Черная книга - Иэн Рэнкин

Они собирались переехать его.

Купился на такую дешевку. Предложение помощи от того, кто собирается на тебя напасть, — старо как мир. Старше, чем Артуров Трон. Взревел движок автомобиля, покрышки заскрежетали по асфальту, срываясь в его сторону вместе со всей массой машины. Ребус подумал, успеет ли он разглядеть номер перед смертью.

Чья-то рука ухватила его за ворот и сдернула с дороги. Машина задела его ноги — сорвала одну туфлю и подбросила ее в воздух. Не остановилась, даже не замедлила хода — помчалась до вершины склона, где свернула направо и исчезла из виду.

— Ты жив, Джон?

Это был Майкл.

— Ты спас мне жизнь, Мики. — Адреналин в теле Ребуса смешивался с болью, вызывая тошноту. Его вырвало на асфальт непереваренной чечевицей.

— Постарайся подняться, — сказал Майкл.

Ребус попытался — и у него это не получилось.

— Ногам больно, — простонал он. — Боже, как ногам больно!

Рентген показал, что ни переломов, ни трещин нет, все косточки целы.

— Просто сильный ушиб, инспектор, — резюмировала женщина-доктор в больнице. — Вам повезло. Такой удар мог привести куда как к более серьезным повреждениям.

Ребус кивнул:

— Да, наверное, я должен был это предвидеть. Мне давно уже было пора посетить больницу в качестве пациента. Один Господь знает, сколько раз я в последнее время бывал здесь навещающим.

— Сейчас принесу вам кое-что, — пообещала доктор.

— Погодите секунду. Ваши лаборатории работают по вечерам? — спросил Ребус.

Она отрицательно покачала головой:

— Почему вы спрашиваете?

— Да так.

Она вышла, и Майкл приблизился к нему:

— Как ты себя чувствуешь?

— Не знаю, что болит сильнее — голова или нога.

— Невелика потеря для футбольной ассоциации.

Ребус чуть было не улыбнулся, но у него получилась гримаса. Любое движение лицевых мышц посылало электрические взрывы в его мозг. Вернулась доктор:

— Ну вот. Это должно вам помочь.

Ребус ждал анальгетика, но она принесла ему клюку.

Клюка была алюминиевая, полая и потому легкая. С большой обрезиненной ручкой и регулируемой высотой: регулировка осуществлялась с помощью ряда отверстий и шпильки. Клюка напоминала какой-то странный духовой инструмент, но Ребус, выходя из больницы, был доволен, что она у него есть.

А когда они вернулись домой, один из заботливых студентов сказал, что у него имеется кое-что получше, и вернулся из спальни с черной деревянной тростью с набалдашником из серебра и кости. Ребус взял трость. По высоте она ему подходила.

— Я купил ее в лавке старьевщика, — сказал студент. — Не спрашивайте зачем.

— Похоже, в ней должен быть спрятан нож, — предположил Ребус. Он попытался открутить или стянуть набалдашник, но ему это не удалось. — Ну, хватит об этом.

Полицейский, который говорил с Ребусом в больнице, перед этим успел пообщаться и со студентами.

— Этот констебль, — сообщил владелец трости, которого, как помнилось Ребусу, почти наверняка звали Эд, — он смотрел на нас как на сквоттеров и спрашивал, действительно ли здесь с нами живет инспектор Ребус. И мы отвечали, да, живет. А констебль все никак не мог поверить.

Студент начал смеяться. Даже Майкл улыбнулся. Кто-то заварил травяного чая.

Отлично, подумал Ребус. Теперь будут рассказывать еще одну историю: Ребус приглашает в свою квартиру студентов и сидит с ними вечерами за вином и пивом. В больнице его спросили, сможет ли он узнать кого-либо из нападавших. Он ответил, что не сможет. Недаром у них профессия такая… мобильная. Один из соседей запомнил номер машины. Это был «форд-эскорт», украденный за час до нападения с парковки около «Шератона» на Лотиан-роуд. Вскоре машину найдут брошенной и, возможно, неподалеку от Марчмонта. Никаких отпечатков пальцев наверняка не обнаружится.

— Они, видать, совсем свихнулись, — сказал Майкл по пути домой. Они сидели на заднем сиденье патрульной машины. — Думают, что им такой фортель сойдет с рук.

— Это не фортель, Майкл. Кто-то сильно паникует. Статья во вчерашней газете совсем выбила их из колеи.

В конечном счете ведь именно этого и добивался Ребус. Он провоцировал их — и дождался реакции. Из дому Ребус позвонил в фирму, которая специализировалась на срочной замене ветровых стекол. Это стоило кучу денег, но машина ему нужна была с утра. Он молился, чтобы нога не распухла за ночь.

30

Нога, конечно же, распухла. Он проснулся в пять часов, встал, прошелся по комнате, чтобы размять суставы. Посмотрел на левую ногу. По голени растекся здоровенный синяк. Если бы удар пришел не на икру, а на кость, то по меньшей мере чистый перелом был бы ему обеспечен. Ребус проглотил две таблетки парацетамола (парацетамол ему рекомендовал больничный врач как болеутоляющее средство) и стал дожидаться, когда утро наступит по-настоящему. Ему нужно было выспаться, но не удалось. А сегодня придется поработать мозгами. Оставалось только надеяться, что мозги не подведут.

В шесть тридцать он кое-как спустился по лестнице и поковылял к машине, сверкавшей новым стеклом, которое обошлось ему во столько, сколько, пожалуй, стоила вся остальная колымага. Движение на въезде в город было еще нормальное, а желающих выехать из города вообще практически не было, а потому поездка, слава богу, не заняла у него много времени. Выжимая педаль сцепления, Ребус чувствовал острую боль. Он направился по прибрежной дороге в Норт-Берик, стараясь как можно реже переключать передачи, что явно не нравилось двигателю. На другой стороне городка он нашел дом, который искал. Это был особняк, стоявший на участке в тридцать или сорок акров, откуда открывался вид на залив Форт и черную глыбу острова Басс-Рок. Ребус плохо разбирался в архитектуре — пожалуй, георгианский стиль, решил он. В таком стиле построены многие дома Нового города в Эдинбурге: с каннелюрами на колоннах по обе стороны от входа, большими створчатыми окнами — по девять на каждую половину.

Бродерик Гибсон проделал в жизни большой путь, начав его от пивоварни в садовом сарае, где он опробовал домашние рецепты. Ребус припарковался у парадного входа и нажал кнопку звонка. Дверь открыла миссис Гибсон. Ребус представился.

— Рановато, инспектор. Что-то случилось?

— Я бы хотел поговорить с вашим сыном, если позволите.

— Он завтракает. Подождите, пожалуйста, в гостиной, а я вам принесу…

— Все в порядке, мама. — Ангус Гибсон что-то дожевывал, вытирая подбородок салфеткой. Он стоял в дверях столовой. — Входите, инспектор.

Ребус улыбнулся потерпевшей поражение миссис Гибсон, проходя мимо нее.

— Что случилось с вашей ногой? — спросил Гибсон.

— Я думал, вам это, возможно, известно, сэр.

— Да? Это почему?

Ангус сел за стол. Ребус предполагал увидеть столовое серебро, соусницы, тарелки с подогревом, кеджери[76] или иваси, веджвудский фарфор и слугу, разливающего чай. Но на столе стояла обычная белая тарелка с яичницей и жирной колбасой. Рядом лежал тост, намазанный маслом, и стояла кружка кофе. Перед Ангусом лежали две сложенные газеты — «Файненшл таймс» и та, в которой работала Мейри. Скатерть была в крошках, из чего Ребус сделал вывод, что родители уже поели.

Миссис Гибсон просунула голову в дверь:

— Кофе, инспектор?

— Нет, благодарю вас, миссис Гибсон.

Она с улыбкой ретировалась.

— Я подумал, что это вы организовали.

— Не понимаю.

— Пытались заткнуть мне рот, прежде чем я задам несколько неудобных вопросов об отеле «Сентрал».

— Опять вы об этом! — Ангус вонзил зубы в тост.

— Да, опять об этом. — Ребус сел за стол, вытянув перед собой левую ногу. — Видите ли, я знаю, что после ухода мистера Вандерхайда вы еще долго оставались в отеле. Знаю, что вы играли в покер с участием двух гангстеров — Тэма и Эка Робертсонов. Знаю, что кто-то пристрелил Тэма, и знаю, что вы, весь в крови, прибежали в кухню требовать, чтобы открыли все газовые краны. Вот что я знаю, мистер Гибсон.

У Гибсона, похоже, пережеванный тост застрял в горле. Он глотнул кофе и вытер рот.

— Что ж, инспектор, — наконец проговорил он, — если это все, что вы знаете, то, полагаю, знаете вы маловато.

— Может быть, расскажете мне остальное, сэр?

Наступило молчание. Ангус вертел в руках пустую кружку. Ребус ждал, когда он заговорит. В этот момент дверь распахнулась.

— Вон отсюда! — взревел Бродерик Гибсон. На нем были брюки и рубашка с открытой шеей, рукава без запонок в манжетах свободно болтались. По-видимому, его жена вошла к нему, когда он еще не закончил одеваться. — Я мог бы сейчас же вызвать полицию! — сказал он. — Главный констебль сказал мне, что вы отстранены от работы.

Ребус медленно поднялся, оберегая больную ногу. Но Бродерик Гибсон был начисто лишен сострадания: