Шпаги и шестеренки (сборник) - Владимир Венгловский

Бобби достал завернутую в тряпье книгу и продемонстрировал ее окружающим. Обложка почти развалилась, страницы держались на честном слове, но это была настоящая книга, «Одиссея» в переводе Чапмена.

– Передай ее брату библиотекарю, – Ланселот кивнул в сторону Фрэнка Пенроуза. – И присоединяйся к нам. Хоть ты, брат Бобби, и далеко шагнул по пути просвещения, я думаю, тебе будет полезно послушать это еще раз.

Бобби кивнул и послушно уселся на пол.

– О чем он сегодня говорит? – шепотом спросил он у соседа, рыжего Майка Бейтмана с Пелхем.

Майк недавно вошел в ряды Просвещенных, и только-только выучил алфавит, но брат библиотекарь Пенроуз считал, что у парня хороший потенциал – Майк был молод и его кровь еще не пропитала отрава иероплазмы.

– Сегодня привели троих новичков, – шепнул Майк. – Видишь двух чувих? Они и еще один хмырь с Собачьего острова. Ланселот снова завел песню про Артура, Бэббиджа и Грааль.

– Итак, братья… – Ланселот бросил быстрый взгляд на девушек. – И сестры. Многие из вас уже знают, что Чарльз Бэббидж в тысяча восемьсот пятьдесят первом году от рождества Христова построил свою богомерзкую аналитическую машину, увы, не без помощи вашего покорного слуги, в то время еще носившего имя Джозефа Клемента. Если бы тогда я знал, к чему это приведет, я бы сделал все, чтобы разрушить этот адский аппарат. Однако же прошлого не воротишь, и тогда я этого не сделал…

Бобби пристроился поудобней и закрыл глаза. При всем уважении к Ланселоту, он слышал эту историю не в первый раз.

– Тогда я попал под влияние одного из величайших алхимиков того времени, Артура Айкина, – Ланселот откинулся на спинку кресла. – Айкину машина Бэббиджа была необходима для герметических расчетов по созданию новых эликсиров. Он исследовал кровь людей всех профессий и с помощью все более мощных аналитических машин рассчитывал составы эликсиров, способных дать человеку знания и навыки, которых у него раньше не было, или заставить его видеть картины несуществующего и переживать их как спектакль на сцене театра. Так появилась иероплазма. Айкин и Бэббидж решили, что с помощью иероплазмы они изменят мир – построят новую экономику и придадут Британской империи безграничную мощь, ведь теперь для подготовки любого специалиста достаточно было правильно подобрать состав иероплазмы. Не нужно ни дорогостоящее обучение, ни даже обыкновенная грамотность, которая, зачастую, приводила к тому, что человек начинал слишком много думать и сомневаться в необходимости вкалывать на хозяина до полусмерти. Жаль, что последнее я понял не сразу, будучи захвачен видениями будущей безграничной мощи своей страны. И, чего уж греха таить, я ни за что тогда не отказался бы от эликсира бессмертия, которым Айкин снабжал своих сторонников.

Ланселот прикрыл глаза тонкой кистью, покрытой сетью морщин.

– Бэббидж, Айкин и я построили машину под названием Грааль, тот самый Грааль, из чрева которого по стране растекаются потоки иероплазмы. Мы запустили его, и все шло хорошо, пока мы не решили, что королевская семья не готова идти в ногу со временем, а точнее нашими идеями. И в тысяча девятьсот первом году мы произвели переворот, свергли королеву и назначили Айкина регентом. Страну возглавил Совет Круглого стола, Айкин, естественно, остался Артуром, я стал Ланселотом, а Бэббидж – Гавейном. Мы установили в Британии новый порядок, завязанный на Граале.

Взор Ланселота устремился вдаль. Бобби приоткрыл глаза и тихо хмыкнул. На этом месте Ланселот всегда оказывался погружен в события почти столетней давности. Или делал вид, что погружен. На Бобби в первый раз произвело впечатление, вряд ли с нынешними новичками будет иначе. Но он-то теперь знал, что сила Ланселота отнюдь не в его недюжинном актерском искусстве.

– Как мы все помним, – заговорил рыцарь после паузы, – у иероплазмы есть один существенный недостаток. Человек способен использовать закодированные ей навыки, только пока эликсир поступает в кровь. Но вскоре после переворота выяснилось, что с точки зрения Артура это отнюдь не недостаток. В стране были закрыты школы, библиотеки, перестали выходить газеты. Кое-кто из ваших дедов, возможно, еще помнит, как на Трафальгарской площади отряды регентских паладинов жгли книги… Лондон, а потом и всю страну, оплела тянущаяся от подземных цистерн под башней Грааля паутина труб, доставляющая в каждый дом создаваемые Морганой грезы. Страна погрузилась в пучину невежества. Людям стало ни к чему уметь читать и писать, достаточно было лишь знать немного цифры, чтобы рассчитываться в кабаках. На работе же ими заправляла иероплазма, но стоило отсоединить баллон, как они снова становились никем. И именно этот мнимый недостаток иероплазмы превратил Британскую империю в то, что мы видим сейчас – это страна рабов Грааля, над которыми властвует бессмертный Совет Круглого стола и горстка обученных грамоте герметистов-фабрикантов.

Разыгрываемый Ланселотом монолог подошел к кульминации.

– Признаюсь – я прозрел не за один день, и даже не за год. Но теперь я здесь, с вами. Сейчас мы пестуем зерна революции – учим читать и писать, собираем сохранившиеся книги, ибо только те, кто сами владеют грамотой и отдают отчет своим действиям, могут изменить судьбу страны. Здесь, в этих стенах, я вижу рождение будущего, в котором нет места тирании Артура и его чудовищного детища, Грааля, в котором вернется исконный порядок вещей и каждый будет волен сам выбирать свое будущее!

Ответом, вполне ожидаемым, на проповедь Ланселота стали восторженные выкрики и свист публики.

Совокупились в них добро и зло,Враждебные друг другу: их союзБезумный порождает сыновей,Чудовищных и телом и душой,Подобных тем гигантам-силачам,Издревле славным, ибо в оны дниЛишь грубой силе воздадут почет,Ее геройской доблестью сочтутИ мужеством. Одолевать в боях,Народы покорять и племена,С добычей возвращаться, громоздяКак можно больше трупов, – вот венецГрядущей славы. Каждого, кто смогДостичь триумфа, станут величатьГероем-победителем, отцомЛюдского рода, отпрыском боговИ даже богом, но они вернейЗаслуживают званья кровопийцИ язвы человечества; но такИзвестность обретётся на Земле…[21]

Пламя на огарке свечи дернулось, и по сырым кирпичам заметались суматошные тени. За спиной у Бобби захрипело, по стояку прокатился спазм. Блюдечко ржавой воды в очке между ног покрылось рябью и заволновалось.

Бобби захлопнул книгу и принялся заворачивать ее в непромокаемую бумагу. Глаза слезились и болели, и даже золоченые буквы на обложке расплывались в нечеткие кляксы.

Впервые Бобби попал в тайную библиотеку, когда ему было девятнадцать и он работал крановщиком на лаймхаусском пирсе. К Просвещенным его привело осознание беспомощности, наступавшее после отключения баллонов с иероплазмой. Несколько минут назад он гонял огромный паровой кран по запутанному лабиринту портовых рельс и расставлял контейнеры согласно выданным бригадиром схемам, а теперь стоял и пялился на возвышающегося над ним многорукого гиганта, не в силах вспомнить даже, как подать флогистон в топливопровод. Отца у Бобби, чтобы задать ему эти вопросы, не было – он погиб много лет назад, управляя шагоходом где-то во Франции, а матери и вовсе дела ни до чего не было, кроме как вечером после смены присосаться к эликсиру искусственных грез Морганы. Так что неудивительно, что вскоре Бобби Монтег оказался на собрании одной из Ист-Эндских ячеек братства Просвещенных.

Бобби сунул сверток с книгой за бачок, в углубление от вынутого кирпича.

С того дня, как он впервые вошел в убежище Просвещенных в Уайтчепеле, минуло шесть лет. Речи опального Ланселота раскрыли Бобби глаза на происходящее в стране. Библиотека оказалась лишь первой ступенью на пирамиде, ведущей к знаниям. И хотя Бобби был еще далек от вершины, он уже твердо уяснил, почему Совет и герметисты со Стрэнда живут под стеклянными куполами Сити, а такие, как он, – в пропитанном смогом Ист-Энде. Бобби понял, что, как и другие, он является лишь расходным материалом, топливом для работающей на мировую войну индустриальной машины империи. Сегодня он крановщик, завтра, возникни у Фостеров нужда в новых фрезеровщиках, он станет фрезеровщиком. А может – заготовщиком гомункулов на консервном заводе – достаточно будет лишь поменять состав эликсира…

Натянув штаны, Бобби спустил воду и вышел из толчка. В узком коридоре было темно хоть глаз выколи, немного света пробивалось лишь из комнаты. Впрочем, смотреть-то особо было не на что – обшарпанный деревянный пол с торчащими шляпками гвоздей, стены в бумажных обоях, цвет которых надежно скрывал многолетний слой грязи. Через открытую форточку на кухне в квартиру врывался заунывный вой фабричных сирен.