Не отступать и не сдаваться. Том 4 (СИ) - Тыналин Алим

До конца раунда осталось совсем немного времени. Внезапно я почувствовал, что мой живот сейчас развалится на части. Содержимое желудка упадет на покрытие ринга.

Хоть бы продержаться до перерыва, хоть бы продержаться! Одной из причин, по которым я выбрал тактику постоянного давления, было как раз нежелание дать Гарбею возможность догадаться о моем истинном состоянии.

Если он поймет, что я плохо себя чувствую, мне крындец. Поэтому я снова и снова шел вперед на противника, не давая ему опомниться и внимательно рассмотреть меня.

В итоге из-за усталости я уже совсем перестал скакать по рингу, а двигался только туловищем и головой. Уклоны, нырки и покачивания. Движения туловищем — перемещения взад-вперед, перенос веса тела с одной ноги на другую, развороты. И все буквально в нескольких сантиметрах от мелькающих в воздухе перчаток противника.

Ритм, ритм, вот что главное. Я оказывался сразу в нескольких местах одновременно. Мы работали в постоянном контакте.

Когда под конец стало уже совсем туго, я начал использовать грязные приемчики. Налегал на Гарбея, толкал его, хватал и накладывал предплечье на его плечо. Пару раз рефери вынужден был сделать мне замечание.

Но я все равно продолжал грязную борьбу, потому что у меня совсем не осталось выхода. Особенно часто я использовал следующий трюк: на миг ложил перчатку противнику на локоть, потом быстро убирал ее и пробивал ему в голову. В это время Гарбей как раз думал над тем, как держать свой локоть внизу, чтобы прикрыть туловище от моей возможной атаки.

А еще я много раз ложил перчатку на плечо Гарбея. Он к тому времени дошел до белого каления от моих грязных приемчиков и дико бесился. В итоге, Гарбей выстреливал быстрым хуком через мою вытянутую руку, я нырял под удар и бил контрхук.

Под конец раунда я изнемогал от усталости и боли. Когда уже он закончится и ударит гонг? Гарбей словно почувствовал мое состояние и сам усилил натиск на меня. Он пробил джеб левой и затем кросс правой. Я пытался контерить его и ударить контркросс поверх его прямого, но не смог пробиться.

Противник пробил джеб прямо мне в лицо и я едва успел отшатнуться. Он воткнул кросс, я ушел от удара и нанес левый контрхук в корпус.

Но вместо того, чтобы прийти в себя от моей контратаки, Гарбей атаковал меня чертовски болезненными ударами по корпусу. Ох и больно же мне было.

Все, что мне осталось, это терпеть боль и отбиваться от него быстрыми внезапными ударами. Я даже не контролировал, куда бью их, все равно, главное бить хоть как-то. Пробив несколько ударов и получив от меня сдачи, Гарбей успокоился.

Мы на секунду застыли друг против друга. Я ждал гребаного сигнала на перерыв. Ну когда же он наконец раздастся?

Гарбей снова атаковал меня, начав с джеба. Я был вымотан и позволил ему попробовать пробиться. Выкинув джеб, соперник ударил еще один и добавил левый хук.

В это мгновение, когда он пробил боковой, я вступил в бой и разменялся с ним ударами. Снова пошел махач почти по-колхозному, потому что противник тоже порядком устал.

Я и не думал, что можно вымотаться так всего за один раунд. Но своей главной цели я и так достиг. Гарбей не знает о моей боли. А какой счет по очкам, сейчас будет видно.

Но Гарбей, как и я, не хотел сдаваться. Он все еще надеялся свалить меня и снова атаковал. Я собрал силы и тоже бросился на него.

Мы сошлись в жестком встречном бою. Кубинец по-прежнему реагировал на мои финты, правда, уже не так резво, а заторможенно. От его ударов я старался уходить уклонами и нырками. Я и сам не знал, откуда у меня взялись силы, чтобы держать оборону. Кажется, даже боль в животе на это время отступила.

Мои уходы принесли пользу. Гарбей несколько раз промахнулся и по инерции завалился вперед. Он бесцельно махал перчатками в воздухе.

Хорошие новости. Чем больше противник пытался попасть по мне, чем больше вкладывался в удар, тем быстрее он уставал. Когда он оказался совсем рядом и навалился на меня, я толкнул его по рингу, а сам ушел в сторону. Пусть тратит силы на то, чтобы устоять на ногах.

Ну, а пока он восстанавливал равновесие, я обрушил на него серию ударов по корпусу. Тоже постарался собрать все силы и пробивать как можно сильнее. Удары по туловищу тоже отнимают много энергии.

В этот момент Гарбей изловчился и ударил меня в челюсть. Я уклонился вправо, нырнул и ответил хуком, почти наугад. Моя перчатка врубилась противнику в голову, он подался назад.

Я снова ушел влево, почти инстинктивно ощутив, что он сейчас снова ударит мне по голове. Так и случилось, я вернулся на середину, чуть присел, пропустил его удар сбоку и ударил контрхуком.

Теперь уклон вправо, оттяжка головы назад. Глаза заливало потом, я еле видел противника. Наклон назад, потом влево, нырок, снова нырок. Гарбей безуспешно пытался достать меня джебами. Я опять пробил боковой, но тоже промахнулся.

Так я уклонялся влево-вправо, качая «маятник», уходил назад, лавировал и почти не ощущал своего тела.

Наконец, когда я был готов рухнуть на ринг от усталости, звякнул гонг. В ту же секунду мы схлестнулись с Гарбеем кулаками и я ощутил в руке дикую боль.

В той самой руке, которая когда-то была сильно травмирована. Кажется, в ней что-то хрустнуло.

Глава 27. Финал

Не помню, как добрался до своего угла. Дошел на автомате, ковыляя, как раненый зверь.

Теперь уже все равно, видно неприятелю и зрителям мои недуги или нет. Я проиграл, это и ежу понятно. От боли в животе я скрючился и чуть не свалился перед самым стульчиком.

А левая рука тоже вся горела обжигающей болью. Работать ею я вряд ли смогу.

— Какого хера? — спросил Худяков, наклонившись ко мне. — Что случилось, Витя?

Поскольку я сидел, склонившись вперед, он взобрался на ринг и встал передо мной. Схватил за плечи и приподнял. Посмотрел мне в глаза.

Я поразился тому, как он взволнован. Потом обратил внимание, что тренер побледнел, как мертвец. Наверное, я выглядел не лучше.

— Hey! — закричал рефери, подходя к нам. — Are you alright? Is it ok?

Помимо него, к нашему углу подошел посланец от организаторов. А еще неподалеку топтался врач. Я поглядел на Худякова и чуть заметно качнул головой. Не знаю, не знаю, смогу ли я выдержать следующий раунд. Но так просто я тоже не могу сдаться.

— Все хорошо! — закричал Худяков, выпрямляясь и успокаивающе подняв руки. — Все хорошо, он в порядке!

Все отошли, но я заметил в стороне нескольких журналистов и фотографов, жадно наблюдающих за нами. Они походили на стервятников, кружащих над головой умирающего человека.

Вот дерьмо, я что, выгляжу так хреново, что меня уже пора списывать со счетов? Я кинул взгляд в сторону угла противника и увидел, что Гарбей улыбается. По лицу его стекали струйки пота.

Но тут Худяков тряхнул меня за плечи. Травмированную руку я держал на весу, но ее все равно пронзила острая боль.

— Что случилось, Витя? — спросил он. — Долбаный живот?

Сначала я хотел скрыть от него травму руки, но потом передумал. Уж Худякову можно будет сказать правду. Он не будет действовать без моего согласия.

— Живот тоже и еще рука, — сказал я. — Та самая рука!

Худяков в ужасе посмотрел на мою руку. Хотел прикоснуться, но тут же отдернул ладонь. Подозвал помощника, велел принести бинт.

— Нет, Витя, — прошептал он. — Нет, только не это. Это же, как минимум, перелом. Ты должен сойти с дистанции. Ты не должен так рисковать ею.

Словно в подтверждение его слов, руку снова пронзила боль и я замычал, раскачиваясь на месте. Под воздействием этих ощущений утихла даже моя революция в животе. Хотя, скорее, не утихла, а затаилась, поджидая своего часа.

— Да, но золото Олимпиады! — простонал я. — Дядя Игорь, золото! Я почти добил Гарбея, даже с больным животом.

Тренер поглядел куда-то в сторону и вверх. Ага, на табло.

— Да, это точно, по очкам вы почти рядом, — сказал он. — Я все понимаю, Витя, но травма руки. Это не шутки. Как не крути, но я предлагаю остановить бой.