Космонавт № 34. От лучины до пришельцев - Георгий Гречко

Много лет назад, когда мы еще не были знакомы лично, он позвонил мне по телефону, представился. Борис частенько вспоминал мой тогдашний ответ по телефону: А чего мне знакомиться? Я Ваши песни сто лет знаю. По молодости на все ваши бардовские концерты с тяжелым магнитофоном мотался, все записи сохранил, переслушиваю.

Так, когда и где по работе встречаемся? А работа была такая: для фильма о моем с Романенко полете нужна была песня.

Мы предложили нашему фильму название – «Единственный выход». Смысл многоплановый: с одной стороны – для меня и Юрия Романенко то был единственный выход в открытый космос. С этим все понятно. Но важно другое, – у нас в полете был единственный выход из внештатной ситуации. Фильм должен был передать этот дух риска, показать путь, с которого мы не могли дезертировать.

Когда я отсмотрел материал, сразу понял, чего не хватает фильму – песни. Настоящая песня поднимает, выводит наши космические хроники в измерение искусства. И у меня были стихи на примете – из повести Стругацких, которыми я тогда зачитывался.

А лично нас познакомил Ярослав Голованов. В своих записках остроумно (и, насколько я помню, похоже на правду!) описал мою первую встречу с Аркадием Стругацким: «Выполнил свое обещание: организовал у меня дома встречу Аркадия Стругацкого и Жоры Гречко. Жора засыпал Аркадия вопросами. У меня сложилось впечатление, что Гречко знает творчество Стругацких гораздо лучше самого Стругацкого. Я исполнял роль обезьяны, которая прыгает по книжным полкам и бросает им вниз книги братьев (вместо кокосовых орехов). Которые они ежеминутно от меня требуют для всевозможных сверок-проверок».

Итак, Стругацкие, стихи из «Полдня XX века». Мотива у Стругацких, конечно, не было – только стихи, вернее тема и рефрен. А песню написал Борис Вахнюк:

Не вдоль по речке, не по лесам,Вдали от родных огнейТы выбрал эту дорогу сам.Тебе и идти по ней.Лежит дорога, твой рай и ад,Исток твой и твой исход.И должен ты повернуть назадИли идти вперед.Твоя дорога и коротка,И жизни длинней она.Но вот не слишком ли высокаОшибки твоей цена?И ты уже отказаться радОт тяжких своих забот…Но если ты повернешь назад,Кто же пойдет вперед?Хватаешь небо горячим ртом,Ступени вперед круты.Другие это пройдут потом,И все же сначала – ты.Так каждый шаг перемерь стократИ снова проверь расчет:Ведь если ты не придешь назад,Кто же пойдет вперед?..

Эта песня Бориса Вахнюка мне очень нравится. Я до сих пор помню ее наизусть и рад, что поучаствовал в написании этой песни. Фильм она, несомненно, украсила и рассказала о нашей профессии правдиво и талантливо. Каждый космонавт подпишется под этими словами:

Ведь если ты повернешь назад,Кто же пойдет вперед?..

Радиация

Радиация представляет смертельную угрозу для здоровья космонавта. На Земле нас защищает атмосфера, а в космосе ее нет. Корабль из тонкого алюминия оградить от облучения не может. От протонной вспышки на Солнце нас спасали радиационные пояса Земли, а от нейтронной вспышки спасения не было. На случай, если вспышка от Солнца направляется в сторону Земли, у нас в аптечке были специальные лекарства. Но принимать эти пилюли можно было только по указанию Центра управления полетами. На Земле сперва должны были все проверить, померить и разрешить…

В полетную одежду космонавта были вшиты интегральные датчики. По возвращении на Землю их срезали и узнавали, сколько радиации мы схватили за полет. От нас эти данные скрывали. Когда я начал расспрашивать, мне уклончиво ответили, что за свой самый длительный полет я схлопотал столько радиации, как если бы одновременно прошел рентген желудка и позвоночника, которые из-за вредности делают в разные дни.

Еще одну дозу радиации я схлопотал после взрыва на Чернобыльской АЭС, когда с делегацией иностранных ученых ездил в Припять. В Киеве была радиация нормальная – 15 микрорентген, на подъезде к зоне – уже 50, а когда в зоне мы остановились недалеко от четвертого реактора, было уже 3600 в воздухе (почему-то нам не разрешали положить дозиметр на землю, только держать в руках).

По зоне нас возили в «грязном» (зараженном радиацией) автобусе. При выходе из него нас, как в аэропорту, пропускали через рамку: только искали не контрабанду, а радиацию. И нашли – один человек «звенел».

Я – лауреат Государственной премии Украины за медико-биологические исследования в Космосе. В беседе с одной сотрудницей из Украинской Академии наук я узнал, что именно в тот Первомай она (так уж совпало) исследовала влияние радиации на биологические объекты. Заодно и себя померила – звенела вся! Она знала про катастрофу и очень испугалась: «Пришла домой, сняла одежду с себя, надела чистую – звеню. Приложила дозиметр к волосам – источник в волосах. Помыла шампунем – звенит. Помыла стиральным порошком – звенит. Срезала волосы – перестало звенеть». Такая была в тот день радиация в Киеве, а дети простых людей во время первомайской демонстрации танцевали на улице…

Проблема защиты от радиации – пожалуй, самая серьезная в свете будущей экспедиции на Марс. Как чернобыльский автобус набирает радиацию, так и свинцовое защитное убежище на корабле, идущем к Марсу, вместо защиты станет источником радиации. А пересесть некуда: по дороге на Марс нет чистых автобусов. Может быть, нужно каким-то образом создать вокруг корабля аналог земного магнитного поля. Еще есть проект создания водяной защиты от радиации. Воду, наверное, можно через что-то пропустить и очистить. Но как? Это пока еще гипотеза, технического решения нет.

Может быть, поможет фармакология. На сегодняшний день космонавт защищен от радиации «только собственной спиной» – как Василий Теркин от бомбежки. Помните поэму Твардовского? Я дитя войны и когда-то помнил ее наизусть. И должен сказать, что нередко мои ощущения в космосе совпадали с эмоциями бойца Василия Теркина. Помните, Теркина спросили: «Сколько раз ходил в атаку?» А он: «Так, случалось иногда». Очень точная интонация! Это и про нас, космонавтов…

Наука не решила проблемы радиации. Может быть, придется прибегнуть к народному средству: «Истопник сказал, что „Столичная“ очень хороша от стронция» (А. Галич). Это не шутка. Один ликвидатор Чернобыльской аварии рассказывал мне, что ему помог выжить… самогон. Все те, кто работал рядом с ним, – умерли, а он выжил, потому, что на Атомную станцию его призвали сразу после обильного свадебного застолья с самогоном.

Правда без дипломатии

В отчетах о полетах я не прибегал к дипломатии, писал правду. И за это мне доставалось. Например, мы с Юрой Романенко, в основном по моей инициативе, написали 250 замечаний по полету, причем большинство мелких. Станция «Союз-6» была новая, все естественно. Где-то заусенцы, можно порезать палец. Где-то гайка так закручена, что хоть зубами откручивай. Были и более серьезные замечания. Специалисты обычно говорят: мы все устраним, только не пиши. Один раз, в первом полете, послушался их – ничего не устранили. В следующем полете уже говорю: «Нет, ребята, знаю я, как вы все устраняете». В результате все оказались хорошие – замечаний не пишут, а я плохой. Эти же специалисты экзамены принимают, долбают меня. Мало кто любит правду без дипломатии.