Лут - Евгения Ульяничева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каким был Лут для Юга? Третий его не боялся. Сидел на борту, спустив волосы в глубину — неужели доставал до самого дна? — мог забраться на руль высоты, беззастенчиво разглядывал. Одной масти, оба с горячим звездным огнем в жилах. Определенно, для каждого Лут был свой и — своим.
Волоха остановил корабеллу, и именно в этот момент тьма под ними разошлась — точно совлекли черный фокусный плащ — и Лут выпустил из чернильной пасти серебристую долгую спину, и обтекаемые бока, и лучи оперения.
От представленных размеров явление не сразу соотнеслось в сознании, не сразу поняли, что…
— Это ж нихера не Бухта, — прохрипел Дятел, — это…
— Рыба Рыб, — севшим голосом подтвердил Волоха, закидывая голову. — Одна из корональных, плавающих резиденций Вторых. О, Лут, как глубоко они ее утопили…
Рыба словно висела в черной глыбе льда, законсервированная чешуйчатой броней, по которой прокатывались смородиновые волны всполохов. По бокам лепились наросты — капсулы-шлюпки, на данный момент пустые и неактивные. Челюсти Рыбы были открыты — приглашающе разомкнуты, ровно объятия капкана.
Волоха направил корабеллу туда, даже не счел нужным выразительно помедлить перед заплывом. Рыба была — как ларец, фаршированный умопотрясающим сокровищем. Пиратский клад.
— Она живая, как думаете? — в голосе Руслана восхищение мешалось с испуганным восторгом.
— Предлагаешь строганиной запастись?
— Господа, хочу отметить, что строение челюстей этой махины весьма схоже с челюстным аппаратом исполинской акулы…
— Которая вроде как людей не ест, ага.
Корабелла медленно, торжественно вошла в открытую пасть. Флаг горел гордо, яркой малахитовой зеленью.
Мусин и Буланко фиксировали происходящее на пластины ихора. Иночевский молчал, поигрывая тяжелыми кольцами Лафона, облепившими самоцветными огнями фаланги тонких пальцев. Опасный и прекрасный подарок Лута шел исключительно ему одному, прочим не по руке был, не по силам.
Возможно, капитану пришлись бы впору, но он о примерке ни разу не спрашивал.
Дятел с видом завоевателя, кулаки в боки, оглядывал пустую корону Вторых. Скалился, как бесстыжая абордажная сабля.
— Да здесь запросто целая флотилия разместится.
— И размещалась. Как Рыба сглотнула... Мобильности Вторым не занимать было.
— Вот только темно, будто в жопе. Щегол, слабо свет врубить?
Цыган был несправедлив. Ребристый свод слабо отзывался перламутровым гладким сиянием, у челюстей Рыбы жили светящиеся фонари — стая их снялась с гнезда, подплыла к гостям рассыпчатым шлейфом. Инок поднял узкую кисть в кольцах — фиолетовые светляки обогнули корабеллу, нырнули в темноту, рассыпая блики по тяжам воздушных конструкций.
— А-ах, какая работа, мать-перемать! — хором захлебнулись восторгом Ивановы.
Посмотреть было на что. Корабелла уютно встала в раму причальной лестницы, а дальше, подтопленные расплавленным мраком, шли виртуозные ярусы, сработанные из материала, видом своим напоминающим рыбью кость. Белый, с перламутровой жирной искрой, полупрозрачный, он составлял весь корпус-скелет Рыбы. Хрупкий лишь на вид, на деле не уступающий в прочности знаменитым доспехам Третьих.
— Ну что, ломанемся?! — Дятел проверил револьверы, яйца, нож и серьгу.
— Фу, отставить! — Волоха на автомате перехватил старпома за треснувший ворот. — Ты хоть примерно представляешь, что нас там ждет?
— А как же?! Цыпочки-корабеллы, целочки наши!
— А еще ворох противоугонных систем. Это Рыба, конокрад ты жадный, не гуманный.
— Логично, — признал цыган, выхватывая черным оком Выпь, — шкет, а, шкет, что там Алиса тебе говорила? В каком номере их выстукивать?
— Я не знаю, — Выпь покачал головой, — и я бы пошел один.
Тонкий намек толсто проигнорировали.
— Разобьемся, — решил Волоха, — Медяна, Руслан, Мусин — остаетесь на Еремии. Если что — цепочку наследования все знают?
— Да ладно тебе, гаджо…
— Все? — построжел капитан.
— Так точно, — подтянулся народ.
— Отлично.
Проверили оружие. Никто даже примерно не представлял размеры и схему внутреннего корпуса громадины. Косились на Выпь, тот казался всем наиболее знающим.
Желтоглазый привычно отмалчивался.
***
— Я бы не хотел, чтобы ты шел с нами, — в лоб оповестил Выпь.
Юга, как ожидалось, немедленно оскалил зубы. Улыбкой, словно щитом, он отбивал и насмешки, и похоть, и злость, и заботу. С равной силой.
— Помнишь, что сталось на Сиаль? — продолжил Выпь упрямо. — Помнишь? Я — помню. А это — место обиталища Вторых. Третьим что здесь делать? Послушай, Юга, останься на корабелле, чего тебе стоит?
— Мне эта отсидка под лавкой будет стоить моей гордости, — сквозь зубы улыбнулся Юга, — а она то немногое, чем я богат и чем горжусь. Так что нет, Выпь, пастух. Друг. Не проси. Пойдем вместе. Я не овечка, я могу постоять за себя.
— А если…
— Тогда и будем посмотреть, как говорит Мусин. Пошли.
***
Волоха достал из кармана шпуньку шерстяной красной нитки, и собственноручно обвязал доверчиво подставленные запястья экипажа.
Участь не миновала и Юга с Выпь — парни обзавелись красными браслетами.
— Для чего это?
— Маркер связи. Если заблудишься или случится что — мы будем знать.
— Как трогательно, — Юга скривил темные губы, зачем-то лизнул ниточку.
— Спасибо, — сказал Выпь.
На перламутр надежды было мало, прихватили фонари. Второй и Третий бок о бок дошли до развилки и остановились. Выпь кинул луч света в боковой коридор. Тот аукнулся в полированной стенке с темными вмятинами, поманил темнотой.
Второй, помедлив, вложил ладонь в одну из выемок. Идеально. Будто под его руку сработано.
Юга махнул на прощание, двинулся дальше, а Выпь даже остановился от удивления. Повел плечами. Столько провел рядом с Юга — как ни с кем прежде — что даже разойтись по разным дорогам казалось неправильным.
Словно почувствовав его смятение, Третий обернулся. Вопросительно глянул через плечо. Выпь виновато улыбнулся и шагнул в свой коридор.
Было тихо, как если бы звуки аккуратно выбрали до последней ноты и заперли в ларец, а ларец бросили на дно океана закрытого Хома. Алиса должна была ждать где-то здесь, в переплетенном нутре Рыбы, но Второй не слышал ее больше.
Он и себя не слышал.
Осторожно водил фонарем, и послушно выступали в свете своды, отполированные как старое дерево, и вились в полупрозрачных стенах или провода, или обильная, густо разветвленная сеть артерий, кровоснабжающая живую ткань. Он вел по ним ладонью, и они будто пульсировали слабо, и часть из них уходила вверх, а часть ныряла в пол.
Второму не было страшно, только тоскливо. И неуютно. Он волочил за собой темноту, как плащ, и если переднюю ее стену щелоком разъедал луч фонаря, то сразу за ним она оживала и наливалась новой силой.
Ему казалось, что
