Охота на сокола (СИ) - Снежная Александра

Но основная проблема была не в том, как успеть добраться до спасательного отсека, а в том, что такая капсула предназначалась для эвакуации всего одного человека. Именно поэтому их на звездолете было четыре — из расчета на каждого члена экипажа.

Даже будь Фло в сознании, и тогда Хок не решился бы засунуть ее в капсулу одну, поскольку опасался, что аппарат могут засечь со стратосферы и уничтожить.

То, что он собирался предпринять, было крайне рискованно и опасно, но в то же время единственным шансом остаться незаметным для расстрелявшего рейдер СМК неопознанного звездолета.

Таймер сработавшей аварийной системы уже отсчитывал последние минуты до столкновения с планетой, когда Хок втиснулся вместе с Фло в ложемент капсулы, надел на девушку шлем и жестко зафиксировал ее и себя плечевыми и поясными привязными ремнями, а затем проверил наличие специальной системы безопасности, которая при ударе или сильных толчках мгновенно заключала ложемент с пилотом в защитный кокон, исключающий при этом серьезные повреждения тела спасаемого.

Загерметизировав крышку входного люка, Хок отбросил предохранительный колпачок и опустил палец на кнопку, запускающую механизм отсоединения и отстрела капсулы, в готовности нажать ее.

Ангар заливало алыми вспышками непрестанно мигающих сигналов тревоги, от напряжения по вискам Хока стекали струйки пота, но, сохраняя абсолютное хладнокровие, он продолжал отсчитывать вместе с оповещением аварийной системы стремительно уменьшающееся время до столкновения рейдера с землей.

Пять секунд…

Четыре…

Три…

Палец Хока резко надавил на кнопку. Капсула пулей вылетела в направлении, противоположном пикированию корабля. А затем ударная волна от столкнувшегося с поверхностью и взорвавшегося звездолета просто снесла ее на десятки метров в сторону.

Автоматически включившийся бортовой антиграв, конечно, предотвратил ее кувыркание и слегка снизил скорость, но спецаппарат по инерции все равно протащило по гибким вершинам огромных деревьев.

Врезавшись в самую толстую из них, он, наконец, рухнул вниз.

Этот участок игапо* был затоплен водой после длительных дождей и разлива реки. Не занырнуть в воду по самую крышу капсуле удалось только благодаря все тому же антигравитатору, который помог ей удержаться на плаву.

Потянув на себя рычаг, Хок откинул крышку люка, и первым, за что зацепился его взгляд, было безмятежное голубое небо и мерно покачивающиеся от ветра кроны восьмидесятиметровых квенграутов, с ветвей которых свисали длинные лианы.

Такие деревья росли только в двух зонах на Аэртоне, покрытых сельвой, и это уже радовало. По крайней мере, Хок теперь хотя бы приблизительно знал, где сейчас находится. Огорчало только, что леса в этих районах простирались на сотни километров, а в какой их точке упал звездолет, оставалось только догадываться.

Капсулу отбросило довольно далеко от корабля, по крайней мере, Хок не видел зарева от пожара и не слышал запаха гари. Впрочем, во влажных сельвах, где деревья росли в несколько ярусов, что-либо увидеть дальше нескольких метров вообще было довольно проблематично. И в некоторой степени это играло Хоку на руку, поскольку легко и просто обнаружить его местонахождение у недоброжелателей не получится.

А вот Агни по сигналу кайдшера найдет его за считанные секунды.

Хок тут же поднял руку, собираясь включить переговорное устройство, чтобы позвать на помощь, и сердце тяжело бухнуло в груди, когда он обнаружил отсутствие браслета на запястье.

Когда и как он потерял кайдшер, оставалось загадкой, но уже было не столь важно. Главное, что браслет остался на взорвавшемся корабле, а значит, его наверняка обнулившиеся показатели могли сейчас говорить друзьям только об одном: Хок Бернс мертв.

Стиснув зубы, он начал быстро отстегивать ремни и убирать защитный кокон.

Бережно приподняв безвольно лежащее на нем тело Фло, Хок вылез из кресла и переложил в него девушку. Бледность ее лица пугала, но Хок гнал от себя скверные мысли, и в попытке успокоить самого себя, медленно и осторожно снимая с Цветочка шлем, нашептывал:

— Все будет хорошо, маленькая. Главное, что мы с тобой живы. А царапина у тебя пустяковая. До свадьбы заживет. Я тебе обещаю.

На самом деле, все оказалось не так оптимистично. Рассечение на голове Фло на вид было не пустяковым, а просто пугающим, потому что кровь из него сочилась, не переставая, и судя по тому, что девушка до сих пор не пришла в себя, она, наверное, получила серьезную черепно-мозговую травму.

Липкий ужас муторным осадком осел где-то в груди, мешая сосредоточиться и действовать хладнокровно. Так просто было спасать чужих людей, чьих имен он даже не знал. И как все усложнялось, когда от правильности твоих действий зависела жизнь того, кем ты очень дорожил.

Воспоминания прошлого, как заполняющие пустоту пазлы, вновь складывались в картинку, и разрушить ее, как прежде, одним желанием воли почему-то не получалось.

— Кузнечик, смотри, что я тебе принес.

Возглас Бенджамина теряется в пустоте коллектора, и к горлу начинает подбираться немой страх, потому что никто не бежит его встречать, смешно и неуклюже подпрыгивая на своих тоненьких ножках, точно тот самый кузнечик.

В темноте дальнего угла что-то шевелится, и, отбрасывая в сторону сверток со сладостями, которые он купил для девочки, Бен бросается туда, обнаруживая свою Дохлятину сидящей на полу.

Мокрые веера ее ресниц через линзы очков похожи на крылья мотылька, а влажный бархат глаз кажется расплавленным сольвейтом — вязнешь, и не страшно утонуть.

— Что? Где? — только и получается выдохнуть, тормоша девчонку.

— Ты не будешь меня ругать? — всхлипывая, шепчет она, и у Бенджамина холодеет в груди от вида крови, проступившей сквозь намотанную на ее коленку тряпку. — Я не специально. Я споткнулась и упала. А там та штука острая лежала, которую ты вчера принес…

Пузырь страха в груди лопается, и оттуда вылезает что-то темное и жуткое, распускающее щупальца по всему телу и не дающее сделать вдох.

Бен медленно разворачивает повязку, с помощью которой Дохлятина пыталась остановить кровь, и с трудом сдерживает накатившую тошноту.

— Ты дура? — он истошно кричит, но не потому, что зол, а потому, что рана кажется такой глубокой и ему страшно — вдруг девчонка изойдет кровью и умрет. — Тебя надо отвезти в больницу.

— Нет, меня заберут. Не хочу снова в распределитель. Не хочу без тебя… Не бросай меня. Пожалуйста. Зашей сам. Я потерплю.

Она ревела, растирая по худенькому лицу слезы, и Бен, зашивая по живому ее коленку, сам едва не плакал. От жалости к ней. От злости на себя за то, что оставил ее одну, и от бессилия, что ничего не может изменить…

Семь лет преданной службы Легиону. Тысячи спасательных операций.

Хок видел раны и пострашнее. Отрезанные руки и ноги, изуродованные взрывами трупы и обезображенные до неузнаваемости тела товарищей. Он с хладнокровием мясника научился штопать чужую плоть по живому, но самым жутким воспоминанием так и осталось та распоротая коленка Дохлятины, глядя на которую у него, подростка, от страха тряслись все внутренности.

Травмированная голова Фло почему-то вытаскивала на свет тот старый детский страх, заставляя Хока снова чувствовать себя беспомощным.

Без аппаратуры, инструментов и лекарств он начинал сомневаться в том, что способен оказать девушке квалифицированную помощь.

Вот только выбора у него опять не было никакого.

Отбросив лишние сантименты, он снял с Фло кислородную маску, повернул девушку на правый бок, сначала согнув в колене ее левую ногу, а затем левую руку в локте. Так спасателей учили поступать с бессознательными пострадавшими, получившими травму головы. Прижав подбородок Цветочка к груди, Хок начал шарить по ее карманам, продолжая тихо и ласково разговаривать с бессознательной девушкой:

— Не бойся, Цветочек. Мы же с тобой кто? Правильно — везунчики. Проверено. Смотри — мне третий раз удается избежать смерти, когда ты рядом. Знаешь, что это означает? Вместе — мы сила. Ну, что тут у тебя в карманах? Должно же у тебя там быть что-то полезное.