Чужая. На пороге соблазна - Анастасия Тьюдор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну а как иначе? — согласилась женщина. — Леночка по-другому и не может. Что тут как пчёлка, что там. Ребеночка-то с мужем не планируют?
— Что?! — поперхнулись мы с отцом и синхронно повернулись к рассмеявшейся нашему удивлению женщине:
— Ну а почему бы и нет? Где один, там и второй.
— Галина Павловна, — первым справился с шоком папа, — накрывайте на стол. Мы сейчас подойдем.
— Уж и спросить нельзя, — отмахнулась кухарка. — Сам, значит, завернул и не поморщился, а как Леночке, так…
— Папа?! — севшим голосом выдохнул я. — Это…
— Галина Павловна, ваш язык… — рявкнул отец, захлопывая дверь, и, посмотрев на меня, попросил: — Никит, пожалуйста, выслушай меня без психов и, Богом прошу, не срывайся на Милане. Она и без этого на нервах…
— И ты не сказал?
— Никит, я же попросил тебя! — раздражённо воскликнул папа и тут же осекся, растерявшись. — Извини. Я подумал, что ты… — взмахнул ладонью и, к моему удивлению, нервно рассмеялся: — Мы сами узнали буквально на днях, Никит. И честно говоря, я до сих пор в шоке, ведь мы не планировали такое.
— Ещё скажи, что не знаешь, как это получилось, пап, — огорошил я отца. И когда он, кашлянув, развел руки, спросил: — Ты рад?
— Никит…
— Пап, это простой вопрос. Ты рад?
— Никит, я не понимаю, что ты хочешь от меня услышать? — неожиданно вспыхнул отец. — Если ты решил поиздеваться надо мной, черт с тобой! Издевайся. И да, я рад. Я ещё не знаю, как мы с Миланой скажем о ребенке ее родителям, но я рад! И единственное, о чем я тебя прошу, не трогай Милану. Доволен?!
— И я рад.
— Что? — растерялся он. Несколько мгновений вглядывался в мои глаза, словно отказывался поверить тому, что услышал, и я повторил:
— Я рад за вас, папа.
— Ты… Никит… Господи, — выдохнув, он сгреб меня в объятия и рассмеялся в голос: — Господи, Никит, ты даже не представляешь, насколько мне важно это услышать.
— Бать, ребра, — прохрипел я, не ожидая от него такой порывистости и силы в руках. — Сломаешь раньше времени старшего сына, а я ещё брата или сестру не видел.
— Прости, — тут же ослабил хватку отец и хохотнул, спросив: — Может, пропустим по бокальчику, старший сын?
— Может?! Ты думаешь, я откажусь выпить с отцом, когда у него такой повод? Ты серьезно, пап? — улыбнулся я. И перед тем как выйти из ванной хмыкнул: — Кстати. Я ни на что не намекаю, но в Штатах после рождения ребенка принято дарить близким сигару. Хорошую, пап.
— Одну сигару? Близким и одну сигару?! — скривился он, копируя тон моего сомнения. Хлопнул меня по плечу и расплылся в широкой улыбке: — Как хорошо, что мы не в Штатах, Никит. У нас не принято экономить на близких и особенно на родне.
Странно, но новость о беременности Миланы стала событием, которое порадовало меня всерьёз. Я не понимал, почему улыбаюсь смущающейся девушке и пытаюсь ее разговорить. Зачем завел разговор о разнице в возрасте между мной и братом или сестрой и спорю с отцом, доказывая ему прописные истины с позиции уже выросшего ребенка.
— Бать, ты сбрендил? — спросил я, когда отца понесло в планирование секций и кружков. — Сперва родите, отведете в садик и узнайте, что ребенка интересует. А потом уже танцы, если девочка, и рукопашка для мальчика. Может, моя сестра захочет заниматься картингом, и что? Добровольно-принудительно в танцы? Которые она бросит, как я бросил музыкалку? Милан, ну ты ему скажи.
— Я думаю, что вы оба немного торопите события, — аккуратно заметила Милана и робко улыбнулась рассмеявшейся Галине Павловне:
— Милочка, ты их не слушай. Оба — остолопы те ещё. Один, — посмотрела на отца, — сейчас напланирует, а потом за голову схватится, если что не так пойдет. А второй, — перевела взгляд на меня, — сидит тут, советчик. Сам в музыкалку просился, и сам же с нее и сбежал.
— Я хотел играть на гитаре! — возмутился я. — А меня записали на фортепиано. Разница есть, Галь Пална?
— Никит, ну сколько можно? — сразу взвился отец. — Не было мест в классе гитары. Ну не было! Я договорился, чтобы тебя перевели на следующий год…
— А я полгода мучился и изводил соседей гаммой, — оборвал я бессмысленные сейчас препирательства. — Может, у меня карьера гитариста по бороде пошла.
— Сказал бы я, что у тебя по бороде пошло, — улыбнулся папа и в шутку поднял руки, услышав от Галины Павловны осекающее:
— Да хватит уже. Оба хороши. Лучше торт ешьте, спорщики.
— И все равно, я прав, — усмехнулся я. Глянул на кружку, которую опустила перед Миланой Галина Павловна, и перехватил ее за мгновение до того, как будущая мамочка сделает из нее глоток. — Какое кофе, Милана? Галь Пална, а вы куда смотрите? Беременным нельзя. Пап, я прав?
Посмотрев на отца и услышав от него подтверждение своих слов, я поднес кружку к губам и завис от ударившего под дых сочетания вкусов.
Кофе и миндаль по щелчку пальцев вытянули из задворков памяти картинку проведенной в одной постели ночи с Резкой. И я растерянно уставился на кружку, словно ожидая увидеть в ней ответ на вопрос: как мы оказались с Амели настолько близко?
— Никит? Что-то не так? — встревоженно спросил меня отец. Только я, подняв на него ошеломлённый взгляд, кашлянул и неопределенно пожал плечами:
— Вкус.
— Милочка с миндальным сиропом пьет, — негромко, будто оправдываясь, произнесла Галина Павловна. — Не нравится если, так чего давиться? Давай, я тебе другой сварю?
Кухарка протянула руку к кружке, намереваясь ее забрать, и вздрогнула, когда я вцепился пальцами в тонкий фарфор и процедил сквозь зубы:
— Галь Пална, я разве сказал, что мне что-то не нравится?
— Так, похоже нам пора сходить на перекур. Да, Никит? — поднявшись из-за стола, папа жестом намекнул мне встать и пойти с ним в кабинет. Где за закрытой дверью поинтересовался: — Никит, у тебя все хорошо?
— Все замечательно, пап, — ответил я, разглядывая тонкую пенку на кофе. Поднес кружку к губам и, едва смочив их, прикрыл глаза. — Просто я не могу кое в чем разобраться.
— Я могу помочь?
— Нет. Я должен разобраться сам, папа. И я разберусь.
Кофе. Миндаль. И так похожая на кружево белья пенка.
Чарджер. Парик. И скрежет треснувшего бампера Врыксы.
Смеющиеся глаза. Они же, но затянутые пьяной
