Великая княгиня Елисавета Феодоровна и император Николай II. Документы и материалы, 1884–1909 гг. - Ковальская Елена
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До свидания, дорогой мой Ники, Христос с тобою — мы крепко тебя обнимаем.
Твой Сергей.
(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1.Д. 1340.А. 52–55 об.)
Цесаревич Николай Александрович — вел. кн. Сергею Александровичу
3 сентября. Спала
Милый друг мой,
От всей души благодарю тебя за твое дорогое письмо, доставившее мне большую радость. Что же делать, если события так сошлись, что в нынешнем году я не вижу А<ликс>; все же крепкая надежда живет во мне, кроме любви!
От всего сердца спасибо за твой разговор с Louis[493], из которого так много выяснилось для меня утешительного. Но с другой стороны, что меня поразило, при разговоре с Мама о разрешении ехать в Ильинское, это что она почти согласилась уже отпустить меня. Теперь же я больше не стану настаивать на моей просьбе, и ты увидишь, как Мама будет потом спокойно относиться к известному вопросу.
Позволь тебя поздравить с Монаршей милостью[494] и сообщить тебе, что я также получил маленький орден — Владимира 4-й степ<ени>, который с гордостью ношу в петлице.
Теперь о главном содержании моего письма — о маневрах… Маневры сами по себе были весьма серьезно и толково исполнены; хотя о них мы могли лучше судить изучая приказания и диспозиции по обоим армиям, нежели воочию, благодаря огромным расстояниям, которыми были разделены войска. Надо отдать полную справедливость армии, что в ее действиях, по моему взгляду, она нисколько не уступает гвардии — и слава Богу! Кавалерия Николаши[495] и Струхова работала лихо, точно также и пехота; об артиллерии не имею права судить, не будучи знаком с нею.
Разумеется, лучше всего был вчерашний парад, на котором участвовало 128 000 чел. и 468 орудий — зрелище никогда не виданное в мирное время. Началось с поднятия штандарта на павильоне для Мама, на что последовал салют из всех 468 орудий сразу, длившийся 2 минуты; но это казалось постоянным громом в течении этих 2-х минут, так как каждое орудие после первого залпа дало еще два выстрела. Затем началось прохождение, сначала войск Киевского округа, затем частей Варшавского с другой стороны павильона. Объезд был только вдоль внутреннего фаса; войска стояли тройным покоем и то пришлось три версты. После большого завтрака с начальством уехали на ж.д. и сегодня приехали сюда. О Луцке, Ровно и Дубно нечего говорить — все это маленькие городишки изобилующие жидами.
В день сосредоточения войск к параду мы посетили Почаевскую Лавру[496]; она у самой границы Австрии, вид с нее чудный. Там чудотворная икона Божьей Матери[497], след Ее ступни в скале с целебною водою и внизу под церковью мощи преп. Иова[498]. Архиерей Модест[499] угостил чудным завтраком.
Я очень удивлен, но никакого письма от тетеньки не получал.
Крепко обнимаю тебя, ее и А.
Твой Ники.
(ГА РФ. Ф. 648. Оп. 1. Д. 70. Л. 81–84 об.)
Наконец, Николай получает письмо от Елисаветы Феодоровны, в котором она передает содержание разговора с сестрой и отцом, а также сообщает о своем желании принять Православие.
Вел. кн. Елисавета Феодоровна — цесаревичу Николаю Александровичу
29 августа. Ильинское
Милый Ники,
Надеюсь, из-за того, что я не писала тебе после нашего прощания, ты не подумал, что я тебя забыла — но мне так хотелось сообщить тебе новости, которые ты наверняка с нетерпением ждешь. Итак, мы много разговаривали <с ней>, тем не менее, преграда, которая, как мне казалось, со временем падет, представляется пока неодолимою.
Pelly (Аликс. — Сост.) любит все также сильно и глубоко, но она не может решиться сменить веру; ей кажется, что она совершит тяжкий грех. Я собрала все свои силы, всю свою любовь и сестринскую привязанность, чтобы убедить ее в том, что она непременно — иначе и быть не может — полюбит эту веру, к которой стремлюсь приобщиться и я, веру подлинную и истинную; единственную веру, которая осталась неискаженной в веках и сохранила изначальную чистоту.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Мы сделали бы этот серьезный шаг вместе, но — увы! она не может решиться. Нам остается только уповать на Бога, чтобы Он помог ей сделать правильный выбор. И я очень надеюсь на хороший исход. Бедняжка! Она страдает — сильное чувство любви, с одной стороны, и чувство долга, как она его понимает, — с другой. Однако я надеюсь, я верю, что уговорю ее поступить правильно, ведь любовь — тоже святое чувство, одно из самых чистых чувств на этой земле. А что до других ее сомнений, то они — ничто по сравнению с этим; на самом деле я думаю, что Папа дал бы свое согласие — ты совершенно завоевал его сердце. Я говорила с ним; и главное, он сказал, что не может ручаться, что никогда не даст своего согласия, однако считает, что Бабушка[500] будет раздосадована и даже разгневана, если бы это случилось сейчас, или если бы вы встретились в этот раз.
4 сентября. Прошло несколько дней, и ты уже должен был получить письмо от Сергея. Нет слов передать, как я огорчена, что не могу пригласить тебя к нам, но сейчас это действительно невозможно. Но кто знает, может быть, это и к лучшему, хотя и очень тяжело. Мы очень часто беседуем с Pelly. Когда она уедет, я дам ей книги, и буду постоянно ей писать. Возможно, когда пройдет время, и я поеду повидать Бабушку, мне удастся уговорить ее изменить свои взгляды и не препятствовать счастью двух влюбленных. Конечно, я не могу прямо сказать ей, что ты говорил со мной, но думаю, будет полезно, если расскажу ей о тебе, каков ты и насколько добры все твои чудесные родственники! И как только Pelly решится, тогда, не сомневаюсь, и Бабушка сдастся, ведь она ее обожает. Вкладываю в свое письмо этот маленький конверт и цветок, который Pelly положила в мой бювар. Когда будешь в Иерусалиме[501], помолись за нее, чтобы она нашла в себе силы решиться.
Письмо вышло сумбурным и непоследовательным, но ты даже представить не можешь, как я молюсь за вас обоих, как жажду, чтобы все сбылось.
Благослови тебя Бог, дорогой, и да придаст <Он> тебе мужества!
Вскоре я напишу тебе снова; до этого я была в такой тревоге и печали, что не было сил взять в руки перо.
Всегда любящая тебя
Элла.
(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1.Д. 1253. Л. 13–14 об. — на англ. яз.)
На конверте с письмом принцессы Алисы Елисавета Феодоровна сделала надпись:
Милому Ники от «Dumme Drine» (от Эллы о нашем секрете).
Гессенская принцесса Алиса — вел. кн. Елисавете Феодоровне
Ильинское
Прошу тебя, передай Pelly (Ники. — Сост.) эту веточку белого вереска. Мне удалось найти его всего один раз, и с тех пор я всегда носила его на своем браслете. Но, надеюсь, ей он принесет больше удачи, чем мне, особенно в этом путешествии.
Pelly II.
(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1.Д. 1254а. Л. 15–16. — на англ. яз.)
Принцесса подарила цесаревичу веточку белого вереска неслучайно — в Шотландии он считается символом удачи. Много легенд сложено о нем. Приведем лишь одну из них: «Когда-то давным-давно одна шотландская принцесса ждала возвращения своего мужа из военного похода. Единственное, что осталось у нее от любимого — это белый шелковый шарф и воспоминания о днях, проведенных вместе. Принцесса выплакала все глаза и одна ее слезинка упала на ярко-пурпурный цветок вереска. В тот же миг цветок стал белым, как шелковый шарф любимого…»
Вел. кн. Елисавета Феодоровна — цесаревичу Николаю Александровичу
5 сентября. Ильинское — Спала
Сердечное спасибо за телеграмму и письмо, получила только что. Получил ли ты письмо Сергея? Мое ушло вчера. Pelly любит. Скоро напишу еще. Целую много раз. <Если бы> ты был с нами. Господь да благословит тебя.
Элла.