Спецхранилище. Второе пришествие - Олег Синицын
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Разговор окончен.
Существо повернулось ко мне спиной, намереваясь покинуть операционный зал.
- Стойте! - воскликнул я. - Что будет с Бульвумом?
Мне показалось, что Клюв ухмыльнулся. Его табло было в принципе неспособно на такую гримасу, тем не менее мне так показалось.
- У него тоже вскоре состоится операция, - сообщил переводчик, после чего урод решительно направился к выходу. Разговор был окончен.
Человек-ретранслятор на миг замешкался возле меня, словно забыл, кому подчиняется.
- Мы все умрем! - пробормотал он, посмотрев на меня запекшимися ранами, на месте которых когда-то находились глаза. - Все умрем. Все. Все. Все. Все. Все. Все. Все. Все. Все. Все…
Остановившись у двери, дитя плесени злобно шикнуло на своего переводчика. Мужчина резко замолчал и мучительно схватился за виски. Спустя пять секунд в операционной не было ни его, ни гнойного урода - их место занял горбатый спец по ковырянию в человеческих внутренностях.
* * *Горбатый хирург взялся за дело педантично и не спеша. Натянул на руки прозрачные шестипалые перчатки, раскатав их почти до локтя, спрятал нижнюю часть лица под белой маской. Нажал под столом какую-то педаль, отчего хирургический комплекс опустился ниже. Вспыхнувшие дополнительные лампы окутали меня ярким светом. Фигура инопланетного потрошителя и инструменты, нависавшие над бледной грудью, затемнились и истончились. Мое тело и его ощущения - вот что выдвинулось на первый план. В ушах слышалось собственное дыхание и удары сердца. Через минуту к ним добавится невыносимая боль, с которой я останусь наедине.
Тень, в которую превратился злобный хирург, шевельнула рукой. Тупой конец одного из щупалец накалился до красноты и, тихонько жужжа, поплыл в район правого плеча. Волна теплого воздуха мягко протекла по груди, и, не успел я подумать, что меня наконец хоть что-нибудь погреет, как сустав придавило к столешнице, и плечо охватила жгучая боль. Ноздрей коснулся тошнотворный запах горелой кожи и паленых волос. Щупальце убралось, оставив на плече розовато-красное клеймо с отпечатком маленького иероглифа.
- Нуомер, - пояснил горбун.
И без тебя понятно, урод!
Как я понял, из перечня процедур анестезия была исключена за ненадобностью, поэтому следующим, с чем я познакомился из богатого инструментального набора, стала игла, больше подходящая для инъекций крупному рогатому скоту. Она подобралась к нижней части живота, замерла на секунду, в течение которой кишки в нем от страха скрутились в холодный тугой узел, и толчком вошла в плоть. Я почувствовал внутри себя тонкий металлический стержень, кажущийся невероятно длинным. Идущая от иглы трубка окрасилась в красный цвет, висевший слева прозрачный сосуд стал быстро наполняться темной кровью. Фигура пришельца и инструменты закружились перед глазами. Я дернулся, пытаясь вырвать из пут, но горбатый хирург ткнул меня чем-то подмышку, отчего отнялся весь плечевой пояс.
- Твою мать! П-паскуда! Сволочь! Гад!
На этот раз он мне не ответил. По крайней мере, словесно. Он ответит мне другим способом, у него этих способов было изобилие. Из пазов хирургического стола поднялись две металлические лапы и стиснули грудную клетку с обоих сторон. Горбун глянул куда-то вниз, очевидно ставя ногу на педаль. Раздалось гудение бормашины, такой высокий, воющий звук. Из скопления инструментов выдвинулась фреза, раскрутилась и стала толчками опускаться на грудину. Горбун, изуродовавший многих людей, а теперь занявшийся мною, безучастно контролировал ход инструмента.
Я непроизвольно дернулся, пытаясь убраться от сверкающего круга заточенных камней, хотя и понимал, что все равно никуда от них не денусь. Вращающаяся фреза приближалась, а я был бессилен от нее убраться. Игла, воткнутая в какую-то брюшную артерию, продолжала тянуть кровь. Над пахом задвигалось еще одно щупальце со скальпелем… Скоро во мне окажется несколько килограммов острозаточенной стали, которая разделит меня на части, а я буду за этим бессильно наблюдать. И вряд ли мне выпадет радость лишиться сознания - к несчастью, нервы у меня очень крепкие.
Фигура безжалостного горбуна нависала надо мной. Сквозь свет я разглядел выражение глаз. Мерзавцу доставляло удовольствие наблюдать, как беспомощная жертва мечется в его пыточном оборудовании. Он наблюдал за этим каждый раз, мучения жертв доставляли ему удовольствие.
Фреза визжала у меня в ушах, готовясь вскрыть грудную клетку, когда в комнате внезапно прогремел ружейный выстрел. Часть света моментально погасла, и на меня посыпались горячие осколки. Горбатого хирурга бросило на стену, где он оставил большую часть живота и промежности. Фреза крутилась, но опускаться перестала - управляющей ей стопа больше не лежала на педали.
Я поднял голову.
В проеме раскрытой двери с Кирюхиной двустволкой в руках стоял Степан Макарыч. Я едва его узнал: шапка и полушубок были вымазаны в чем-то сером, делая фигуру неброской на фоне стальных стен.
- Дед! - воскликнул я дрогнувшим голосом.
- Держись, Валерочка. - Прихрамывая на левую ногу, он вошел в комнату, попутно перезаряжая ружье. Две пустые гильзы поскакали по полу. Горбун барахтался возле стены, размазывая по ней свои внутренности и протяжно скуля. Картечь, особенно при выстреле дуплетом, могучая вещь.
- Больно, паскуда? - заботливо поинтересовался дед. - Будешь знать, как мучить русского офицера!
Я моргнул от изумления. Как он сказал? Кого мучить? Русского офицера? Это он про меня, что ли?
Про меня?
Одиночный выстрел в голову оборвал мучения горбуна. Степан Макарыч подбежал к столу и на миг растерялся, когда увидел окружавшее меня оборудование.
- Как тут? - пролепетал он, вертя головой.
- Провода на запястьях. Их сначала обрежь.
- Момент!
Приставив ружье к столешнице, дед принялся раскладывать перочинный нож. Руки у него тряслись, и ноготь большого пальца постоянно соскальзывал с крошечного паза.
- Ну что, пригодился тебе хромоногий дед? - попутно спросил он. - Лихо я его разделал, мразь гестаповскую?
- Руки у тебя дрожат тоже лихо.
- Так страшно же!
Меня охватило истеричное хихиканье, голый живот нервно задергался. Через две секунды хихиканье превратилось в рыдания, глаза наполнила влага.
- Тихо, Валерочка. Тихо. Закончилось все, - успокаивал дед, орудуя раскрытым ножом.
Он обрезал провода. Когда руки оказались свободны, я нащупал и вытянул из себя иглу. Она безвольно повисла на прозрачной трубке, в которой еще оставалась кровь. Степан Макарыч тем временем снял путы с ног. Я выскользнул из-под инструментов, неловко свалившись на ледяной пол.
Дед помог мне подняться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});