Заживо погребенная - Густав Эмар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как на самого себя! — с восторгом воскликнул Полит. — Ты знаешь, как я тебе предан!
— Преданность преданностью, а ты помни, что тебя ожидает, если я что-нибудь замечу.
Лупер подкрепил свои слова взглядом, от которого у Полита мурашки забегали по спине, хотя он был не трус!
В эту минуту два раза прозвенел колокольчик.
Ла-Марлуз, все время сидевшая за прилавком, подошла к разговаривающим.
— Господин Ромье вас ждет, — любезно доложила она.
Лупер вылил остатки вина в стаканы.
— Выпьем за твое здоровье, Полит, — сказал он, усмехаясь. — Следуй за мной, а главное, ничему не удивляйся.
Ла-Марлуз зажгла два фонаря и, подавая их мужчинам, сделала знак следовать за ней. Они прошли две комнаты, длинный коридор и очутились во дворе.
Холодный ветер дохнул им в лицо. Темно было, хоть глаз выколи.
Ла-Марлуз подошла к колодцу, ощупью пошарила руками… Часть ограды тихо опустилась и обнаружила отверстие.
— Готово, ягнятки мои! — смеясь, сказала ужасная женщина. — Не робейте! Дорога узковата, но надежна.
Лупер поднес фонарь к отверстию и внимательно посмотрел вниз.
Веревочная лестница, крепко натянутая, была прикреплена к двум толстым железным кольцам, вделанным в стену колодца. Пламя фонаря красноватым отблеском не могло осветить эту бездну; первые ступеньки лестницы ярко выделялись, затем все исчезало в густом мраке.
— Хорошо! — хладнокровно сказал Лупер, прикрепляя фонарь к поясу. — Это что-то похожее на путь к небу, то есть нечто трудное и неприятное, но все равно: мы готовы!
И он начал спускаться.
— Эй ты, там! — весело крикнул ему Полит. — Не торопись очень: меня потеряешь!.. А что, — обратился он к Ла-Марлуз, — очень глубок ваш колодец?
— Семьдесят метров вглубь, — ответила та.
— Фью!.. — просчитал Полит. — Прогулочка хоть куда! Ну, прощайте… Всем от меня поклон, а курочкам вашим мое почтение.
Он смело последовал за Лупером, фонарь которого блестящей точкой сиял далеко внизу.
Ограда колодца вновь поднялась, а Ла-Марлуз вернулась к своему прилавку.
Бандиты осторожно спускались.
Нужно было иметь действительно большое мужество, чтобы решиться на этот подвиг. Малейшая оплошность могла им стоить жизни. Они висели над зияющей пропастью, не зная даже наверное, что их ждет внизу!
Гробовое молчание царило кругом. Слышалось только их учащенное дыхание; спертый воздух душил их, холодный пот струился по лицам.
Это продолжалось с четверть часа. Лупер громко считал ступеньки.
На двести восьмой он остановился, говоря со своей обычной усмешкой:
— Пора бы и кончить!
— Кончили! — раздался внезапно грубый голос. — Шагните два раза, и готово!
— Честь имею пожелать вам доброго вечера! — ответил Лупер, соскакивая на землю.
— Как вечера? — возразил невидимый собеседник. — Теперь едва полдень!
— Ваши часы опаздывают, — вежливо сказал Лупер; — на моих час двадцать семь минут.
— Верно! — крикнул голос.
Свет факела блеснул в темноте, навстречу бандитам шел какой-то человек.
— Кабуло! — воскликнули они в один голос.
Кабуло был рослый малый лет сорока. Красное лицо его, с выражением какого-то мошеннического добродушия, едва ли могло внушать большое доверие.
Разглядев бандитов, он им крикнул:
— Теперь осторожнее: не шевелитесь!
Он повернул вделанную в стену рукоятку и поспешно откинулся назад.
Веревочная лестница с шумом свалилась на землю.
— Больше никого не ждем! — смеясь, сказал Кабуло.
— Будто, кроме нас, приходили другие? — спросил Полит.
— Еще бы! Там у нас немало твоих друзей и знакомых.
— Отлично!.. Но скажи, Кабуло, как мы выйдем отсюда без лестницы?
— Не бойся, старина! В целости доставим! Во-первых, вы уйдете не с этой стороны, а, во-вторых, лестница в пять минут может быть на месте.
— Браво!.. Точно в театре!
Кабуло опять прижал какую-то пружину, и потайная дверь неслышно повернулась.
Бандиты вошли в длинный коридор, конца которого они не могли ни видеть, ни угадать. Вероятно, это подземелье было заброшенной каменоломней.
В некоторых местах, свод подпирался толстыми столбами, иногда же он опускался так низко, что бандиты подвигались почти ползком. Старинные и недавние обвалы загораживали путь на каждом шагу. Круглые залы перерезывали коридор, от них расходились, точно лучи, широкие галереи, такие же бесконечные и таинственные, как та, по которой шли три друга.
Кабуло уверенно направлялся по этому лабиринту. Он был здесь, как у себя дома, и шел, беспечно насвистывая веселую песенку.
Не то было с Лупером и Политом. Эти мрачные своды давили их, могильная тишина, одиночество, неизвестность невольно наводили на мрачные мысли.
Вдруг проводник их остановился, высоко подняв над головой свой факел.
— Что такое? — спросил заинтригованный Лупер.
— Ничего… Как будто шаги… — отвечал тот, прислушиваясь.
— Ты думаешь, что за нами следят?
— Все возможно… Галереи эти так громадны, что нам невозможно знать все входы и выходы… Очень может быть, что и, кроме нас, здесь есть хозяева.
— Черт возьми! — сказал Лупер. — Это было бы досадно.
— Еще бы! Когда я шел за вами, мне тоже послышался какой-то шум…
— Но теперь я, признаться, ничего не слышал!
— И я тоже! — подхватил Полит.
— Может быть, мне почудилось. Во всяком случае — пойдем вперед!
— А далеко нам еще? — спросил со вздохом Полит.
— Через пять минут мы будем на месте.
Действительно, он вскоре остановился и открыл потайную дверь. Друзья вошли в погреб, сверху донизу заставленный бочонками с вином.
— Ай да мебель! — сказал, облизываясь, Полит. — Вот бы!..
Но Кабуло шел вперед, не обратив внимания на его слова. Он открыл еще дверь, поднялся по лестнице и, пройдя небольшой двор, остановился наконец у маленькой двери.
Само собой разумеется, бандиты следовали за ним
Кабуло постучался три раза.
— Войдите! — раздался чей-то голос.
ГЛАВА II
При выходе из подземелья, Кабуло и его товарищи потушили факел и фонари.
Лупер и Полит напрасно напрягали зрение, стараясь, если не рассмотреть, то угадать, где они. Проницательность мошенников бывает поистине изумительна. Им стоит иной раз пройти по незнакомой местности, и они заметят все, что им нужно.
Но на этот раз бандиты должны были сознаться, что вся их смышленость не может ни к чему послужить; они были окружены совершенным мраком, в котором решительно ничего нельзя было рассмотреть.
Кабуло обратился к Политу:
— Ну, сынок, я сейчас тебя поведу к товарищам.