Исповедь шлюхи - Андрей Анисимов

Пес побежал в кухню, где стояла его миска с водой. Лакал долго, брызгая с морды на пол, потом подошел к хозяину и лизнул ему руку.

Отто Вербер никогда в русской глубинке не бывал, Пожилой инженер за свою долгую жизнь несколько раз посетил Москву, но дальше Содового кольца советской столицы не видел. Отец Отто, Макс, когда-то жил в России несколько лет. Вербер-старший попал в плен под Сталинградом и работал на стройках по восстановлению разрушенных фашистами городов. Он много где потрудился и хорошо знал русский. Макс и сына учил русскому языку. Хотя Отто особых способностей в лингвистических науках не проявил, его тянуло больше к технике, поэтому он и стал инженером, но немного слов все же запомнил. И это ему весьма пригодилось в теперешней командировке.

В аэропорту Шереметьево путешественника никто не встретил. Немец огорчился, потому что в своей телеграмме мэр города обещал выслать за ним машину. Верберу удалось выяснить, что в Глухов можно доехать за восемь часов поездом, или за шесть междугородним автобусом. Несколько слов, которые он помнил, помогли добраться до автовокзала. С автобусом ему повезло, нужный рейс отправлялся через сорок минут. Этого времени немецкому инженеру едва хватило, чтобы разобраться с кассами, поменять марки на рубли и купить билет.

Сидя у окна, Отто Вербер с интересом разглядывал бегущие ему навстречу поля и перелески вперемежку с убогими деревеньками и грязными промышленными поселками. «И это страна, победившая Гитлера?» — удивлялся он. На семейных фотографиях отца и деда Отто видел нечто подобное. Так неказисто выглядел в начале прошлого века их родной городок Дормаген. Это было маленькое местечко, расположенное между Кельном и Бонном. Ребенком Отто вынужден был ездить на поезде учиться в Кельн, потому что своей школы в Дормагене не построили. Теперь его родной городок тоже не стал походить на Чикаго, но в нем появилось несколько дорогих ресторанов, «Дорматель» с бильярдной и огромным телевизором, где местные холостяки и любители улизнуть из дома смотрели новости, пили пиво и гоняли шары. От Кельна до их городка на машине всего двадцать пять минут пути. Поэтому трудоспособное население ездило работать на своих авто в Кельн или Бонн, который находился немного дальше. Сам Отто работал в Кельне, где и выпускали очистительное оборудование для цементных заводов. Каждое утро он садился в машину, чтобы ехать на работу, и каждый вечер возвращался в свой маленький домик. Отто любил Дормаген и не желал переезжать в Кельн. И причины для привязанности к родному местечку у него имелись. Отсутствие сутолоки, ухоженные садики частных домов с постриженными газончиками, вылизанный с мыльным порошком асфальт, рекламы банков и магазинов в центре делали сегодняшний Дормаген вполне опрятным и комфортным.

Ничего подобного за окном русского автобуса Отто не замечал. «Интересно, зачем им при таком бардаке понадобились наши фильтры? — удивлялся немецкий инженер. — Это же дорого?» Он уже проехал несколько заводов, которые не стеснялись выбрасывать отходы в воздух.

Двое грузных мужчин, сидевшие впереди него, тянули пиво из бутылок, смачно закусывали пахучей копченой колбасой и громко что-то обсуждали. Запах колбасы заставил немца проглотить слюну и заметить соседей. Но вскоре и сама беседа привлекла его внимание. В нее понемногу втягивались и другие пассажиры. Вскоре в оживленном диспуте участвовал весь салон. Отто понимал, что обсуждаемая тема волнует всех русских, но смысл разговора от него ускользал. Несколько раз он услышал знакомое слово «Постников». Командированный помнил, что это фамилия мэра, который его пригласил. Отто напряг все свое внимание и вскоре услышал второе знакомое слово «похороны». Это слово он знал от отца. Он даже запомнил, что оно происходит от глагола «хоронить». Отец рассказывал, как много немцев «похоронили» за Уралом. Через полчаса неимоверного напряжения Отто сообразил, что хоронят того самого мэра, по приглашению которого он едет в Глухов. Становилось понятным, почему его не встретили.

Само событие не являлось для посланника завода-изготовителя фильтров скорбным. Лично Постникова он не знал, и даже переписку мэр вел не с ним, Отто Вербером, а с Гансом Мокке, их коммерческим директором. Но это печальное событие могло осложнить его миссию. Отто должен был за неделю закончить сборку фильтра и вернуться домой. Через несколько дней, по возвращению, ему предстояло лететь в Гонконг с аналогичным заданием. И всякая возможность осложнения пунктуального немца тревожила.

Опасения Отто подтвердились сразу после приезда в Глухов. Взяв такси, он через пять минут оказался на территории завода, где застал только охранника, крепкого мужика в камуфляжной форме. Частично на словах, а частично выразительными жестами, русский объяснил, что сегодня все хоронят мэра. Но все же позвонил вновь назначенному директору домой. Сам Телкин с зятем уехали на похороны, к телефону подошла его дочь Маша. Она внимательно выслушала новость о приезде немецкого инженера, и обещала сообщить отцу, как только тот вернется. Доведя эту информацию до приезжего, сторож предложил Отто помянуть мэра. У него в холодильнике имелась копченая колбаса, аналогичная той, что вызвала в автобусе у путешественника повышенное выделение слюны, бутылка водки и банка соленых огурцов. Верберу ничего не оставалась, как поддержать траурный русский обычай.

Через полтора часа появился директор и застал немецкого инженера в объятиях стража. Оба со слезами на глазах оплакивали смерть Постникова. Андрей Макарович помог командировочному добраться до машины и отвез его к себе домой, В квартире бывшего секретаря райкома они поминки продолжили. Телкин кое-как говорил по-немецки, градусы помогли немцу вспомнить два десятка русских слов, и они до двух ночи эмоционально обсудили трагическую кончину мэра, после чего оба заснули в креслах.

В восемь утра Телкин немца разбудил и отвез на завод. Бригада сборщиков выглядела не лучшим образом, но и немец не слишком уверенно держался на ногах. Тем не менее работа по сборке очистительного комплекса началась.

Кедр остервенело лаял и бросался на забор. Пенсионер выглянул в маленькое оконце своей избы и увидел троих рослых мужчин. Они стояли у калитки и смотрели в его сторону. Ни одного из них бывший колхозный бухгалтер раньше не видел. Набросив на плечи телогрейку и, засунув босые ступни в валенки с галошами, он вышел на крыльцо.

— Вы Тимофей Петрович Сорока? — спросил его один из незнакомцев.

— Я. — Признался Сорока.

— Мы бы хотели с вами побеседовать.

Хозяин спустился с крыльца, взял собаку за ошейник, отвел к будке и пристегнул на цепь. Пес продолжал брехать на чужаков, но цепь его ярость сдерживала. Сорока подошел к калитке:

— А вы кто будете?

— Меня зовут Олег Коленев, — сообщил один из визитеров и представил товарищей.

Имена Скворцова и Хорькова хозяину ничего не говорили. А про Коленева он слышал много.

— Никак сосед с Вороньего холма заявился? — Улыбнулся старик и впустил мужчин в калитку.

— Он самый, — подтвердил Олег. Однако на его лице ответной улыбки Сорока не дождался.

— В доме у меня не очень прибрано. Сами понимаете, без хозяйки живу, но если не побрезгуйте, милости просим.

— На воздухе поговорим. — Отказался Голенев.

— На воздухе, так на воздухе. — Согласился Сорока и повел визитеров к скамейке: — Присаживайтесь под яблоньку.

Все четверо уселись на скамью, рядом с которой имелся деревянный стол, вкопанный ножками в землю. Сорока сорвал с дерева несколько яблок и выложил на стол:

— Угощайтесь. «Шафрановые», медовый сорт, и уже созрели.

Хорьков взял яблоко и сочно надкусил спелый плод. Голенев тоже взял яблоко, но есть не стал, а покрутил в руках.

— Вот что, Тимофей Петрович, будешь темнить, может плохо кончится. Ты меня понимаешь?

— О чем я могу темнить?! Я пенсионер, дел на мне никаких нету. Не пойму, с чем вы пришли.

— Сейчас поймешь. — Заверил Олег: — Ты один день дежурил на лодочной станции. Что-то тебя там напугало, и работать ты отказался. А потом утонул мэр города. Вот и подумай, что тебе лучше? Все сказать нам или по повестке в милиции?

— Что мне милиция? Я человек законопослушный. — Сорока улыбаться перестал и смотрел на Голенева, часто моргая ресницами.

— Уверен, ты что-то знаешь. И я думаю, что это связано с гибелью мэра.

— При чем тут мэр? Я о нем ни ухом ни рылом.

— Тогда говори, что тебя так напугало? Просто так от хорошей работы не отказываются.

Сорока задумался:

— А если не скажу?

— Пристрелим, — Хорьков сплюнул косточки от плода и достал из кармана пистолет: — И зароем тебя под твоей яблонькой.

Сорока побледнел:

— Ну и шутки у тебя, парень! Вы бандиты? О тебе, Коленев, люди хорошо говорят… Не ожидал.