Варвары - Александр Мазин

Обосновывал логично: ежели имущество честным трудом нажито, то подобно тучной корове, на пастбище откормившейся, голодного хищника привлекает. А ежели задрал медведь быка и к берлоге сволок, так на быка этого никакой волк не покусится. Охота ему о медвежьи когти бока драть!

Коршунов, рожденный в более цивилизованном обществе, в котором капитал сам по себе был силой, понимал, что в его мире «путь торговца» является более эффективным способом преуспеяния, чем «путь воина». Не факт, что в этом мире дела обстоят по-другому. Так что, возможно, Черепанов был не прав насчет «полководца». Если «торговец» Стайна объективно сильнее «воина» Одохара, то не предпочтительнее ли стать «торговцем»?

Ум Коршунова был отточен таким образом, что должен был постоянно переосмысливать ситуацию при появлении новых фактов. Это был его способ двигаться к цели: не тупым упорством, а гибким познанием. В общем, ничего удивительного для ученого-физика, пусть даже и не блиставшего гениальностью. Именно в силу подобного образа мыслей Алексей и хотел вникнуть в здешние товарно-денежные отношения. Чтобы разобраться.

По мнению Ахвизры и Агилмунда, с накоплением и распределением богатств все было элементарно. Накапливаться оно должно было у врагов, а распределяться между друзьями по принципу «пришел-взял-поделил». Оба не скупились на примеры эффективности такого подхода. Одним из таких примеров, кстати, был совместный налет на квеманское городище. Наличие же у противника того, что «берут», по мнению дружинников, не зависело от объективных и материальных причин, а зависело исключительно от удачливости налетчиков. Не то чтобы объективные факторы совершенно игнорировались, нет. Время года, например, принималось во внимание. Считалось, что в поход лучше идти осенью, когда урожай собран, то есть свои полевые работы закончены и на чужих землях с провиантом проблем не будет. Использовалась также разведывательная информация. Если где-то богатств поднакопилось, надо бы поделить. Лучше, впрочем, не делить, а все забрать. Подчистую.

Нет, все-таки кое-чем этот расклад напомнил Коршунову Россию. Россию бандитскую, если быть точным. Но он старался не подбирать аналогии, а просто накапливать факты. Аналогии и клише – опасная вещь, поскольку приводят к выводам «очевидным», но неправильным. Например, если пользоваться аналогиями, то Стайна выглядит демократически избранным мэром, а Одохар – главным бандюком, использующим «народные» средства для личного обогащения путем грабежа, от которого бургу, конечно, перепадает кое-что, но зато грозят серьезные неприятности со стороны этих самых соседей. А вот по мнению Ахвизры, неприятности со стороны соседей начнутся как раз тогда, когда Одохар перестанет их грабить. И в этом тоже есть логика. Опять-таки, процент от добычи попадает в «городской фонд», коим почти единовластно распоряжается мирный вождь, лишь изредка советуясь со старейшинами, которые, что характерно, Одохара недолюбливают, поскольку военный вождь «отвлекает» их сыновей от землепашества и втягивает в военные авантюры… И с этой точки зрения Стайна выглядит кем-то вроде вора в законе, контролирующего общак, а Одохар – главой бандитской группировки из «новых». Короче, аналогии – опасная вещь, так что Коршунов решил пока от них воздержаться и, выбирая «лагерь», к которому стоит примкнуть, руководствоваться исключительно здравым смыслом, собственными целями и личными симпатиями. Он допускал, что «путь торговца» может оказаться более простым, более быстрым и менее кровопролитным, чем «путь воина». При этом его изначальный потенциал «торговца» стоит достаточно высоко – благодаря парашюту и прочим вещицам, коих в здешнем мире и быть не может. В то время как его «военный» потенциал основывается главным образом на искусственно раздутой славе «небесного героя», а в честном бою тот же Ахвизра разделает Алексея, как повар – барашка. Но вот беда: не нравился Коршунову Стайна. Ну не нравился, и все тут. А Одохар, напротив, нравился. И парни, которые его поддерживали, тоже были Алексею симпатичны.

Коршунов предполагал, что Одохара поддерживает молодежь, а Стайну – старшее поколение. Оказалось: не совсем так.

Бург контролирует определенную территорию, на которой располагается десятка два сел. Некоторые из этих сел поддерживают Одохара, некоторые – Стайну. Вернее, оба вождя предпочитают набирать дружинников в разных поселках. Самих дружинников это вполне устраивало, поскольку давало дополнительный повод для драки. Ахвизра тут же принялся рассказывать, как он этой весной отметелил во-он того облома. И показал пальцем на одного из Стайновых парней. Тот заметил и отреагировал соответствующим жестом: мол, имел он таких, как Ахвизра, по трое за раз.

Ахвизра моментально вскочил со скамьи… И плюхнулся обратно: Агилмунд рванул приятеля за рубаху и зашипел злобно, чтоб перед герулами не позорился.

– Ха! – буркнул Ахвизра.– Это перед кем, перед Скулди? Да я с этим Скулди…

– Закрой рот,– посоветовал Агилмунд. И, обращаясь к Алексею, пояснил, что Ахвизра собой любой пир украсить может. Поскольку, выпив, агрессивен становится и непременно потеху устроит: или драку затеет, или поломает что-нибудь. Но сейчас не пир, а деловой обед, посему веселиться еще не время. Не из-за Скулди, конечно. Скулди – свой парень. А вот сам посол, который Голос Комозика,– еще тот фрукт.

– Скулди – это кто? – спросил Коршунов.

– Да вон он! – Агилмунд показал на того герула, который в дружинной избе так упорно придирался к Алексею и сейчас время от времени зыркал на Коршунова весьма недоверчиво. Возможно, Ахвизра с Агилмундом были с ним в приятелях, но на Алексея это приятельство точно не распространялось.

Тут все политические мысли вылетели у Коршунова из головы, потому что в комнате появилась Анастасия. Вернее, появились сразу три женщины, причем разодетые и увешанные украшениями по самое никуда. Но одна была – пожилая мордастая тетка, а вторая – помоложе, но ничем не примечательная, разве что беременностью.

Выяснилось, что мордастая тетка – Стайнова законная супруга, а беременная – вторая наложница. Вернее, первая. Со старшинством тут дело обстояло строго. Все расписано по обычаю. Без записей, правда, но каждый пункт в «документе» о правах, и особенно о праве наследования, оговаривался подробнейше.

Законной супруге освободили местечко около Стайны. Познакомили с послом…

А Анастасия уселась рядом с зеленомордым герулом Скулди и принялась с ним болтать. Да не на здешнем языке, а на… Ни фига себе! Раньше Коршунов этот язык только в виде пословиц слыхал: зи вис поссум парабеллум, или там: омниа миа мекум порта [14] . Генка Черепанов – большой любитель был (и есть, хочется верить) древнеримской мудрости. Так и сыпал латинскими поговорками. Но то – поговорки, а тут – вживую. Латынь. Однако! Ай да герул! Ай да Анастасия! С другой стороны, раз есть Рим, так и латынь, естественно, должна быть. Но все равно удивительно.

К удивлению, впрочем, примешивалось еще одно чувство: острое желание взять зеленомордого за косы и треснуть мордой об колено.

– Э-хэй, Аласейа! – Агилмунд хлопнул Коршунова по спине.– Ты погоди яриться! Нехорошо это сейчас!

– Что? – Алексей уставился на старшего сына Фретилы.

– Гневаться погоди, говорю! – сказал Агилмунд.– Нельзя тут.

– А я что, гневаюсь?

– А то! Я помню! Ты сначала так сделал… – Агилмунд скорчил рожу.– А потом квемана убивать начал. Еле удержали тебя, помнишь? Зачем так на Скулди глядишь? Скулди – правильный герул. Он Комозику говорит: «С Одохаром в большой поход идти надо». Комозик его слушает. Убьешь Скулди – Комозик в поход с нами не пойдет – на нас пойдет. Никудышная битва выйдет. Настоящую добычу на Комозике разве возьмешь?

– Уговорил,– хриплым голосом проговорил Коршунов.– Пусть живет твой Скулди.

И снова поглядел на Анастасию. И та, словно почувствовав этот взгляд, повернула голову, встретилась глазами с Алексеем и медленно так, словно со сна,– ему улыбнулась.

Глава четырнадцатая Алексей Коршунов. Локальные войны поаборигенски

Питерская июльская ночь. Уже не белая, но и не августовская темная. Большая комната. Все тонет в полумраке, лишь смутно белеет выложенная белым изразцом печь. Вокруг тонко звенят невидимые комары.

Откуда столько комаров? На террасу, что ли, дверь осталась открыта, оттуда летят?

Нет, закрыта. Ах, вот оно что. Марля на окне разорвана, здесь они в комнату и проникают.

За окном ветер шевелит листьями старой черемухи.

Эта комната похожа на другую, в другом доме, где прошло детство. Но это не та комната. Другая.

Алексей встает, идет к письменному столу. Зажигает настольную лампу. В круге света – лист бумаги, испещренный китайскими иероглифами. Трактат о великом походе…