Шпион, или Повесть о нейтральной территории - Джеймс Купер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В темноте за дверью стояло несколько скиннеров, среди них маячила фигура человека, казалось не желавшего, чтобы его заметили. Однако, когда кто-то подбросил дров в очаг, вспышка пламени осветила его лицо, и Бёрч узнал в нем покупателя своих скромных владений. Он перешептывался с мародером, стоявшим рядом с ним, и это навело Гарви на мысль, что его жестоко одурачили и негодяй был в стачке со скиннерами. Но было поздно возмущаться, и Гарви Бёрч твердым шагом двинулся за своими преследователями, словно его ждал триумф, а не виселица. Когда они шли через двор, вожак шайки, споткнувшись о бревно, упал и слегка ушибся.
— Окаянный чурбан! — в ярости воскликнул он, вскочив на ноги. — В такую темень далеко не уйдешь. Киньте-ка головню в ту кучу пакли, чтоб было посветлей!
— Стойте, вы подожжете дом! — закричал “делец”.
— Тем лучше будет видно, — ответил скиннер и бросил горящую головню в кучу сухого мусора. В одну минуту дом запылал.
— Теперь пошли в горы, пока пламя освещает нам дорогу.
— Злодеи! — завопил “делец” в отчаянии. — Вот она, ваша благодарность, вот награда за то, что я помог вам поймать разносчика!
— Коли ты собираешься нас оскорблять, то лучше отойди подальше от огня; при таком ярком свете я не промахнусь! — крикнул вожак шайки.
В следующее мгновение он выстрелил, но, к счастью, не попал ни в онемевшего от страха “дельца”, ни в столь же перепуганную экономку, которая из довольно зажиточной женщины сразу превратилась в нищую. Благоразумие подсказало обоим, что лучше отступить, и побыстрей. На другое утро на том месте, где был дом разносчика, торчала лишь громадная труба, уже упомянутая в нашем повествовании.
Глава XV
Ревнуют не затем, что есть причина.
А только для того, чтоб ревновать.
Сама собой сыта и дышит ревность.
Шекспир, “Отелло”Тихая, ясная погода, стоявшая после описанной нами бури, как это часто бывает в американском климате, неожиданно испортилась. К вечеру с гор подул холодный, порывистый ветер, а внезапный снегопад не оставил сомнений, что на дворе ноябрь — нора, когда летнюю жару сменяет зимняя стужа. Френсис стояла в своей комнате у окна; глубокая печаль, с какой она наблюдала за медленно проходившей похоронной процессией, была, очевидно, вызвана не только этим зрелищем. Что-то в скорбном погребальном обряде отвечало ее чувствам. Когда Френсис оглянулась, она увидела деревья, сгибавшиеся под напором ветра, с такой силой мчавшегося по долине, что сотрясались даже постройки; ветер срывал листья с ветвей и уносил их в беспорядочном вихре, а лес, еще так недавно сиявший на солнце разнообразными красками, на глазах терял свою красоту. Вдалеке, на возвышенностях, можно было разглядеть фигуры кавалеристов, охранявших горные проходы, которые вели к расположению американских войск; они склонялись над седлами и плотнее закутывались в плащи, спасаясь от жестокого ветра, проносившегося над просторами пресноводных озер.
Френсис смотрела, как медленно опускали деревянный гроб, как он скрылся во тьме могилы, и после этого зрелища все кругом показалось ей еще более унылым. Подле спящего капитана Синглтона находился его вестовой, а Изабеллу убедили уйти в ее комнату отдохнуть после долгого ночного путешествия. Кроме двери, выходившей в общий коридор, в комнате мисс Синглтон была еще одна дверь, ведущая в спальню сестер Уортон. Заметив, что эта дверь приоткрыта, Френсис подошла к ней с добрым намерением узнать, хорошо ли устроилась гостья. К своему удивлению, девушка увидела, что та, кого она думала застать спящей, не только не спит, но даже не собирается ложиться. Черные волосы, во время обеда лежавшие тугими косами вокруг ее головы, теперь были распущены и пышными волнами падали на плечи и грудь, придавай несколько дикое выражение чертам Изабеллы; мраморную белизну ее лица подчеркивали жгучие черные глаза, взгляд которых был прикован к портрету, который она держала в руке. Френсис чуть не потеряла сознание, когда случайное движение Изабеллы позволило ей увидеть, что то был портрет человека в хорошо знакомом ей мундире виргинского полка. Едва дыша, Френсис инстинктивно приложила руку к сердцу, чтобы умерить его биение: ей показалось, что она узнает образ того, кто так глубоко запечатлелся в ее воображении. Она сознавала, что нескромно вторгается в чужую священную тайну, но волнение мешало ей говорить, и она опустилась на стул, не в силах оторвать взгляд от гостьи. Изабелла же не замечала трепещущей свидетельницы ее переживаний и прижимала портрет к губам с жаром, изобличавшим пылкую страсть. Френсис едва успевала следить за тем, как изменялось лицо красивой гостьи: одно чувство быстро вытеснялось другим, столь же сильным и столь же волнующим. Однако выражение печали и восхищения на лице Изабеллы было сильнее других. О печали говорили слезы; они падали крупными каплями на портрет и так неудержимо текли по щекам, что, казалось, были вызваны глубоким горем. В каждом жесте Изабеллы сказывалась пламенная натура, и каждое новое чувство всецело овладевало ее сердцем. Ярость ветра, налетавшего на дом, отвечала душевной тревоге Изабеллы. Наконец она встала и направилась к окну. Теперь она скрылась из глаз Френсис, которая уже собиралась подняться и подойти к ней, как вдруг звуки трепетной песни приковали ее к месту. Мелодия была очень странная, и голос не отличался силой, по такого выразительного исполнения Френсис никогда не слыхала. Она стояла затаив дыхание, пока песня не была пропета до конца.
Тяжелый туман над замерзшим ручьемНавис седой пеленой,И ветер шумит над пустынным холмом,Где дуб чернеет нагой.Затихла природа в преддверии сна,Но грудь моя вновь беспокойством полна.
Внезапно обрушился страшный штормНа мой свободный народ,Но выстоял он под жестоким напором,И враг сюда вновь не придет.Борьба была долгой, и наши героиВ решительный бой нас вели за собою.
Ревет, завывая от ярости, вьюга,И дуб чернеет нагой,Но кажется мне, будто солнце югаСтруит свой убийственный зной.Пусть ветер холодный гудит над горами, —Бушует в душе моей грозное пламя.
Песня глубоко запала в душу Френсис, а слова вместе с воспоминаниями о событиях последних дней пробудили в груди впечатлительной девушки незнакомую ей прежде тревогу. Когда отзвучали последние звуки мелодии, Изабелла отошла от окна, и взгляд ее упал на бледное лицо восхищенной Френсис. Девушки одновременно вспыхнули, голубые глаза хозяйки на миг встретились с черными блестящими глазами гостьи, и обе смущенно опустили взор; однако они бросились навстречу друг другу и взялись за руки, хотя ни одна из них не отваживалась взглянуть в лицо другой.