до боли сцепила пальцы, спрятанные в рукавах опашеня. Почти пятнадцать лет прошло, как покинула она Новгород юной женой Василия Тучкова, и сейчас возвращается — боярыней Вельяминовой, с караваном лодей, с подарками отцу, с дочерью.

— А Волхов-то пошире Москвы-реки будет! — звонко воскликнула Марфа. Гребцы на струге рассмеялись, а бородатый кормщик, обычно угрюмый, широко улыбнулся.

— Права боярышня наша, даром что дитя, а глаз вострый. И пошире Волхов, и поглубже.

Если хочешь, девонька, так и у руля можно постоять. — Он присел рядом с Марфой и хитро, снизу вверх посмотрел на Феодосию.

— Маменька, правда можно? — просияла Марфа.

— Иди, иди, посмотри на господина Великий Новгород, на гордость его, — разрешила мать.

Кормщик, — Марфа уже знала, что зовут его Никифор и у него три дочки, столько, сколько ступенек на лестнице, смешно показывал он ладонью от пола, — положил маленькие ладошки Марфы на штурвал, и накрыл их сверху своими большими, жесткими руками.

— Вот так, боярышня, — прогудел он. — Так и правь, и пристанем прямо у ворот новгородских.

Перед ними вставал белокаменный город, с парящим над ним золотым куполом Святой Софии. Марфа будто стояла в подмосковной усадьбе, на обрыве Воробьевых гор, и глядела на Москву. Да только златоглавая плыла внизу, и Марфа чувствовала себя над ней птицей.

Здесь же город рассыпался перед ней чудным ожерельем, становясь все выше, все величественней.

— Господин великий Новгород, — пробормотала девочка. — Здесь дед Никита мой живет.

— Живет, а как же, — подхватил кормщик. — Никита Григорьич по всей земле Новгородской славен.

Струг мягко приткнулся к речной пристани. На борт поднялся седой человек, как две капли воды похожий на Феодосию. Она радостно поклонилась отцу и звонким, помолодевшим голосом поблагодарила команду.

— Спасибо, люди добрые, за помощь, за заботу, за то, что славно добежали до земли Новгородской.

— Благодарствуй, боярыня, здрава будь ты и семейство твое, — склонил голову Никифор.

Никита Судаков подошел к притихшей Марфе и присел рядом.

— Стало быть, ты и есть Марфа Вельяминова, внучка моя единственная? — В его глазах запрыгали чуть заметные смешинки.

— Я есть боярышня Марфуша, — важно сказала девочка и протянула деду руку. Тот, не удивившись, пожал ее.

— Добро пожаловать, боярышня.

Чудеса начались прямо у пристани. Марфа думала, что, как в Москве, их будет ждать возок — чтобы бояре не замарали платья в густой жирной грязи, однако от пристани к городским воротам взбиралась широкая дорога, выложенная бревнами.

— А где же возок? — растерялась она.

— В Новгороде, внучка, пешком ходят, — усмехнулся Судаков. — Давай руку, на людей посмотришь, себя покажешь.

Марфа, позже видевшая великие города Европы, навсегда запомнила тот путь по новгородским улицам. Больше всего ее поразила чистота. В Москве даже у Кремля высились кучи грязи, да и на боярских дворах зачастую прямо у стен богатых теремов валялись свиньи. Только здесь она поняла, почему мать строго выговаривала ей за малейший беспорядок в детской.

Мать с дедом о чем-то негромко переговаривались, а Марфа дивилась, как много людей вокруг, с каким достоинством они неспешно — или даже торопясь, но никого не расталкивая, — идут по своим делам. В толпе попадались люди в иноземной одежде, многие из них, — должно быть, тоже недавно приехавшие, — озирались вокруг с немым восторгом.

С Никитой Судаковым здоровались, он останавливался, перекидывался словом-другим с каждым, пожелавшим ему здравствовать. До Марфы доносились обрывки разговоров — про караван с товарами для корелов, про навигацию на Ладоге, про поставки рыбы с Белого моря.

Усадьба деда поразила ее непривычным деловым порядком. Казалось, здесь нет ни одного бездельного человека — не то, что на Москве, где дворня сидит у ворот и треплет языком, выстругивая щепки или лузгая семечки.

Ее оставили в детской горнице и велели прийти к трапезе через час — мать перевернула простые песочные часы, стоящие на низенькой, как раз под рост Марфы, конторке.

Оглядевшись, девочка принялась рассматривать книги. Их было немного, но были там пречудесные издания, например, маленькая, но толстая книга на уже немного понятной Марфе латыни с красивыми картами чужеземных стран и изображениями диковинных существ. Рядом стояла латинская грамматика, Марфа сначала подумала, что это та же книга, по которой она училась сама, но здесь задания были сложнее, а поля пестрили пометками. Чья-то детская рука писала спряжения глаголов и подчеркивала непонятные места.

На поставце стояла совсем уж невозможная вещь — круглый шар на деревянной подставке.

На нем были наклеены карты. Их Марфа уже видела и могла показать, где Москва, где Новгород, где запад и восток. Но этот шар крутился, и девочка застыла, восхищенно глядя, как под ее пальцем вращается маленькая Земля. Аккуратно прижав к себе диковину, она заторопилась к взрослым.

— Что сие есть?

— Сие есть глобус, дитя. Он показывает нам дальние страны и великие моря, — степенно ответил дед.

— А почему он крутится?

— Потому что Земля наша крутится вокруг своей оси, так и глобус, — сказала мать. — А теперь причешись, вымой руки и приходи за стол.

За обедом Марфа ела молча и быстро. Кормили здесь просто, но очень вкусно. Свободной рукой она исподтишка вертела глобус, стоящий рядом на лавке.