Гарем Ивана Грозного - Елена Арсеньева

– Грибочков покушали? – пробормотал Иван Васильевич. – Ну что ж, бывает. Дело житейское!

Улыбка мелькнула по тонким губам Бомелия и скрылась в рыжеватых усах.

– Однако вернемся к Екатерине Медичи, – продолжил он. – Сия матрона, что означает – достопочтенная дама, многому научилась у своих земляков и родственников. К ней приближен некий флорентиец, называемый мэтром Козимо Руджиери, который считается одним из величайших знатоков всех ядов, которые только существуют на свете, и обладает непревзойденным умением их приготовлять. Во Франции случалось, что дама получала в подарок от королевы пару тончайших перчаток, кои составили бы предмет гордости самой привередливой щеголихи. Однако стоило их надеть хоть раз, как бедная дама чувствовала недомогание, слабость, да такую, что ложилась в постель и тихо умирала… к вящему удовольствию королевы, которая недавно позавидовала ее успеху у мужчин, или ожерелью, или прическе – да мало ли чему завидуют дамы! Рассказывают также, что некий господин, оставшийся равнодушным к нежным взорам, которые метала в его сторону королева (а надо сказать, что она и в ранней молодости оставалась дурнушкой, недаром покойный король Генрих всю жизнь предпочитал ей ослепительную Диану де Пуатье, вообще-то годившуюся ему по возрасту в матери), так вот, этот господин, не проявивший должного рыцарства, однажды облачился в одну из своих богатых, украшенных прекрасной вышивкой сорочек – и вскоре по его телу пошла странная сыпь, которая сменилась горячкой, а уж та рано или поздно свела его в могилу. Еще ходили слухи, будто прогневивший королеву граф – имя его я забыл, да оно и не имеет значения, – умер после одного только поцелуя напомаженных губок своей любовницы. Дама тоже отдала Богу душу, но успела сообщить, что эта помада была накануне подарена ей доброй королевой.

Бомелий умолк, и Иван Васильевич, слушавший его с жадным интересом, точно сказочника, недовольно свел брови:

– А дальше что?

Иноземец медлил. Иван Васильевич вгляделся в его лицо и с удивлением заметил промельк страха в зеленых глазах.

– Н-ну? – сурово понукнул царь. – Чего примолк? Договаривай, ежели начал!

– Одним из любимых средств устранить неугодных с дороги и одновременно показать свою монаршую милость, – заговорил Бомелий торопливо, словно, решившись, опасался эту решимость утратить, – было пожаловать даме роскошные серьги, вдевая которые она непременно оцарапалась бы.

– Как тем ключом папы Александра! – возбужденно подхватил Иван Васильевич, и Бомелий кивнул:

– Правда вашего величества. Однако со временем Екатерина стала печься о своей репутации и не желала даже намеков на такое сходство. Она вообще была большая лицедейка, подобно всем итальянцам, а потому любила делать хорошую мину при плохой игре и изображать свою непричастность к загадочным смертям. По ее наущению и при ее соучастии незаменимый и умелый мэтр Козимо Руджиери изобрел такие яды, которые оказывали свое действие далеко не сразу. Случалось, проходило довольно длительное время, иной раз до… до полугода, прежде чем человек сходил в могилу. Особенность этих последних ядов была в том, что они действовали не сами по себе, а усугубляли проявления той болезни, коей страдал назначенный к отравлению человек. Ведь каждый из нас чем-нибудь страдает, не правда ли, ваше величество? – воскликнул он как бы даже весело, однако в зеленых его глазах Иван Васильевич разглядел теперь не только страх, но и боль. – Кто-то мается зубами, а кто-то – грудной жабою. У кого-то пухнет живот, отнимаются ноги, ну а женских хворей… женских хворей вообще не счесть! Нам, врачам, известно, что почти каждая женщина, особенно – имеющая детей, чем-нибудь да больна. То есть этот надломленный хворями организм ничего не стоит подтолкнуть в гроб. И никто при этом не заподозрит королеву и ее верного аптекаря, мэтра Руджиери. Вот только…

Снова наступило молчание.

Иван Васильевич не торопил Бомелия. У него вдруг высохло во рту, но спросить вина или даже воды было страшно. А что, если они окажутся отравлены?!

Глубоко вздохнув, Бомелий облизнул свои тоже пересохшие губы и хрипло проговорил:

– Люди сведущие могли угадать, что женщина была отравлена именно этим хитрым ядом, лишь взглянув на ее труп. Как бы ни было набелено и приукрашено ее мертвое лицо, ничто не могло скрыть зеленоватые тени, которые наползали от шеи на щеки и залегали вокруг глаз!

Иван Васильевич, который слушал лекаря, подавшись к нему всем телом, вдруг ощутил такой холод во всем теле, что невольно клацнул зубами. Лицо Анастасии проплыло перед его мысленным взором. Он не мог оторваться от созерцания этого любимого, даже в смерти красивого лица и пришел смотреть, как обряжают мертвую ко гробу. Восковую желтизну закрыли белилами и румянами, впалые щеки – жемчужными поднизьями, но эти зеленоватые, пугающие тени снова и снова проступали на сомкнутых веках!

Он до боли стиснул подлокотники кресла. Можно было пропустить мимо ушей две многозначительные заминки в речи Бомелия, когда он говорил о действии яда через полгода и о женских хворях, но теперь не было ни обиняков, ни намеков…

И все же он еще не решался поверить, ему нужно было еще одно подтверждение, и он спросил – искательно, робко, отчаянно желая услышать, что ошибся, понял лекаря неверно:

– Елисей, ты хочешь сказать, что царица… ты имеешь в виду…

– Ваше величество, – с бесконечной печалью ответил Бомелий, – я уверяю вас, что царица Анастасия была отравлена!

Погребально зазвенело в ушах, и сквозь этот гул с трудом донеслись слова лекаря:

– Я сразу понял, что кончина царицы неизбежна, сразу ощутил присутствие чужой злобной воли, но в то время я еще слишком мало знал о таинственных ядах мэтра Рене, чтобы заподозрить отравление. Однако в день похорон я был у гроба и видел, своими глазами видел эти зловещие зеленые тени! Ваше величество, я виновен пред вами – но вина моя в невежестве и незнании моем. Единственное, что я могу теперь сделать, это помочь вам отыскать убийцу!

Белая, неживая личина, в которую обратилось минуту назад лицо царя, дрогнула. Разомкнулись свинцово-серые губы, но звук, исторгнутый ими, более напоминал последний хрип умирающего, нежели человеческий голос:

– Как?..

– Ваше величество, я должен осмотреть все украшения царицы и переговорить с ее боярынями, – твердо произнес Бомелий, и в помертвелых глазах царя снова зажглась искорка жизни.

Он попытался встать, но качнулся. Лекарь поддержал его; царь со страшной силой впился пальцами в его руку:

– Найди его. Найди его – и не будет мне человека ближе тебя. Понял, государев архиятер Бомелиус?