Безнадега - Стивен Кинг

Туда, где уже царила ночь.

Глава 2

Ты обрел веру, сказал как-то Дэвиду преподобный Мартин. В самом начале их общения. Примерно тогда Дэвид начал понимать, что по воскресеньям, часам к четырем пополудни, преподобного Джина Мартина уже нельзя считать трезвым. Однако прошло еще несколько месяцев, прежде чем Дэвид понял, как много пьет его новый учитель. Нет, Дэвид, говорил он, точнее будет сказать, что ты единственный истинно обретший веру, кого мне довелось видеть, а возможно, и единственный, кого мне доведется увидеть до конца своих дней. Сейчас нелегкие времена для Бога наших отцов, Дэвид. Многие люди только говорят, но редко кто действительно ищет дорогу.

У Дэвида не было уверенности, что происшедшее с ним следует классифицировать как «обретение веры», но особо задумываться над этим он не стал. Что-то случилось, а как это называть — не так уж и важно. Это что-то привело его к преподобному Мартину, и преподобный Мартин, в пьяном виде или нет, рассказывал, что Дэвиду следовало узнать, разъяснял, что от него требуется. Когда Дэвид в один из воскресных дней под безмолвный баскетбол спросил преподобного Мартина, что он должен делать, тот ответил без запинки:

— Забота нового христианина — встретить Бога, узнать Бога, поверить Богу, возлюбить Бога. Это не список покупок в супермаркете, когда ты можешь покидать все перечисленное в нем в корзинку или заказать в любом порядке. Это переход от простого к сложному, как, например, от арифметики к алгебре. Ты встретил Бога, и встретил удивительным образом. Теперь ты должен узнать Его.

— Вот я и говорю с вами.

— Да, и ты говоришь с Богом. Говоришь ведь? Ты же не перестал молиться?

— Нет. Хотя нечасто слышу Его ответ.

Преподобный Мартин рассмеялся и приложился к кружке.

— Бог — отвратительный собеседник, в этом сомнений быть не может, но Он оставил нам подробную инструкцию. Думаю, тебе следует обратиться к ней.

— Простите?

— Я про Библию, — ответил преподобный Мартин, глядя на него поверх кружки налитыми кровью глазами.

Так Дэвид начал читать Библию и закончил «Откровение Иоанна Богослова»[37] («Благодать Господа нашего Иисуса Христа со всеми нами. Аминь»[38]) примерно за неделю до отъезда из Огайо. Библию он читал методично, словно выполнял домашнее задание, по двадцать страниц каждый вечер, за исключением уик-эндов, делая пометки, заучивая то, что казалось ему важным, пропуская те места, которые преподобный Мартин рекомендовал ему пропустить, главным образом те, где говорилось, кто кого родил. Стоя у раковины и дрожа всем телом от ледяной воды, которую он лил на себя, Дэвид особенно отчетливо вспомнил историю Даниила[39], брошенного в львиный ров. Царь Дарий не хотел бросать туда Дэнни, но советники хитростью заставили его это сделать. Дэвид тогда еще удивлялся, как много в Библии политики.

— ПРЕКРАТИ! — проревел его отец, оторвав Дэвида от размышлений и заставив обернуться. В сгущающихся сумерках лицо Ральфа Карвера перекосилось от ужаса, глаза переполняла боль. В таком состоянии он сам напоминал одиннадцатилетнего мальчишку, закатившего истерику. — ПРЕКРАТИ НЕМЕДЛЕННО, ты меня слышишь?

Дэвид, не отвечая, вновь повернулся к раковине, смочил водой лицо и волосы. Он вспомнил совет царя Дария, который он дал Даниилу перед тем, как того увели: «Бог Твой, которому ты неизменно служишь, Он спасет тебя!» И что-то еще, сказанное Даниилом на следующий день, насчет того, почему Бог заградил пасть львам…

— Дэвид! ДЭВИД!

Оглядываться он не стал. Не мог. Дэвид ненавидел крики отца, он никогда не слышал, чтобы отец плакал или так кричал. Ужасное зрелище, от которого у него рвалось сердце.

— Дэвид, отвечай мне!

— Прекратил бы ты это, приятель, — подал голос Маринвилл.

— А вам бы лучше помолчать, — бросила ему Мэри.

— Но он же злит койота!

Мэри пропустила его слова мимо ушей.

— Дэвид, что ты делаешь?

Дэвид не ответил. Тут ничего не объяснишь обычной логикой, даже если бы для этого было время, потому что вера законам логики не подчиняется. Преподобный Мартин раз за разом втолковывал Дэвиду этот, наверное, самый важный постулат: здравомыслящие мужчины и женщины в Бога не верят. Приговор этот окончательный и обжалованию не подлежит. Об этом не скажешь с амвона, потому что паства выгонит тебя из города, но это чистая правда. Бога заботит не здравый смысл, Богу нужны вера и доверие. Бог говорит: «Не бойтесь, уберите страховочную сетку. А когда сетка убрана, выбросьте и сам канат».

Дэвид вновь набрал в горсть воды и плеснул ее на лицо и волосы. Главное — голова. Тут он победит или потерпит поражение, это Дэвид знал совершенно точно. Голова у него крупная, а череп, как известно, не меняет форму по прихоти хозяина.

Дэвид схватил кусок мыла «Ирландская весна» и начал намыливаться. Ноги его не волновали, он знал, что с ними проблем не будет, поэтому он начал с промежности и пошел вверх, с силой втирая мыло в кожу. Его отец все кричал, но слушать у Дэвида времени не было. Надо торопиться… и не только из-за того, что он может дрогнуть, если хоть на мгновение прекратит намыливаться и подумает о койоте, сидящем перед решеткой. Если мыльная пена засохнет, она не сможет послужить смазкой. Наоборот, она ухудшит трение, и Дэвид застрянет там, где застревать не следует.

Он добрался до шеи, за ней последовали лицо и волосы. Сощурившись, с куском мыла в руке Дэвид босиком зашлепал к решетке. Первый горизонтальный прут отделяли от пола три фута. Расстояние между вертикальными прутьями составляло около пяти дюймов. Камеры предназначались для мужчин, здоровенных шахтеров, а никак не для одиннадцатилетних худеньких мальчиков, поэтому Дэвид полагал, что тело пройдет в щель без труда.

А вот голова…

Скорее, не мешкай, не думай, доверься Богу.

Дэвид, весь в зеленой мыльной пене, дрожа всем телом, опустился на колени и начал намыливать сначала один вертикальный прут, потом второй.

Койот, лежавший у стола, поднялся на все четыре лапы и злобно зарычал. Его желтые глаза не отрывались от Дэвида Карвера. Койот оскалился, обнажив острые зубы.

— Дэвид, нет! Не делай этого, сынок! Это же безумие!

— Он прав, парень. — Маринвилл стоял у решетки своей камеры, схватившись руками за прутья. Так же, как и Мэри. Дэвиду было, конечно, неловко, учитывая столь безобразное поведение отца. Но деваться-то некуда. Он должен уйти, уйти прямо сейчас. Горячей воды в кране не было, а с холодной мыло засыхало быстрее.