Этносы и «нации» в Западной Европе в Средние века и раннее Новое время - Коллектив авторов

Здесь остальной мир просто не упоминается. В мире этого стихотворения существуют лишь сам король, его сын, его фаворит и упомянутые в самом последнем стансе «пастухи», то есть придворные аристократы и, самое большее, депутаты Парламента. «Овец», то есть подданных в символической системе стюартовского мифа, просто нет. Даже роль пастухов абсолютно пассивна – они должны только полностью довериться могуществу Пана, который сохранит своего сына и любимого слугу.

Даже сама организация текста, разбитого на шестистишия, каждое из которых (кроме одного) заканчивается повторением имен Джека и Тома, указывает на некую замкнутость. Разумеется, схема «прощание с домом – пребывание в чужой стране – возвращение домой» характерна для подавляющего большинства стихотворений, посвященных прощанию или отбытию. Однако здесь подчеркивается противопоставление Меналус – любая другая страна (Испания, Франция, Дания). В далекую страну можно отправиться на поиски приключений, награды, по велению Любви и Фортуны, но, обретя награду, следует поспешить домой, снова на Меналус, к Пану и пастухам. То есть ко двору. Остальной Британии и «овцам» в этой схеме места просто нет.

Подобный взгляд характерен не только для самого монарха, но и авторов, так или иначе связанных с двором и интересами наиболее могущественных придворных. Один из таких авторов – Ричард Корбетт, человек из окружения Бекингема. Его стихотворение написано в форме письма к герцогу Бекингему. Поскольку в тексте Бекингем назван герцогом, но он и принц еще не вернулись, и Корбетт еще не знает о провале проекта испанского брака, можно утверждать, что поэма написана между 18 мая и 5 октября 1623 г. Скорее всего – до 1 сентября, так как в этот день стало известно, что инфанта не приедет в Лондон, о чем Бекингем написал Якову I. В тексте упоминается восход Сириуса, который царит, с точки зрения астрологии, в июле-августе, скорее всего, именно тогда стихотворение и было написано.

Читал я: остров плавал по морямВ стихах чужих,32 но я не видел самКак это было. Вы и принц сейчасОткрыли чудо древнее для нас.Когда пришла Звезды Собак33 пора,У нас, как и в Испании, жара,Такой же ветер, зной и пыль столбом,Как там, где Вы. Вас ждет родимый дом.Курс пролагая, пусть Ваш компас врет,И по неверной карте так ведет,Чтоб Англия была обретенаНа много миль южней, чем быть должна.34Когда, под ложной бородой35 скрываясь,Вы за спиной оставили Блэкфрайарс,36Назвавшись Смитом,37 не прошел и день,Как у собора38 все, кому не леньТворили слух про путь на край Земли,Как май или июнь Вы провели,Как долго ваш корабль по морю плыл —Все приключенья на пути в Мадрилл.39А после вы бы услыхали здесьЧто гранды оскорбляли вашу честь,Что был наш принц вседневно окруженИспанской стражей, верных слуг лишен.И даже капеллан пройти не могВ покои принца, хоть молитвы срокИ приходил. Вы были б голодны,Хоть яствами столы ваши полны,Узнав, как принц в Мадриде голодал,40Хотя жену, не голод там искал.Протухли яйца, оленины нет,Барашков, каплунов – вот в чем секрет:Из-за жары – вот удивитесь вы —Здесь только сено, вовсе нет травы.Моря здесь обратились в кипятокИ устриц нет сырых. Вина глотокВ пар обратился, мех свой разорвав,А мясо пахнет так, что нет приправ,Чтоб вонь отбить. Был Вами разделенныйНа четверти – как делят год сезоны —Один цыпленок пищей всенедельной.Для крылышка назначен понедельник,Во вторник – ножка, шейки час пришелНа третий раз, а потроха на столИдут в воскресный день, и, несомненно,Кормление такое – акт измены.И не вернется аппетит, боюсь,К тем, кто познал мадридский перекус.Пока я новости стихами повторял,Сам захотел поесть, и приказалПодать мне завтрак; слухи же оставилНа тех, чей лучший друг – апостол Павел.41Их лично герцог Хамфри42 накормилЦерковным воздухом и запахом могил.Вот новости (находит тот, кто ищет):За карточным столом четыре тыщиМилорд спустил,43 и Ваши злоключеньяЕму казались легким развлеченьем.Как далеко вы – я аж чертыхаюсь!И в ссоре с Вами сам граф Осливарес,44Слыхал – приливу равен графский гнев,Но шесть часов пройдет – и отшумевИсчезнет он. И цикл сей совершенныйНам волю Господа укажет несомненно,Что принц спешит в родимые краяНо долгий путь – приманка для вранья.Коль вести доброй рады небеса,Все больше врут людские голоса.Бумаги извели – устал считать,И лучше не смотреть и не держатьИзвестий лживые слова в руках,Они лишь портят девственность бумаг.Когда-то был «Бельгийский муравей»,45Теперь же королевою своей Инфанту назовем.И ваш успех Сулит восторг и радости для всех.И, под конец, молитвою своей,Как мать для Зеведея сыновей,46Того же попрошу для Вас и я —Ближайшие места от короля,И Яков будет вами окружен —Принц справа, слева Вы, а в центре трон.Гнев Господа тут в милость превратитсяИ я коснусь губами длани принца.47А Вам, мой герцог, царственный Ваш другНаграды даст за множество заслуг.Подарки эти сами Вы ковали,Ведь «Смит» назвавшись – кузнецом Вы стали.48Хоть Вы еще в далекой стороне,Судьба, я верю, улыбнется мнеИ долю скромную уделит от того,Чем дарит Вас, любимца своего.

В целом, Корбетт излагает практически те же мысли, что и его царственный собрат по перу. Он сходно излагает и интерпретирует основные идеи стюартовского мифа, прежде всего – мысль о естественности королевской власти и замкнутости мира двора. Вне описания Корбетта остался весь путь принца Карла и Бекингема до Мадрида. Принц просто перенесся из мира одного двора в мир другого. Да и возвращение его оформлено в качестве очередной иллюстрации мифа. Плавучий остров, волшебный природный объект, не имеющий никакого отношения к людям, переносит принца из мира мадридского двора ко двору короля Британии. Причем, если предположение о том, что Корбетт знал о сюжете масок, готовившихся к Рождеству 1624 (а это вполне вероятно, учитывая его близость ко двору и работу новостного агента) верно, то образ замыкается полностью – по сюжету масок остров появлялся непосредственно на сцене, в Банкетном зале, то есть принц доставлен непосредственно ко двору. В тексте неоднократно подчеркивается, что двигается этот остров только по воле короля:

Выполнен приказ,Но сына видеть пожелал сейчасНептун, и вот отправиться спешитПлавучий остров к брегу Гесперид.

Действующие лица в стихотворении Корбетта те же самые – принц Карл, герцог Бекингем и незримо присутствующий Яков I, неподвижно царящий на своем троне. Но Корбетт лишь косвенно принадлежит миру двора, он не монарх и не придворный аристократ. Поэтому в его произведении появляются «чужие». Это новостные агенты, обитатели паперти собора св. Павла. Показательно, что Корбетт, рассматривающий себя, человека из окружения Бекингема, как часть мира двора, создает негативный образ новостных агентов, хотя и сам работает таковым. Но его коллеги для него – чужие, поскольку граница мира Корбетта, как и мира Якова I проходит по палате дворцовой стражи, по линии, отделяющей замкнутый придворный мир, мир аристократии, античных символов, неоплатонических идей и мифов династии, от всего остального.

«Да здравствует король, принц и Англия! Долой испанцев и папистов!» – верные подданные

Другую группу образуют несколько памфлетов, на первый взгляд довольно сильно отличающихся друг от друга. Но есть ряд факторов, позволяющих объединить их. У них нет автора, точнее – автор неизвестен. В одном случае действительно складывается впечатление, что авторов было несколько. В других отсутствие автора – правила игры в «народные куплеты». Впечатление «народности» должен был усилить стиль произведений, которые ритмом, рифмами и нарочитой небрежностью (неточные рифмы, сломанный ритм, рифмовка одинаковых слов, глагольные рифмы) напоминали народные баллады и куплеты классического средневековья49. Среди метафор и символов напрасно искать свойственные придворной поэзии античные образы в неоплатонической трактовке.

Об Испанском браке50

Все с волненьем говорятО златой принцессе.Папа против51 – ей не бытьС принцем Карлом вместе.Поскольку принц не получилКормления для свиты,Для лошадей, для трубачей —О свадьбе позабыто.52

Гондомар берег свой план,Как несушка – яйца,Только нынче он протух…Как мне жаль страдальца!53С ним вместе много англичан,Всем новостям в ответБранятся так, поскольку бракСовсем сошел на нет.

Граф Бекингем54 и Коттингтон,И Портер рядом был55 —Трудились все, чтоб по веснеНаш принц в Мадрид приплыл.Но там инфанта, принц наш – здесь,Их брак не состоится,И принцу пусть пошлет ГосподьСкорее вновь влюбиться.

Граф Ратленд здесь, наш адмирал,Лорд Виндзор тоже тут,Лорд Марли выбирал корабльС девицей на борту.56Господь помог и добрый бризНес флот, подобно пуху,А принца так любил Мадрид,Как Марли – свою шлюху57.

[Блестяще был украшен флот,Папистам всем на страх,Был грозен адмирал, хотя,Не побывал в боях.Надеемся, что морякиУ талей не заснут,И всех папистов через бортС насмешками швырнут.]58

Вот что скажу об этом вам:Не все – пустые слухиСквозь щели правда лезет, какПо осени в дом – мухи.59Мешают сплетни и скандал,И ныне очень сложноБрак заключить.60 Теперь наш флот61Отплыть к испанцам должен.

Пусть принца с королем хранитГосподь от всех врагов,Испанолюбцев хитрых, ктоПродать страну готов62.По воле Бога должно бракДля счастья заключать,И лишь французам сужденоЛюбовью торговать63.

Исполненная в народно-насмешливой манере, эта баллада, тем не менее, проникнута верноподданническими чувствами. Никоим образом критике не подвергаются ни король, ни принц, ни Бекингем. Хотя автор очевидно отрицательно относится к проекту испанского брака, он не возлагает вину за этот проект на короля или принца и лишь очень косвенно – на Бекингема. Испанский брак представлен скорее в виде стихийного бедствия или испытания, посланного Богом, которое англичане с королем и принцем во главе с честью выдержали. Несмотря на явный протестантизм и антикатолицизм автора (или авторов), его ненависть к испанцам мотивирована не конфессиональными противоречиями – над английскими католическими лордами и французами он только смеется (правда, довольно резко). Не упоминается в тексте и Тридцатилетняя война – еще один повод для антииспанских настроений, поскольку упоминание Тридцатилетней войны неизбежно вело к критике Якова I за нежелание активно вмешаться в ход военных действий на стороне протестантов. Скорее это антагонизм, происходящий, безусловно, из конфессиональных конфликтов XVI века, но в 20-е гг. XVII в. воспринимавшийся как добрая старая английская традиция, происходящая из «славных времен Елизаветы». Так что вполне обоснованным выглядит предположение, что автор – елизаветинец, но одновременно и верный подданный Якова I. Он человек, для которого правление Елизаветы и все его элементы (в том числе и вражда с Испанией) – элемент «английскости», а Яков – законный наследник и продолжатель английских традиций. Очень похожа на предыдущую и баллада «На возвращение принца из Мадрида»: