«Засланные казачки». Самозванцы из будущего - Герман Романов

– Все в восторге от господина Родиона. Да и я сам, признаюсь честно, никогда не слышал столь завораживающей музыки. Ваш ассистент гений, что не уступит Гайдну или Шопену в исполнении. Написать такую необычную музыку, чудесную, способен только великий талант!

– Вы правы, господин капитан!

Пасюк охотно согласился с ним, прекрасно зная, что Родион нагло присвоил чужие авторские права, играя самые известные в своем мире шлягеры. Да и английский язык у парня оказался неплох, особенно когда исполнил «Герлз» знаменитой «Ливерпульской четверки» – у женщин даже слезы потекли. Романсы, включая «Подмосковные вечера», пошли на «ура», тут не откажешь в таланте советским композиторам и поэтам.

– У него большое будущее, профессор! – Капитан пристально посмотрел Александру прямо в глаза. – Зачем вы втянули талантливого мальчика в свой грязный большевитский шпионаж?!

Удар оказался слишком силен – дыхание даже сперло. Пасюк мысленно заметался в поисках оптимального и правдоподобного ответа, но, поймав улыбающийся взгляд чеха, осознал четко – все, это конец! Как говорится – недолго музыка звучала!

Александр боялся, что «проколется» Артемов, но сам же ухитрился попасть под раздачу! И чем же себя выдал?

– Это хорошо, что молчите, не говорите мне, что обвинения беспочвенны. Нет, нет, сидите и не произносите ни слова, там, за перегородкой, солдаты. Так что прошу без глупостей. Вы выдали себя за столом! Дело в том, что до войны я был фельдшером и, смею вас заверить, что немного разбираюсь в медицине и, следовательно, в латинском языке.

«Капец! Ну надо же так нарваться!»

Пасюк тяжело вздохнул и с тоскою посмотрел на офицера, что, усмехнувшись краешками губ, продолжил говорить:

– Латыни вы совершенно не знаете, а ведь любой профессор зоологии просто обязан разбираться в тонких нюансах классификации. Помните Паганеля из романа Жюля Верна? Я не имею в виду тот чудовищный суррогат, что вы обрушили на головы несведущих людей. Что это за «сусликус вульгарис»? Откуда вы взяли столь странную терминологию? Но это полбеды! Вы вообще давали некоторые обозначения животным из справочника по венерическим заболеваниям. Как вам не стыдно считать нас за идиотов, господин большевистский шпион!

– Хотите верьте, хотите нет – но я не шпион!

– Возможно, – пожал плечами капитан. – Вы не знаете латыни, а потому не можете быть профессором или ветеринаром. Но довольно уверенно классифицируете животных и разбираетесь в их жизни, имеете прямое отношение, так сказать. Где вы учились и работали?

– Окончил охотоведческий факультет сельскохозяйственного института, а работал егерем…

– Я так и подумал, что вы – охотник, разбираетесь в этом деле. Да и в седле много времени проводили, и потертости на плече имеются. А вот ваш молодой друг не имеет отношения к военному делу…

– Вы подглядывали за нами в бане?

– Фи, – презрительно потянул чех. – Мне хватило доклада нашего банщика, чтобы сделать свои выводы. Уж больно характерные следы казачьих нагаек носите на своем теле.

– С чего вы так решили, капитан?

– Красные расстреливают или бьют, но не порют. Плеть пускают в ход только казаки, а они воюют исключительно за белых. Но, оставим умозаключения. Скоро станция Даурия, каковую занимают части Конно-азиатской дивизии барона Унгерна. Там наш совместный путь окончится – я передам вас русским, и пусть они сами разбираются, кто вы – красный шпион, аферист или дезертир – меня это теперь совершенно не интересует!

– Парня до Харбина довезите, прошу вас! Не при делах юноша, какой с него спрос – ему играть нужно… – Пасюк с тоскою посмотрел на офицера. Он понимал, что с ним кончено, но нужно попытаться спасти Родиона.

Александр очень медленно вытащил из кармана мешочек с золотом – свою долю монгольского подарка, неторопливо развязал ремешки и высыпал монеты горкой на стол, заметив, как сверкнули глаза офицера. Алчность великую силу имеет, прав бородатый пророк социализма, когда заметил, что ради трехсот процентов прибыли буржуа пойдет на любое преступление.

– Хорошо, – после долгой паузы произнес офицер, глядя на лежавший перед ним «презренный металл», – я довезу его до Харбина. Но только после небольшой проверки. Даю слово офицера!

– Какой проверки?! – вскинул брови Пасюк.

– Обычной. Люди, они разные бывают, но есть либо порядочные, либо изрядные сволочи… – усмехнулся чех и принялся неторопливо набивать монетами кожаный мешочек…

Родион Артемов

Родион молча смотрел на высокие казармы, сложенные из красного кирпича, на стоящих вдоль стен казаков в синих монгольских халатах, но фуражках с желтыми околышами, с погонами и лампасами того же цвета. В глаза сразу бросился почти идеальный порядок и чистота – да любая железнодорожная станция в его времени была намного грязнее.

За оконным стеклом прошел Пасюк в сопровождении двух рослых чехов, что держали в руках винтовки с примкнутыми штыками. У Родиона засаднило на сердце, и он тяжело вздохнул.

«Жалко Сан Саныча, но он сам выбрал свою судьбу. Заигрался в казачество, вот и получит по самое не могу. А мне незачем – добраться бы до Харбина, золотишко на первое время есть. А там концерты пойдут, в Америку переберусь – джаз в моду входит, вот я им и сбацаю, враз челюсти отвесят. И слава такая пойдет, а с ней и деньги!»

Артемов хладнокровно отвернулся от окна и уселся на мягкий диван, закурил папиросу и предался мечтаниям, которые становились с каждой секундой все радостнее…

– Вам жалко своего спутника?

Напротив уселся чешский капитан, сочувственно глядя в лицо. Родион скривил губы – помочь Пасюка нельзя, себя только погубишь. Вот пусть Сан Саныч и огребается, он свое пожил. А перед ним весь мир открыт, и он получит вскоре свою малую толику славы и денег – те же самые чехи его, разинув рот, слушали, внимая музыке и пению. А Пасюк? Да что Пасюк – своя рубашка ближе к телу!

– Да нет, наверное… – глухо произнес Родион. – Мы с ним мало знакомы. Тем паче он большевик, а они – сволочи изрядные!

– Как и вы, молодой человек?

Словно этого и ожидая, офицер зло улыбнулся, и от этого оскала воздушные замки, сотворенные Артемовым в мозгу, рассеялись как дым, как мираж. Мир из розовых цветов стал превращаться в черный, душа забилась в пятки и стала скулить от страха, и одновременно зачесалась поротая задница, предчувствуя недоброе.

– Музыкант вы хороший, – с той же странной улыбкой произнес чех, – талантливый, даже гениальный. Я бы довез вас до Харбина, вот только проверку вы не прошли…

– Какую такую проверку? – пискнул Родион, сжимаясь от предчувствия надвигающейся катастрофы.

– Он отстаивал вас до последнего, не жалея себя. А вы… Никогда не торопитесь стать сволочью, за вас это с охотой сделают другие! – чех закончил говорить так, будто плюнул с брезгливостью, а затем громко приказал, обращаясь к трем солдатам, что стояли в вагоне:

– Живо передайте этого поганца русским, пусть они сами с ним разбираются!

От такой подлянки судьбы Родион остолбенел, но внутри, как тогда в Шимках, заклубилась ярость, и выплеснулась, когда здоровенный солдат протянул к нему свои руки.

– Ки-йя!

– Ох…

Здоровяк согнулся от боли в три погибели, получив пинок носком туфли по самому чувствительному для всякого мужчины месту, неважно какой бы он ни был национальности.

– Пся крев!

Первая победа Артемова над «братушками» оказалась и последней, к тому же «пирровой» – ругательства двоих чехов оказались намного эффективней японского боевого возгласа: Родион был нещадно избит, из него вытряхнули всю золотую наличность и с громким смешком вышвырнули из тамбура прямо под ноги стоявших рядом с вагоном унгерновцев.

– Держите еще одного большевика, на пару к первому!

Падение оказалось чувствительным – это не на татами падать. Нос он себе расшиб капитально: из него хлынула кровь.

Артемова рывком подняли на ноги, и он увидел перед собой расплывшуюся в розовом тумане усатую мордяху казака, изрядно разившую ему в лицо застарелым перегаром. На серебряных погонах в линейку растянулись по паре маленьких звездочек.

– Ну что, краснопузик, дождался? – радостно осклабился хорунжий в новом синем халате, а Родиону захотелось немедленно закусить огурцом от такого приветствия – запашок от того шел прямо убойный, но мозг уже включился в работу, и нашел, как ему показалось, самый приемлемый вариант.

– Я сам прапорщик Иркутского казачьего полка!

– Да ты че?! А почему как стрюк одет?!

– Так это чехи мне одежду и дали, мой таарлык забрав! – Родион вспомнил, как называл Лифантьев монгольский халат, и узрев ошарашенные лица казаков, обратился к чешскому капитану, что стоял в тамбуре рядом с ухмылявшимся от внезапно приобретенного богатства солдатом. – Ведь так, господин капитан?

– Так, – медленно произнес чех, еще не поняв, куда клонит столь наглый «перевоплощенец», оказавшийся на проверку станичником, а тот свою линию начал гнуть с упорством фанатика.