Путешествие по Советской Армении - Мариэтта Шагинян

Надо сказать, что в Армении своей математики как науки долго не было, не имелось кадров для организации кафедры, для чтения многих факультативных курсов, для преподавания многих традиционных дисциплин. А без развития и движения математики как науки нет и не может быть развития и движения прикладных областей, основанных на математике. И вот академику Шагиняну, помимо его собственной большой творческой работы, пришлось заняться еще и безмерно важным для республики повседневным, терпеливым трудом организатора и педагога. Он помог создать в социалистическом Ереване культуру математики, поднять и воспитать молодые кадры. Сейчас во всем нашем Союзе, да и далеко за его пределами, знают о молодом ученом, избранном в две Академии наук (Армянскую и СССР), — Сергее Никитовиче Мергеляне; в три года окончив Ереванский университет, в полтора года московскую аспирантуру у проф. Келдыша, он написал интереснейшую работу по «Теории наилучших приближений в комплексной области».

Пройдут годы, — и, быть может, то, что встает перед нами законченным очерком уже созданного, большого культурного целого, покажется нам через несколько лет только робким началом гигантского развития науки и техники в Армении.

В верхней части города. «Матенадаран»

Так велика иллюзия низкого расположения Еревана («счастливая яма», «глиняный горшок»), что вы совершенно забываете его высотную отметку — курортную, почти высокогорную, превышающую Кисловодск. В верхнюю часть идут гулять; вверх разрастается будущий город, — к Канакеру, к Нор-Арабкиру; туда протягиваются трамвай, троллейбус; наверх, в старинное предместье Норк, с его виллами, садами и детским санаторием, выезжают «на дачу». Кверху прорезывается, весь в густой зелени, в лучших архитектурных образцах «индивидуального» строительства, новый проспект Баграмяна. И сюда, у самого подъема вверх, забрались, кроме Академии, университета и больниц, еще и другие важнейшие культурные учреждения республики.

Здесь прежде всего штаб армянской энергетики, великолепное здание Армэнерго, внутри облицованное розовым конгломератом. В прохладу этих высоких комнат с натертым до блеска паркетом стекаются все реки и речки Армении, замирая на стенах «профилями», цифрами будущих киловатт-часов. Всего несколько лет назад в небольшой комнатушке бывшего скромного «водхоза» начиналась эпопея первой районной гидростанции Армении — Дзорагэс. А сейчас Дзорагэс уже «весь в прошлом»: 15 ноября 1932 года он дал первый свой ток Алаверди с одного агрегата; 6 августа 1933 года заработал второй агрегат, прошла линия передачи на Кировакан; 1 июня 1934 года Дзорагэс официально принят в промышленную эксплуатацию; а в июне 1938 года он уже влился в общеармянский куст, вкладывая в этот «общий котел» 14 тысяч киловатт. Третий свой агрегат он отдал освобожденным от немецко-фашистской оккупации районам Северного Кавказа. И люди, работавшие на стройке помощниками монтера, тоже выросли вместе с ней: С. Я. Татевосян стал старшим научным сотрудником, А. М. Аймегикян — главным механиком…

В белом доме с тяжелой колоннадой — Государственное издательство и рядом огромная типография. Тут же неподалеку одна из интереснейших лабораторий Академии наук, руководимая академиком И. В. Егиазаровым, точнее — три лаборатории, соединенные вместе: гидравлики сооружений и потоков, гидроагрегатов, моделирования целых энергосистем. На площадках ее вы можете гулять по модели всего Куйбышевского узла, вы можете увидеть русло реки Волги со всеми сооружениями, существующими пока только на одной модели. Масштаб ее — одна стопятидесятая натуральной величины; это самая большая модель из всех имеющихся в нашем Советском Союзе. На этой модели, подвергаемой действию воды, ученые лаборатории ведут при помощи новых приборов, измеряющих колебания уровня воды, автоматически записываемые на осциллографе, изучение явлений неустановившегося волнового движения водного потока в пределах Куйбышевского гидроузла.

В изящном особняке Государственной библиотеки, с ее ценными книжными фондами и коллекцией первопечатных книг, с ее крупными вкладами последних лет (книгами бывшего «Лазаревского института» и др.), временно приютился «Матенадаран», в точном переводе «рукописехранилище». Для него, по проекту архитектора Марка Владимировича Григоряна, достраивается окруженное парком, из базальта и прямо в базальтовой скале, особое, величественное здание, с широкой лестницей, ведущей ко входу, со статуями армянских историков по оба крыла, с подземными хранилищами и античной залой для занятий.

Богатства «Матенадарана» составились из рукописных фондов Эчмиадзина, отдельных армянских монастырей, в их числе Ахпатского и Севанского, и многих других источников. Сейчас в нем насчитывается девять с лишним тысяч рукописей и множество фрагментов, пергаментных вставок, от двух до шести страниц, из более древних рукописей, находимых за переплетами, куда их помещали переписчики для придания твердости переплету и чтобы защитить рукопись от сырости.

В 1945 году вышла вдохновенная книга академика И. Ю. Крачковского «Над арабскими рукописями». В ней автор подробно рассказывает о своих скитаниях по лицу земли в поисках нужных ему рукописей. Тихие залы самых разнообразных библиотек, удивительные образы самых несхожих ученых всевозможных национальностей проходят перед читателем. От рукописного отдела Публичной библиотеки и Азиатского музея в Петербурге до «Восточной библиотеки» в Бейруте, Хедивской и Аль-Азхари в Каире; от Национальной библиотеки Парижа до больших и маленьких, шумных и тихих библиотек Алеппо, Иерусалима, Александрии — всюду склоняется русский ученый с любовью над пожелтевшим пергаментом, вчитываясь в далекое, ушедшее время… Но время, оказывается, не ушло, забытые письмена живут, тихие залы полны великого внутреннего движения. Живой, реальный Египет, живая Сирия, где сейчас борются порабощенные империалистами народы за свое национальное бытие, встают из шелестящих листов тысячелетней давности. Потому что, отвлеченные для буржуазной науки, эти пергаменты конкретны, как кровь сердца народа, для потомков тех, кто писал их, и для представителей новой, социалистической науки, не знающей «мертвых культур» и «мертвых народов». Академик И. Ю. Крачковский, закончив свою книгу, написал в «прелюдии» — предисловии:

«Вспоминая свои переживания над рукописями, я не мог не говорить о том, как малейшая деталь работы здесь связывается с широкими вопросами истории культуры, как все в конечном итоге вливается в мощное движение на пути к высоким идеалам человечества» [126].

Для каждого ученого наших национальных республик такое чувство над рукописями, над «малейшими деталями работы» с ними естественно и понятно. Но в Армении к этому прибавляется и другое чувство, которое можно назвать объективной гордостью; древние армянские летописцы и наследство их заслужили славу в кругах ученых.

Много раз значение армянских летописцев критически обсуждалось и переоценивалось, а новые и новые открытия, которыми ученые обязаны армянским рукописям, не прекращаются и до сих пор, потому что богатства их еще не изучены и не исчерпаны.

Армяне-миниатюристы внесли свой вклад в искусство украшения книги, а древние армянские летописи повлияли на создание некоторых мировых мифов и сюжетов, — таких, например, как Ара Прекрасный, — Ярило, Эрос, вечно возрождающийся бог весны, или Агасфер, вечный странник, которому не дозволено умереть. О том, что легенда об Агасфере армянского происхождения, можно прочитать в хронике Филиппа Мускэ, в английской летописи Матвея Парисского, писавшего в XIII веке о посещении армянского епископа, рассказавшего ему эту легенду; на того же епископа ссылается и итальянский астроном Гвидо Бенати, приводя легенду[127].

Но армянские монахи-летописцы забредали в Европу не только в XIII веке, а и в VII, спасаясь от власти арабского халифата. Вот что пишет А. Н. Свирин в своем исследовании «Миниатюра древней Армении»:

«Арабское завоевание способствовало проникновению в Англию и Ирландию монахов коптских, сирийских и армянских, имена которых упоминаются в ирландских молитвенниках, например, египтянин из Disert-Milaig, армянский епископ de Kiilgh и многочисленные „ромей“, то есть византийцы. Эти люди принесли с собою искусство украшения книги… Достаточно взглянуть на евангелие VIII века в библиотеке имени Салтыкова-Щедрина в Ленинграде (F, VI, № 8), чтобы убедиться в наличии восточных элементов в ирландском искусстве»[128].

С такими предварительными сведениями мы переступаем порог временного ереванского помещения «Матенадарана». Особый воздух, — суховатый дух пергамента, дыхание пальмовой и кипарисовой пыли от дощечек переплета, металлический запах бронзовых застежек и — словно цветы в комнате — странный аромат древних миниатюр, как если бы художник растирал вместе с тушью, с киноварью, с эмалью и позолотой одному ему ведомые сухие эфирные масла, — охватывает вас. Временное хранилище еще очень несовершенно. Здесь темно, как и полагается, но еще недавно рукописи за недостатком места не были разложены на расстоянии друг от друга, а плотно лежали в сундуках, обитых цветною жестью. Страстный патриот своего дела, директор «Матенадарана» проф. Г. Абов показывает сперва самую старую бумагу в нашем Союзе, бумагу X века, на которой переписаны работы знаменитого математика VII века Анания Ширакаци. Это самая древняя рукопись «Матенадарана» на бумаге.