Международно-правовые модели Европейского Союза и Таможенного союза: сравнительный анализ - Андрей Морозов

В то же время введение международных договоров в правовую систему государства не является самоцелью; благодаря этому закрепляется возможность их непосредственного использования и применения во внутригосударственных отношениях, создаются благоприятные правовые условия для реализации международных договоров.

Следует отметить, что государства по-разному рассматривают в своих конституциях вопрос о соотношении норм международного права с нормами права внутригосударственного. В принципе это суверенное право государства, каким образом оно считает нужным, таким оно и включает общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры в свою правовую систему, право или законодательство. П. Е. Галюк отмечает, что «в рамках национальной правовой системы государство может выбирать порядок и способ реализации международных договорных предписаний, а также определять статус и место международных договоров в системе национального законодательства»[382]. Профессор Т. Тодоров, касаясь вопроса взаимодействия международного и внутригосударственного права пишет: «всякое государство самостоятельно определяет отношение к международному праву, как правило, через свои конституции»[383].

Однако здесь нужно иметь в виду некоторые юридические нюансы.

В тех государствах, конституции которых рассматривают указанные принципы и нормы международного права, а также международные договоры частью законодательства или права[384], возможно возникновение проблемы, связанной с тем, что закон принятый позже международного договора, может отменить последний, – на основании принципа – «закон последующий отменяет закон предыдущий (lex posterior derogat priori)», что гипотетически дает возможность произвольного отказа от взятых международных обязательств.

В белорусской школе международного и конституционного права также неоднозначно рассматривается вопрос об иерархическом соотношении норм международного права и белорусского законодательства. Так, Л. В. Павлова считает, что общепризнанные принципы международного права занимают наивысшее место в правовой системе Беларуси, второе место занимает Конституция Беларуси, согласно положениям ст. 8 Конституции Республики Беларусь. Однако, как отмечают белорусские авторы, «данные положения не позволяют дать четкого определения средств и способов имплементации международных обязательств Республики Беларусь в национальное законодательство. Вопрос о возможности непосредственного действия норм международного права на территории Белоруссии является дискуссионным»[385].

В доктрине Республики Казахстан применяется дифференцированный подход к соотношению национального законодательства с общепризнанными принципами международного права, ратифицированными международными договорами и международными договорами Республики Казахстан, не подлежащих ратификации. Если первые два компонента включаются в правовую систему Республики Казахстан, то в отношении третьей группы – международных договоров Республики Казахстан, не предусматривающих ратификацию, такого не наблюдается. Как отмечает казахский юрист С. Т. Алибеков, «приоритет перед законами и непосредственное применение ратифицированных международных договоров на территории республики предполагают ситуативное превосходство норм таких договоров в случаях коллизий с нормами законов»[386]. В то же время, как отмечает академик Национальной академии наук Республики Казахстан М. Т. Баймаханов, «…приоритетность норм международных договоров, прошедших процедуру ратификации в данном государстве, перед актами национального права не обуславливается особыми свойствами или повышенной юридической силой этих норм, а устанавливается самой Конституцией»[387].

Немецкие юристы по рассматриваемому вопросу занимают следующую позицию. Р. Арнольд считает, что «ранг международно-правовых договоров в немецком правопорядке определяется качеством той правовой нормы, которая способствовала трансформации договора в немецкое право, то есть закона об одобрении. Таким образом, и договор в форме закона об одобрении и (более поздние) федеральные законы имеют равные ранги. Применяется норма «lex posterior»: lex posterior derogat legi priori. Это означает, что (федеральный) закон, последующий за законом об одобрении международно-правового договора, может без проблем изменять закон об одобрении, так что в этом отношении в немецком правопорядке силу имеет этот последующий закон (по сравнению с законом об одобрении он является, следовательно, более поздним), а не содержание международно-правового договора. Изменение содержания договора путем изменения закона об одобрении представляется, таким образом, возможным в рамках трансформационной модели»[388]. Далее Р. Арнольд особенно подчеркивает, что на основании принципа приверженности государства нормам международного права соответствующий закон должен быть тогда в этом отношении изменен. От его применения внутренними органами нужно отказаться, как только будет обнаружено его противоречие международному праву, поскольку иначе нарушается названный принцип[389].

Некоторые авторы, утверждают, что «международные договоры, в которых участвует Россия, входят в состав ее действующего права в качестве общеобязательных и приоритетных по своей юридической силе источников, но в то же время, являясь актами международного права, не являются составной частью ее национального законодательства»[390]. Такой подход, на наш взгляд, представляет собой некорректное истолкование Конституции РФ, согласно которой международные договоры Российской Федерации входят в правовую систему, а не в право. Понятие правовой системы шире, чем понятие права. Право, в свою очередь, входит в правовую систему[391].

С учетом вышеизложенного следует отметить, что текущее законодательство государства должно опираться на положения Конституции РФ, а не искажать их, что может помешать эффективной реализации норм международного права на внутригосударственном уровне, а также ввести правоприменителя в заблуждение, дать ему неправильную ориентировку в отношении указанных международно-правовых норм.

Кроме того, в связи с положением, буквально отраженным в ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, если исходить из его правового толкования, встают некоторые вопросы, в том числе в отношении термина «закон». Следует ли толковать его буквально, т. е. подразумевая под ним только закон, или относить к нему иные нормативно-правовые акты, такие как указы Президента РФ, постановления Правительства РФ, т. е. толковать термин «закон» в этом случае расширительно? А также все ли международные договоры Российской Федерации обладают приоритетом применения в отношении законов, или для этого необходимы определенные условия?

По нашему мнению, в отношении термина «закон», используемого в ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, представляется, что его необходимо толковать расширительно, т. е. понимать под термином «закон» федеральные законы и указы Президента РФ, постановления Правительства РФ и иные нормативные правовые акты (например, акты министерств и ведомств). Аналогичного мнения придерживается Б. С. Эбзеев; он указывает, что понятие «федеральный закон» следует толковать расширительно, имея в виду, что приоритет в применении конвенционных норм распространяется и на подзаконные нормативные правовые акты[392]. Если же толковать термин «закон» не расширительно, то в случае, если, например, международным договором Российской Федерации будут установлены иные правила, чем предусмотренные постановлением Правительства РФ или указом Президента РФ, конституционная норма ч. 4 ст. 15 не сможет работать должным образом, исказится ее истинный смысл. А. С. Пиголкин, говоря о расширительном толковании (он его называет распространительным), отмечает, что при таком толковании буквальное выражение правовой нормы расширяется до ее действительного содержания. Расширительным (распространительным) может быть как толкование того или иного слова или термина, употребленного в нормативном акте, так и всего словесного выражения нормы в целом[393].

Более сложный вопрос состоит в том, все ли международные договоры Российской Федерации обладают приоритетом применения, в случае если они устанавливают иные правила, чем закон? Как уже было отмечено выше, международные договоры Российской Федерации заключаются на трех уровнях: от имени Российской Федерации (межгосударственные договоры); от имени Правительства РФ (межправительственные договоры); от имени федеральных органов исполнительной власти (межведомственные договоры). Федеральный закон «О международных договорах Российской Федерации» не содержит прямого ответа на вопрос о приоритетном применении правил международного договора[394]. По этому вопросу свое мнение высказал Пленум Верховного Суда РФ в постановлении от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации». Пункт 8 указанного постановления устанавливает, что «правила действующего международного договора Российской Федерации, согласие на обязательность которого было принято в форме федерального закона, имеют приоритет в применении в отношении законов Российской Федерации. Правила действующего международного договора Российской Федерации, согласие на обязательность которого было принято не в форме федерального закона, имеют приоритет в применении в отношении подзаконных нормативных актов, изданных органом государственной власти, заключившим данный договор».