Этносы и «нации» в Западной Европе в Средние века и раннее Новое время - Коллектив авторов

В этом случае автор, хотя и рисует прямо противоположные образы, разделяет мир точно так же, как и два предыдущих. Принцип описания «от противного» предопределил целую цепочку негативных и непристойных тропов, призванных создать соответствующее настроение и отношение к главному герою у читателя. Кроме сравнения с Хэриотом, которое доказывало безбожие Гондомара и целого набора шуток «ниже пояса», автор использует исторические образы, прежде всего – знаковую и уже мифологизированную победу над Армадой. Таким образом, как и в первом случае, автор маркирует золотой Век Елизаветы как квинтэссенцию «английскости», а Испанию – как унаследованного врага. При этом «свой», англичанин, рисуется как бы в тени, как противоположность карикатурному образу испанца Гондомара. Эта оппозиция показана непосредственно в самом тексте. Французы снова выступают только в качестве объекта для шуток, связанных с французской болезнью, их католицизм не превращает их во врагов.

«Спасти истинную религию!» – конфессиональные радикалы

Артур и славный Круглый Стол…

Это произведение, демонстрирующее пример крайне негативного отношения к испанскому браку, написано в стиле народных баллад. Связь с народным творчеством должна была подчеркнуть неаккуратность написания – несколько раз ломается ритм, присутствие очень неточных рифм (thence – Prince), рифма it – it, переход от мужских окончаний строк к женским (все эти недочеты в переводе устранены или смягчены). При этом автор демонстрирует довольно высокую осведомленность в событиях испанского брака и в мифологии, окружавшей королевскую семью.

Сочетание этого с большим вниманием, которое автор уделяет сексуальным порокам, а также откровенно негативным отношением к Бекингему, принцу и королю, позволяет предположить, что этот стихотворный пасквиль зародился в пуританской среде.

Артур и славный Круглый Стол,И Черный Принц, что войско вел,86Никто из англичан,Не мог – так хроники гласят —Поставлен быть в единый рядС тем, чей портрет здесь дан. 87

Он не водил отцовский флот,Он не командовал: «вперед!»,Бесстрашный принц другой,То в Азенкуре сделать смог,88Но спорт искусный любит Бог,А не кровавый бой.89

Как рыцарь странствующий в ночь,Так рвался он из дома прочь,Куда любовь зовет.90Его сундук зарок в том дал:Он две рубашки только взял,Домой же три везет.91

В чужое платье он одет,А тот, кто дал такой совет —Его он взял с собой.Насколько ж он славней, чем тот,Кто войско за собой ведетПод барабанный бой.

Французы – любопытный люд,А принца нашего так ждут92(Со мною в том не спорь),Что все мы молимся до слез,Чтоб наш наследник не привезДомой французов хворь.93

Чтоб веселее стал наш стих,Припомним мы его родных,Живущих далеко,94О чьей судьбе мольбы слышныОт лучших пасторов страны,А им все нелегко.

Винить монарха не дерзнул,За то, что Англией рискнул,95Никто во всей стране.С маркизом утекла любовь,И топит овдовевший вновьСтрадание в вине.96

Совет был страшно оскорблен,К молчанью призывает он —Его вины в том нет,Что Суверен – в который раз —Не смог укрыть от зорких глазПостыднейший секрет.

На представление, поставленное для принца Карла при испанском дворе

Текст не описывает никакого реального представления, поставленного во время пребывания принца Карла в Мадриде97. Автор очень иронично описывает смерть Папы, явно сочувственно относится к протестантам и, особенно, пуританам. Его ненависть к митрам и ризам дает возможность предположить, что автор – радикальный протестант (пуританин). Текст не очень аккуратен, три раза встречаются рифмы him – him, много глагольных рифм (в конце целое четверостишие). Почти все эти недочеты, кроме последнего, устранены в переводе. С другой стороны, автор весьма неплохо осведомлен в организации сцены придворного театра и в устройстве сценических машин, и можно предположить, что он видел придворные маски.

Принц Карл недавно с группой верных слугВ Мадриде был, и если верен слух,Католики с великим уваженьемПоказывали принцу представленья.98Внезапно церковь Рима умерла,99Как знатный, обезглавлена была,100Лишь жизни блеск ушел из папских глаз,Как хитрые католики тотчасПридумали в честь божьего любимцаПоставить маски перед нашим принцем.На верхней сцене – дивный райский сад,Внизу – исполненный кошмаров Ад.101Вошли паписты с ангельским собором,И протестанты с дьявольскою сворой.Католиков умерших вел отрядНебесных сил под сень петровых врат,А протестантский дух, покинув тело,Утаскивался в адские пределы,И главный дьявол как дрова вязалНесчастных пуритан, и в Ад спускал.Там был умерший Папа. Ясно, онНа Небо должен был быть вознесен.И чтобы больший Папе был почет,Его канат на Небо вознесет.102Чтоб подчеркнуть достоинство и силу,С ним ангельская свита воспарила.Вот он уселся. Ангелы сидят,И потащил их всех наверх канат.Осанну Папе хор святых поет,Апостол Петр его с ключами ждет,Все смотрят. Треск – и торжеству конец:Трос лопнул, в Ад летит святой отец.Католики, по нем не сильно плачьте,В Чистилище попал, к своей удачеВаш Папа. Надо мессы отслужить,Чтоб тайные грехи его отмыть.103Очистившись от всех своих грехов,Вновь будет к восхождению готов.Но каковы заслуги, вот вопрос,Коль тяжесть их порвала крепкий трос?И, согласитесь, как-то странновато,Что Папа в Рай залазит по канату.Что отвлекло тебя, лишило сил,Тебя, кто мимо звезд его тащил,Ты лучше б на себе его вознес,Не знаешь если: может рваться трос,104И на тебе одном лежит винаЗа то, как громко лопнула струна.Я вижу оправданье лишь одно:В тот вечер ты усердно пил вино.Для пьяного что агнец, что козел,105Ты принял Папу за Отца всех зол.106Быть может жребий так распорядился,Средь Пуритан чтоб Папа очутился,И быстро дух католиков поник:Их Папа проклят, словно еретик.Но он-то верил: ангельская ратьДолжна поймать его и вверх поднять,Но не спешат к святейшему отцуИ брошен он один лицом к лицуС опасностью. Так чья же здесь вина?Была ли тяжесть Папы учтена?Включить обязан был ты в свой расчет,Какой огромный у него доход.Он взял с собой – учесть был должен тыТиару, митры, ризы и кресты.107Поклажа, без сомненья, велика,И совесть вряд ли у него легка.Вновь вверх тащи – кто будет виноват,Что Папу вновь не выдержит канат.Поскольку Папу Небо проклинает,Канат его от Рая удаляет,И Ад его вседневно ожидает,Где он и жил – там пусть и обитает108.

Партии, конфессии или идентичности?

В традициях вигской историографии было обозначать период перед Великим Мятежом как эпоху противостояния «партии двора» и «партии страны». После работ немецких историков 50-х гг. XX века эпоха от начала реформации до окончания Тридцатилетней войны была определена как «конфессиональная», то есть эпоха, когда все социальные, политические, культурные институты общества подчинялись конфессиональной принадлежности. Соответственно, все конфликты, неважно – внутренние или внешние, должны были определяться конфессиональным противостоянием католицизма и реформированной церкви. Однако представленные выше тексты невозможно поместить ни в ту, ни в другую схему.

Обе схемы подразумевают жесткую бинарную оппозицию. При этом они логически не противоречат друг другу. Можно объединить их, получив две пары бинарных оппозиций, своеобразный квадрат, в углах которого разместятся четыре противостоящие «конфессионально-партийные» группы. Введя деление на «умеренных» и «радикальных», можно увеличить количество противостоящих групп до 8. Потенциально этот процесс является бесконечным. Но такое деление не соответствует ни самим текстам, приведенным выше, ни их анализу. Поскольку основой этого деления являются жесткие бинарные оппозиции, которых не выявляет анализ текста.

Можно сказать, что третья группа противопоставляет себя первой и, отчасти, второй – критика самого короля, принца и двора вполне присутствует, и даже весьма жесткая. Но основной мотив третьей группы – радикальный протестантизм и антикатолицизм. Тогда первая группа должна отстаивать католицизм и нападать на третью. Но ни того, ни другого в текстах этой группы нет. Католицизм просто ни разу не упомянут, ни в тексте Якова I, ни в тексте Корбетта, а единственной критике подвергаются новостные агенты – но не по религиозным мотивам. Для обитателей мира двора люди за его пределами практически не существуют, тем более – их нападки. Хотя на практике ответ монарха был – цензура любых печатных произведений, посвященных проекту испанского брака и запрет на публичное обсуждение, но в мир текста это никак не проникает.