Аун Сан - Игорь Можейко

— Предлог?

— Его речи. Каждая из них отлично подходит под статью о подстрекательстве к бунту. А это наказуемо. Вот посмотрите.

Пирс постучал согнутым пальцем по пачке листков.

— Это перевод речи Аун Сана на конгрессе его Лиги. Я позволю себе прочесть несколько строк отсюда, несколько фраз, относящихся к истории. «Империализм и фашизм, по сути дела, представляют собой разные формы финансового капитала». Это же коммунистические идеи! Слушайте дальше. «Вначале империалистические круги Англии, Франции и других капиталистических стран кормили, поили и нянчили своего незаконного брата — фашизм. Мюнхенская банда в Англии несет ответственность за насилие над Абиссинией и Маньчжурией, за преступления фашизма в Испании, Германии, Европе и во всем мире. Империалисты в Азии различными путями поддерживали японских фашистов. Они надеялись на них, как на силу, способную сдержать подъем национально-освободительного движения. И не по их воле чудище Франкенштейна повернулось против своих создателей».

Ну как? «Мюнхенская банда». Как вам это нравится? Так я могу найти примеров, подобных этому, примеров открытого оскорбления чести Британской империи десятки в каждой из его речей. А речи Аун Сан говорит почти каждую неделю.

Например, послушайте, что он говорит про русских коммунистов: «Нас вдохновляет отвага и героический дух социалистических идей, с которым народы Советского Союза борются за победу социализма в своей стране, строят плановую экономику, с которым они поднялись на разгром фашистских банд во второй мировой войне, когда в течение долгого времени им приходилось бороться в одиночку, без всякой помощи. Мы преклоняемся перед мощью социалистической державы и особенно подчеркиваем роль ее в разгроме фашизма в Европе. Мы гордимся и тем, что великая страна социализма борется за права отсталых и порабощенных народов».

Но ведь это уже поэма в прозе. Коммунистические песни, которым не место в Бирме. Я полагаю, все собравшиеся со мной согласны, что Аун Сан представляет непосредственную опасность как агент мирового коммунизма.

Присутствующие не возражали.

Но опять не пришли бы ни к какому решению, не окажись среди них бывшего Такин Тун Ока, который был обижен в свое время еше японцами, ибо прочил себя на место самого Ба Mo, но затея его сорвалась. Был он обижен и на Лигу, а Аун Сана ненавидел патологической ненавистью. Сам ли он додумался до своего плана или ему кто-нибудь посоветовал, неизвестно, но, так или иначе, Тун Ок выступил на совете и заявил, что видел собственными глазами, как во время наступления японцев на Бирму Такин Аун Сан зарубил саблей старейшину одной из деревень. Причем добить сам не смог и приказал закончить кровавое дело одному из своих солдат. Тун Ок потребовал, чтобы Аун Сана арестовали за убийство мирных граждан.

Даже те люди, которым хотелось поверить в такое обвинение, не смогли поверить Тун Оку. Во-первых, потому, что Тун Оку и так никто не верил. А во-вторых, даже самое поверхностное знакомство с Аун Caном полностью исключало возможность подобных действий боджока. Но тем не менее губернатор поспешно дал ход этому делу. Приказал начать расследование.

Это решение губернатора испугало более трезво мыслящих англичан и в первую очередь английских военных, которые командовали бирманскими частями комиссаров областей, понимавших, какой популярностью пользуется Лига. 27 марта 1947 года ведущие английские офицеры и чиновники собрались на совещание. Оно проходило без губернатора — тот был в те дни на севере. На совещании зачитали письмо Маунтбатена, который резко протестовал против попытки арестовать Аун Сана, уверяя, что это равнозначно началу всеобщего восстания в стране, восстания, подавить которое если и удастся, то только после долгой и кровопролитной борьбы. Нет, это было слишком рискованно, и адмирал был против.

По очереди поднимались выступавшие.

Четтль, генеральный инспектор армии: «Арест вызовет немедленное восстание».

Генерал Бриггс, командующий регулярной армией колонии: «Арест Аун Сана вызовет немедленное восстание в рядах армии. На армию полагаться нельзя. Тем более что, помимо бирманских, в ней теперь есть индийские части, настроение которых и сторона, которую они выберут в случае вооруженного конфликта, весьма сомнительны».

Генеральный инспектор полиции: «Опасно».

Начальник отдела расследований полиции: «Рискованно».

Совещание представило вернувшемуся из поездки губернатору свои соображения. Арест Аун Сана нежелателен. Губернатор не сдавался. Он продолжал держаться упрямой мысли, что Лига — это Аун Сан. А если Аун Сана не будет — Лига, развалится. Он послал в Лондон запрос на арест Аун Сана.

Телеграмма из Лондона с разрешением на арест застала губернатора в Сингапуре. В тот же день он вылетел обратно в Рангун и вызвал к себе генерального инспектора полиции.

— Выполняйте приказ, — сказал губернатор.

— Но, ваше превосходительство, я еще раз хочу напомнить вам, что, возможно, ни я, ни вы не переживем беспорядков, которые последуют за арестом.

— Хватит, — ответил Дорман-Смит. — У нас есть указание из Лондона, и мы обязаны ему подчиниться.

Инспектор вернулся в контору, позвонил жене, чтобы она заперла дом и приказала слугам никого не впускать, а сам выписал ордер на арест Аун Сана, тридцати одного года от роду, обвиняющегося в убийстве, совершенном в 1942 году. Несколько минут он не мог заставить себя нажать на кнопку звонка.

Потом сказал вошедшему лейтенанту:

— Возьмите взвод. Англичан. Вот адрес.

И тут раздался телефонный звонок. Звонили из губернаторского дома. Только что пришла из Лондона вторая телеграмма. Арест отложить впредь до особого распоряжения.

— Это ваша работа? — опросил на другой день губернатор инспектора полиции.

— Нет, я ничего не писал.

— Значит, все-таки кто-то нажаловался в Лондон. И скажу по правде, все-таки зря мы его оставляем на свободе.

Потом, через несколько лет, заказав книгу о себе писателю Морису Коллису, губернатор будет оправдываться перед историей. Он якобы лично неплохо относился к Аун Сану и не был уверен, стоит ли арестовывать его. Просто обстоятельства были сильнее его.

Аун Сан отлично знал о всей переписке и разногласиях, касавшихся его персоны. В конце концов во всех конторах работали бирманцы — писцы, курьеры, мелкие чиновники. И почти каждый из них платил в Лигу членские взносы или бывал на ее собраниях.

В феврале 1946 года из ссылки в Африке вернулся У Со. Он постарел, стекла очков стали потолще. А в остальном не изменился. У Со доставили в Бирму как раз в самый разгар кампании против Лиги. И он в эту камланию включился.