Современная новелла Китая - А Чэн

Хань Дуншэн мог бы подумать о том, каково приходится таксистам. Да, они хорошо зарабатывают, но ведь их рабочий день длиннее, чем у водителей автобуса: двенадцать, пятнадцать, а то и восемнадцать часов. И разве справедливо было бы отбирать у них часть заработанного в пользу водителей автобусов?

Каждый глядит на того, кто больше зарабатывает, и чем дольше глядит, тем больше разгораются у него глаза.

Зависть. Самая распространенная в настоящее время аномалия у китайцев.

Лишившись доходов от изготовления коробок, Хань с женой принялись искать другие пути. Каким-то образом познакомившись с почтовыми служащими, Цинь Шухой подрядилась торговать газетами на комиссионных началах.

За каждый проданный экземпляр «Вечернего Пекина» можно выручить 0,4 фэня, а за «Многоликий мир» и «Болельщик», которые продаются вместе, по 0,5 фэня. Беря на комиссию соответственно по триста и двести экземпляров, муж с женой понемногу, но упорно приумножали свой капитал.

Теперь Хань каждый вечер торговал газетами, выручая по два с лишним юаня. И когда жена пересчитывала прибыль — сплошь мелкие монетки и потрепанные ассигнации, — она неизменно произносила с видом полного удовлетворения:

— Что ж, сегодня на еду заработали!

Китайское кулинарное искусство славится во всем мире.

Но в обычной жизни китайцы по-прежнему весьма скромны в еде. Пекинский обыватель всегда готов на ней сэкономить, чтобы отложить деньги на «большие покупки».

Сейчас пекинцы уже не определяют степень зажиточности той или иной семьи ни по еде, ни по одежде. Даже мебельный гарнитур, люстры и бра не имеют значения. Только количество и качество дорогих электроприборов и предметов длительного пользования.

Есть распространенное выражение — «восемь больших вещей». Первое место среди них прочно удерживает известный телевизор, далее последовательность может меняться в зависимости от личных вкусов, но набор такой: стиральная и швейная машины, магнитофон, фотокамера, мотоцикл и видео…

Устремившись в поход за «восемью большими вещами», семья Ханя предельно урезала расходы на питание. Он уходил на работу без завтрака, и лишь совершив несколько рейсов, в девятом часу забегал в мусульманскую харчевню на конечной станции. Там он проглатывал четыре кусочка жареного теста, запивая их горячим чаем. Так бывало каждый день. В середине дня семья собиралась на обед. Обеды в семье Ханя были притчей во языцех у всех соседей. Триста шестьдесят пять дней в году на стол подавалась жаренная с соевой подливой лапша. Подливу Цинь Шухой не жалела, но в ней, кроме яиц и креветочной шелухи, ничего не было. С тех пор как цена на баранину подскочила до трех юаней восьми мао за кило, мясо стали покупать раз в месяц, и то лишь полкило. За ужином подавали рис и тушеные овощи (самые дешевые в данный момент). В эти дни дешевле всего помидоры и сладкий перец — по 3 мао 2 фэня за кило, поэтому жена их тушила по полкило каждый вечер.

Всего этого, естественно, не знал тот пассажир, которому отказали в продаже билета. Между тем он был очень обижен и рассержен.

— Как же так? Я ехал на государственном автобусе и должен оплатить проезд. Я не хочу обманывать государство! — твердил он, все еще протягивая Ся Сяоли один мао.

Та еще более грубо отвела его руки, уставилась в потолок, прищурив глаза, так что они превратились в две щелочки. Подбородок ее дрожал, и она, будто виноградную кожицу, выплевывала слова:

— Хватит, хватит, хватит…

Наблюдавшие эту сцену пассажиры больше не могли молчать.

— Но вы же неправы… — воскликнула седеющая женщина.

Кондукторша резко ее оборвала:

— Неправа, неправа, неправа… Ну и что?

Глаза ее округлились и из двух щелочек превратились в два боба.

Тут не стерпел интеллигент в очках и, слегка заикаясь от волнения, заговорил:

— Что… что вы себе позволяете? Как вы от… относитесь к своим обязанностям?

— Вот так и отношусь! Я вообще не хочу работать кондуктором!

Ся Сяоли отвечала, как будто проволоку рубила.

«Не улеглась одна волна, как вслед за ней встает другая», — сказал поэт. Обстановка в автобусе все накалялась. Бедные пассажиры!

Ся Сяоли окончила среднюю школу в дальнем пригороде Пекина. Ее отец и мать были рядовыми рабочими на тамошней фабрике. Школа, где она училась, не относилась к числу «базовых», привилегированных, поэтому из всех выпускников лишь трое попали в вуз. В это самое время транспортное управление Пекина объявило набор кондукторов, и она подала заявление.

Кто мог знать, что вскоре начнет бурно развиваться частная инициатива. На разоряющихся или еле сводивших концы с концами частников не обращали внимания, говорили только о нуворишах, причем не всегда с преувеличениями. Один из соучеников Сяоли стал в их районе монополистом по изготовлению цукатов, организовав с этой целью «семейный цех». Никому не была известна сумма его вклада в сберкассе, но все видели, что «восемь больших вещей» он приобрел. Однажды он пригласил Ся к себе в дом на просмотр видеозаписей, после чего она еще больше стала ругать себя за то, что поторопилась пойти, в кондуктора. Посидела бы дома, покантовалась какое-то время, потом получила бы патент на индивидуальный промысел и показала бы себя! В том, что ей это удастся, была уверена.

Раньше она не обращала особого внимания на свой гардероб, но теперь многое ее прельщало. Только вошел в моду косметический набор «Уоттс», как газеты уже рекламируют набор «Вейнберг». Не успела купить кисточку для бровей, как в универмаге появились щипчики для ресниц. Совсем недавно на пекинских улицах открылись салоны красоты на гонконгский манер со специально приглашенными из Гуанчжоу мастерами. От одних названий можно сойти с ума: «Малый Париж», «Новая волна», «Мини»[34]… Побывав на демонстрации мод, она узнала, что такое одежда типа Икс, Эйч или А. А сколько сверкающих украшений и драгоценной бижутерии в универмаге Лидо на Восточной улице Великого Спокойствия! Не успела купить туфли на тонком высоком каблуке, а уже входит в моду низкий…

Пассажирам следовало бы с пониманием отнестись к душевному состоянию девушки. Пусть она не писаная красавица, но она в расцвете молодости. Стремление к красоте — прекрасное качество, им не нужно пренебрегать.

Суть проблемы в том, что ей все больше претит профессия кондуктора. Выдаваемая управлением форма — синяя с желтыми пуговицами, на которых изображена баранка, — кажется ей некрасивой, а материя дрянной. Бригадир утверждает, что она стоит сорок восемь юаней, а в комиссионном за нее дают лишь девять. Поэтому Ся, нарушая правила, сидит на своем рабочем месте в той одежде, которая ей нравится.

Она завидует хорошо одетым пассажиркам, особенно иногородним.

Как-то одна приезжая обратилась к ней: «Товарищ, где пересаживаться, чтобы попасть в парк Ихэюань?»

Она искоса посмотрела на женщину. Хорошо сшитый дорогой костюм европейского покроя, в ушах сверкающие клипсы, то ли золотые, то ли позолоченные… Вот, полюбуйтесь! Наверняка впервые в столице, даже в Ихэюане не бывала, да и выговор провинциальный. Ся с презрительной миной ответила — этот автобус не идет в Ихэюань! А где пересаживаться, спросите, когда сойдете.

Женщина расстроилась. Она впервые приехала в Пекин. Автобус только что миновал Тяньаньмэнь, и на сердце у нее было тепло от встречи с главной площадью страны. Она полагала, что в столице все должно быть лучше, чем в провинции, и люди тоже, заранее радовалась поездке в Ихэюань, тем более что дома ждут от нее рассказа о столичных впечатлениях. И вдруг, когда она спросила о маршруте, столичный кондуктор посмотрел на нее белыми от злости глазами и ответил ледяным тоном.

Женщина не удержалась:

— Товарищ, как вы со мной разговариваете?

— Как разговариваю? По-пекински, разве непонятно? — Ся Сяоли демонстрировала уверенность в собственной правоте. — Я же сказала, что этот автобус не идет в Ихэюань, чего еще вам надо?

Пассажирка возмутилась:

— Что у вас за отношение к работе?

Ся вскинула голову:

— А вот такое отношение! Не нравится — можете взять такси!

Женщина готова была расплакаться. У нее пропало всякое желание ехать в Ихэюань.

Пассажиры часто недоумевают, почему транспортное управление не принимает строгих мер против таких водителей или кондукторов. Почему их не увольняют? Некоторые звонят или пишут в управление и официально ставят этот вопрос.

Сама его постановка не удивляет. Разве пару лет назад киноэкран и телевизор не были заполнены историями о реформах? О том, как новый начальник, реформатор с железными мускулами, первым делом начинает приструнивать разгильдяев и лоботрясов. Будешь работать как следует? Исправишься? Нет, опять за свое! Тогда собирай манатки и катись ко всем чертям!