Чеченцы в Русско-Кавказской войне - Далхан Хожаев

Затем шейх Мирза вернулся к Уллубию, ободрил его и помог собраться с силами. Шуайб, да помилует его Аллах Всевышний, тайно приказал семье и домочадцам имама переселиться в Андию и забрать с собой туда все пожитки и их имущество и не оставлять в Дарго ничего, даже ломаной ложки. Он приказал также сжечь дома семьи имама в Дарго, если туда приблизятся русские. А публично он во всеуслышание заявил: “Пока я жив, русские не приблизятся к Дарго”. Затем, когда проклятый начальник двинулся со своими дьявольскими войсками, его удерживал бывший с русскими Хасиль Муса ал-Яхсави. Он говорил ему следующее: “Истинно, в лесах Чечни – львы-наездники. А в вилайетах имама – самые отчаянные храбрецы. Так не ходи же к ним для того, чтобы отдать им одежды солдат и побросать трупы для собак и волков”. Но он не обратил на это внимания и разговаривал с Хасиль Мусой с присущей ему гордостью и надменностью. Русские выступили с их тщеславием и кичливостью.

В течение первого дня они не встретили никого, кто предстал бы перед ними с оружием. Тогда этот начальник, издеваясь над Хасиль Мусой, спросил его: “Где же те львы и герои?” – “Подожди до завтра”. – отвечал Хасиль Муса.

На третий день, когда войска графа только что собрались выступить, против них развернули военные действия и спереди, и сзади, и справа, и слева войска упомянутых наибов, андальцы и Сухайб, заместитель Джавад-хана. Сам Джавад-хан был ранен до этого в одной битве и вскоре умер от полученной раны, да помилует его Аллах Всевышний.

Джавад-хан, будучи ранен, кусал свои пальцы от сожаления, что он не мог подняться для этой битвы.

С ними (войсками русских) сражались, их убивали и забирали в плен. Когда те приблизились к Бальгиту и Гудару, русские обратились в беспорядочное бегство. Убивали и множество косили их так, что бывало отделят их отряд отступающих, напав на них спереди и окружив их, избивают до тех пор, пока полностью не уничтожат. И так продолжалось и продолжалось».

Поход в Кабарду

Не имея сил самим восстать против царской администрации, кабардинцы неоднократно приглашали к себе имама, обещая присоединиться к нему с 5 тысячами всадников и поднять соседнее с ними племя абадзехов, которое поставит Шамилю до 3 тысяч всадников. «Если бы это действительно случилось, то Шамиль мог бы располагать тогда двадцатитысячным отрядом и с этой силой завладел бы военно-грузинской дорогой, прекратил бы сообщение с Тифлисом и по терской линии и разрушил бы наши укрепления в Чечне. Наконец, все мирные горцы взялись бы за оружие и отложились от нас. Этого было бы весьма достаточно, чтобы нанести на долгое время, так сказать, чувствительную рану и в несколько дней разрушить наши многолетние труды», – писал офицер Куринского полка Николай Горчаков.

В ответ на предложения кабардинцев Шамиль со своей стороны дал торжественное обещание снести все укрепления и военные поселения (станицы) по Тереку и впадающим в него рекам.

В первых числах апреля 1846 года за Кубань начали проникать слухи о намерении Шамиля вторгнуться в районы, находящиеся под контролем царской администрации. Еще ранней весной здесь собирались для тайных совещаний приверженцы Шамиля. 12 апреля абадзехи получили от имама письмо, в котором он укорял закубанские народы в намерении вступить в подданство России и обещал или сам прибыть к ним, или прислать доверенное лицо «с вооруженной силой».

9 апреля начальник левого фланга генерал-лейтенант Фрейтаг получил сведения, что Шамиль отдал приказание всем горским народам северного и южного Дагестана быть готовыми к выступлению в поход. Такой же приказ был послан и чеченским наибам, которые должны были по прибытии Шамиля или его доверенного лица в плоскостную Чечню присоединиться к дагестанским военным отрядам.

В одном из писем, доставленных лазутчиком к Фрейтагу в Грозный, говорилось: «От эмира всех мусульманских народов и султана тех, кто признает единого Бога, братьям моим Бате (качкалыковский наиб. – Д. Х.) и Талгику (наиб Большой Чечни – Д. Х.). Да хранит вас Всемогущий Бог от неверных и злонамеренных козней. Я приказал всем наибам собрать вверенные им части войск в будущую субботу (13 апреля) прежде полудня. То же самое должны будете исполнить и вы. Шали я назначу сборным пунктом, куда и сам прибуду с несколькими орудиями в означенное время. Орудия я хочу поставить возле самой неприятельской дороги. Прошу хранить это в тайне от жителей».

С письма была снята копия, а подлинник возвращен лазутчику, который, получив свои несколько сребреников, отправился по назначению. Тотчас было дано знать начальникам всех частей и велено принять меры предосторожности, были созваны резервы.

Но произошло то, что никому из царского командования и в голову не могло прийти. Никто так и не понял значения слов «неприятельская дорога».

Противоречивые слухи о направлении удара войск Шамиля то на шамхальство и Кумыкскую плоскость, то на весь левый фланг, то на Военно-Грузинскую дорогу, Владикавказ и Назрань сбивали царское командование с толку.

10 апреля были получены новые сведения о том, что Данил-бек с андалальцами и Лабазан с андийцами прибыли в новую резиденцию имама – Ведено; Джемал эд-Дин с кавалерией выступил к Шали, а Нур-Али-мулла с пехотой двинулся Шаро-Аргунским ущельем к Шатою.

Тревога охватила Владикавказский военный округ. И для нее имелись серьезные основания. 14 апреля были получены сведения о сборе в аккинском обществе отряда, который, по мнению лазутчиков, намеревался через село Цори проникнуть в галгаевское общество и затем в Джейрахское ущелье.

15 апреля вечером сильный чечено-дагестанский отряд под руководством наиба Чеберлоя и Шубута (Шатой) Нур-Али-муллы вступил в село Гуль аккинского общества горной Чечни и двинулся к селу Цори с намерением поднять против русских галгаевское и джейрахо-мецхальское общества и, прорвавшись через Джейрахское ущелье, занять Военно-Грузинскую дорогу.

Старшины, явившиеся к царским наместникам в село Пемат с этим известием и с просьбой о помощи от имени цоринского и галгаевского обществ, говорили, что никогда прежде в горах не было таких сборов. Но царскому командованию было не до помощи горным ингушам. 15 апреля начальник Владикавказского округа генерал Нестеров спешно сосредоточил все вверенные ему войска на передовой линии Владикавказского округа – в крепости Назрань. Был приостановлен также вывод войск 5-го пехотного корпуса в Россию, что сыграло немаловажное значение в последующих событиях.

12 апреля начальник левого фланга генерал-лейтенант Фрейтаг узнал, что в Шали находится сам Шамиль. 13-го числа вся чеченская кавалерия начала стягиваться к Шалинской поляне. В предгорных аулах Большой Чечни и у реки Мичик сосредотачивалась пехота горцев. Вечером весь отряд Шамиля переправился через Аргун и подошел к гойтинскому лесу.

15 апреля утром Шамиль стоял на реке Фортанге, недалеко от Ачхоевской поляны. В 2 часа дня Шамиль выступил с Фортанги и, повернув на запад, стал подходить к Ассе, где в это время у северного края Военно-Грузинской дороги маневрировал Нур-Али. Сделав ложный маневр, с наступлением темноты Шамиль неожиданно вернулся на прежнюю позицию и ночью все войско двинул вверх по Сунже, к одному из ее правых притоков – Яндырке.

Ночью под прикрытием конницы Шамиль скрытно переправил через Сунжу пехоту с артиллерией, а затем и кавалерию, которая все время шла в арьергарде, чтобы затаптывать следы от пушек. Получив о передвижениях Шамиля противоречивые сведения, Фрейтаг из Казах-Кичу двинулся вслед за имамом.

Группировка же генерала Нестерова была скована маневрами Нур-Али и дезинформацией, что часть отряда Шамиля в 5 тысяч человек идет к Владикавказу.

16 апреля 10-тысячный отряд Шамиля двинулся мимо Константиновского укрепления к реке Курп в Малую Кабарду. Переночевав на этой реке у Ахлова-аула, Шамиль послал наибов Саадолу и Атабая поднять на восстание жителей Малой Кабарды, а сам двинулся к Большой Кабарде.

С имамом было шесть чеченских наибов: Атабай, Саадола, Дуба, Талхиг, Бота, Гойтемир Ауховский; дагестанцы: андийский наиб Лабазан, аварский Хаджи-Мурат, койсубулинский Ибрагим-хаджи, андалальский Муртузали – брат Кибит-Магомы Тилитлинского. Кроме того, к нему прибыли ополчения с Аварского Койсу, из Гидатля и Ахваха. Под личным предводительством Шамиля находилась вся кавалерия, а из пехоты он оставил при себе только тысячу человек. Из артиллерии, которой командовал наиб Яхья-хаджи Казикумухский, он взял с собой 7 (по другим данным – 8) полевых орудий на упряжках из сильных, отборных лошадей, по восемь при каждом орудии, 16 зарядных ящиков и 40 вьюков с запасными снарядами. За ним следовало до 60 вьюков с казной и лично ему принадлежавшим имуществом; съестные запасы перевозились также на вьюках, по одному на каждые 7 человек. Порядок шествия отличался некоторою торжественностью: впереди ехали дагестанские наибы с кавалерией, за ними Шамиль, окруженный сотней приближенных телохранителей с винтовками на плечах, за Шамилем артиллерия и обоз под прикрытием тысячи человек пехоты; шествие замыкали чеченские наибы с кавалерией.