Наваждение Монгола - Анна Гур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он успел подойти и сейчас нависает надо мной скалой. Ловит меня за ладони и поднимает, словно пушинку.
Наклоняет ко мне лицо и уже в следующую секунду сильные губы обрушиваются на мои, заставляют сердце биться через раз.
Умелый рот атакует, лишает воздуха, а я горю в его руках, которые скользят по моему телу, заставляя мурашки бежать, сходить с ума, пока его руки очерчивают изгиб моего тела.
Такое ощущение, что равновесие теряю и сорвусь, если отпустит меня сейчас. Отпускает на мгновение, чтобы прошептать:
– Так же и в клубе отжигала… Всех с ума свела.
У меня в горле пересыхает. Превращаюсь в пепел под этим обжигающим взглядом.
– Танцевать – это все, что мне осталось, — растягиваю губы в улыбке. – Когда все рушится и босые ступни обжигают битые стекла, мне остается только этот вид протеста.
– Сумасшедшая, отчаянная девчонка…
Проговаривает с такой странной интонацией, что на мгновение чудится в этом голосе восхищение, а до меня с запозданием доходит, что он все знал, выяснил и, видимо, смотрел видео из клуба.
Иначе…
Черт.
Немного становится стыдно, я ведь действительно в тот злополучный день слетела с катушек.
Прищуривает свои янтарные глаза, касается пальцами моего влажного лба, убирает прилипшие волоски.
За спиной вырастают крылышки, от его взгляда, от того, что мне очень хочется думать, что я сразила этого мужчину своей бесшабашной дерзостью.
Он дал мне шанс показать себя, он не выдержал и сам подошел…
Глупая девчонка уже строит немыслимые замки у себя в голове и, все еще улыбаясь, я задаю заветный вопрос:
– Теперь ты позволишь мне позвонить домой?
Приподнимает мой подбородок, и я сама подаюсь вперед, сердце рвется к Монголу несмотря ни на что, а он смотрит задумчиво, с жадностью рассматривает и в это самое мгновение сердце пропускает удар.
Предчувствие надвигающейся бури отбивает неровный ритм, и улыбка меркнет на моих губах…
– Нет.
Отвечает ровно, а до меня не доходит. Моргаю раз, другой.
– Что?
Повторяю, как последняя идиотка, и Гун оглушает:
– Мой ответ: нет.
Дергаюсь, чтобы отстраниться.
– Ты… ты ведь сказал, что позволишь…
– Та сама решила показать гонор, а я показываю тебе, что, когда идешь на сделку, надо слышать, что именно тебе говорят в ответ на твое предложение…
– Но как же…
– Я не дам тебе позвонить домой, Ярослава. Это не обсуждается.
– Но ты ведь сказал…
– Вспомни, что именно я тебе сказал. Формулировку.
Думать в этих горячих руках получается совсем плохо, пытаюсь вспомнить нашу перепалку.
Ведь он ничего не ответил на мое предложение. Промолчал…
Прикусываю в раздумьях губу, а он касается пальцем, ласкает и заставляет отпустить собственную плоть, не впиваться в нее зубами.
– Я не люблю, когда ты кусаешь губки, Алаайа.
– Прикажешь избавиться от привычки?! – фыркаю, закатив глаза.
– Нет, почему же, ты можешь продолжать, но каждый раз, когда ты это делаешь, будишь во мне желание самому попробовать тебя на вкус. Хочешь привлечь мое внимание, продолжай в том же духе, душа моя.
Раздвигает губы в улыбке.
– Я дам тебе гораздо большее, чем просто звонок… То, чего ты так жаждешь…
Опять меня что-то смущает в формулировке Монгола, но она ускользает от сознания. Я оглушена.
– Что?
Шепчу и распахиваю глаза, чтобы вновь утонуть в янтарной бесконечности. К вниманию Монгола невозможно привыкнуть. Он смотрит так, словно душу вынимает.
Проводит большим пальцем по моей щеке, стирает влагу.
– Алаайа, почему именно ты, почему из всех возможных женщин шакал выбрал именно тебя?!
Пожимаю плечами, у меня ответов нет. Хотя у самой есть аналогичный вопрос.
– Почему именно ты, Монгол? Почему именно ты ворвался в мою жизнь, как смерч, и разметал все на своем пути?
Разглядываю, как языки пламени играют на лице мужчины, придавая Гуну загадочность. Он сильно похож на варвара из старых сказок. Словно ожил и сошел с древних фресок.
Все в нем кричит о его силе, власти, богатстве и уверенности в себе. Он искушен, грешен и до безумия привлекателен. Наклоняется ко мне, и мое сердечко сладко трепещет.
Могла бы ли я когда-нибудь оказаться под вниманием этих бешеных глаз, если бы не стала невестой врага?!
Навряд ли.
Такие, как Монгол, выбирают раскованных женщин, уверенных в себе, раскрепощенных, а не мышек, шарахающихся по углам, чтобы их не приметили.
Почему-то мысль встретиться с этим мужчиной в других обстоятельствах вызывает сладкое томление и отдает разочарованием.
Без шансов. Он бы прошел мимо. Гун и сейчас просто играет со мной.
Дергаюсь, хочу вырваться, убежать в свою комнату, закрыться и переждать ураган, бушующий в груди.
Резко разворачиваюсь, но не учитываю расположение кресла, стоящего позади, больно ударяюсь ступней, теряю равновесие и лечу на стеклянный столик, готовая принять на себя удар и порезы от разбитого стекла…
Гун реагирует просто молниеносно. Его сильные пальцы смыкаются на моем плече и дергают обратно, по инерции врезаюсь в литое каменное тело.
Охаю и поджимаю ногу. Я сильно ударилась мизинцем, который буквально пульсирует от боли, распространяя огненный жар по ноге.
– Ты ходячее бедствие.
Рычит мужчина над моей головой.
– Да, я знаю тысячу и один способ самоубиться!
Почему-то улыбаюсь, и Монгол хмыкает на мою шутку.
Пытаюсь поставить ногу на пол, но палец опять простреливает болью, всхлипываю, а затем пищу, потому что мужчина не церемонясь берет меня на руки и в два шага садится со мной на софу, дергаюсь в сторону.
– Тихо.
Проговаривает резко, и крупная смуглая ладонь ложится на мою стопу, которая буквально теряется в этих сильных руках.
Мне становится дико не по себе от смущения, когда Монгол без стеснения принимается рассматривать пальчики на ногах, а я почему-то внутренне радуюсь, что с педикюром у меня все в порядке.
Очнись, дура! Это твой похититель!
Бунтует внутренний голос.
– Перелома нет. Просто ушиб, – берет с блюда с ломтиками фруктов дольку яблока и прикладывает к пульсирующему пальчику, – маленькая хитрость. В яблоке железо, помогает при ушибах.
Вскидывает голову и смотрит мне в глаза.
– Спасибо, я не знала.
Пытаюсь отнять свою ступню, согнув ногу, но не отпускает, держит меня и длинные умелые пальцы второй руки ласкают кожу, поднимаются вверх по голени. Тонкая ткань в длинных порезах и сейчас моя нога неприлично оголена. В танце это смотрится красиво, но сейчас кажется, что я голая перед ним.
– Отпусти, Гун. Уже все прошло…
Проговариваю робко, смущаюсь.
– А если я не хочу тебя отпускать?
Вроде и вопрос задает, а мне почему-то иное слышится, словно он не про мою ступню говорит.
– Я
