ГОРСТЬ СВЕТА. Роман-хроника. Части третья, четвертая - РОБЕРТ ШТИЛЬМАРК

Он поцеловал Катину фотографию работы Наппельбаума, замкнул на ключ все это ледяное царство родных теней и призраков, вручил ключ дворнику и отправился дальше... В конце пути маячил ему Ташкент, город, как ведомо со школьных времен и в согласии с Неверовским романом, — хлебный![9]

* * *

Потом была почти четырехнедельная эпопея «дорожная, железная», по воинскому литеру и продаттестату, с ежедневной пшенной кашей из алюминиевой миски... Менялись только станции и продпункты — каша оставалась все та же. Миски тоже.

Попутчики по вагону №2 (пассажирский, воинский), дружно забивали козла, выторговывали у казахских старух местные яства за пачки плиточного чая, глушили спиртягу, в пух проигрывались в очко, заводили романы с пассажирками соседних купе или вагонов. При стоянках особенно продолжительных, обычно ночных, повторялся в разных вариантах популярный еврейский анекдот:

— Почему стоим?

— Паровоз меняют.

— И много ли машинист просит за него?

Бесконечные степи, бесконечная Сыр-Дарья, вся в извивах и пожелтевших камышах, бесконечная стоянка на станции Арысь, где пересекаются дороги на Алма-Ату и Ташкент... И, наконец, вот он и сам, город хлебный!

Бывший фронтовик тяжело шагает по улице Пушкинской. Контуженная голова, в поезде почти успокоившаяся, весьма прилично показавшая себя в городе Куйбышеве, где проездом удалось забежать с поезда к эвакуированной сюда сестре Вике и повидать Ольгу Юльевну, приехавшую с дочерью, — здесь, в ташкентском осеннем тепле почему-то разболелась и опять вышла из повиновения. Ее опять повело качаться, и город воспринимался отстранено, будто в полубреду. Притом, не таким уж он выглядел чужим и экзотичным, пожалуй, только слишком «мирным», до идилличности. Разносчицы продавали на улицах «суфле» — то есть неохлажденную за нехваткой энергии жидкость для мороженого. Чинары и тополя пока еще не вовсе сбросили свою задубевшую, изжелта-зеленоватую листву 1942 года.

Рональд уже получил в управлении кадров местного военного округа напечатанное на машинке направление в военно-учебное заведение «для дальнейшего прохождения службы». Шел он теперь представляться начальнику училища, полковнику Ильясову.

Окраина Ташкента. Рядом — железнодорожная линия. Огромную территорию училища вкось и вкривь пересекает глубокий и бурный арык Салар... Что-то очень знакомое по романам Яна про Чингисхана и Батыя... Весьма представительное здание Кадетского корпуса. Кабинет. Карты. Стол, шириною в Черное море!

Полковник Ильясов — маленький, желчный, резкий. Наголо брит. Остро-колючий взгляд насторожен и недоброжелателен. Лицо искажено злобой, измучено некой скрытой болью, а того больше — страхом обнаружить ее миру...

Полковник молча листал «дело» капитана Вальдека, ничем не выдавая своего отношения к изучаемой биографии будущего подчиненного. Спросил о родителях, где они, весть о смерти отца принял как будто не с полным доверием... Осведомился, кто командовал Кавшколой имени Буденного в бытность там товарища Вальдека курсантом... Имя бывшего начальника Рональд запамятовал, и это Ильясову не понравилось. Он нахмурился и задал еще несколько вопросов, уже специально-топографических. Затем вызвал к себе начальника кафедры военной топографии.

Вам, товарищ Дегтярев, был нужен преподаватель в Первый пулеметно-минометный батальон, — речь полковника стала отрывистой и сухо начальственной. — Вот — капитан Вальдек, познакомьтесь. Пригоден ли он, будучи недавно контуженным, по своему физическому состоянию, равно как и по уровню своей подготовки, к исполнению таких обязанностей, — покажет нам ближайшее будущее. Попрошу вас, товарищ Дегтярев, побеседовать с капитаном, ознакомить его с нашими требованиями и спецификой.

Ильясов поднял телефонную трубку. Вызвал учебную часть. Тихим голосом (подчиненные всегда острее реагируют на тихий голос начальника, чем на командный крик) спросил:

— Какая тема следующих занятий по военной топографии в Первой роте?

Трубка ответила четко и громко, на весь кабинет:

— Тема занятий — «Боевые графические документы». Только, товарищ полковник, прежний преподаватель откомандирован, а новый еще не назначен.

— На какой день и час назначены очередные занятия?

— Сию минуточку... На понедельник, первые четыре часа.

— Хорошо! Мы с подполковником Дегтяревым направляем к вам, на испытательный срок, капитана Вальдека. Поручите ему провести занятия по этой теме. Мы с начальником кафедры будем оба присутствовать на его уроке по теме «Боевые графические документы».

Полковник привстал и улыбнулся почти дружески.

— Вы — фронтовой штабист, с такой темой вам — и карты в руки! Мне, по правде сказать, давно не нравятся наши занятия по этой важной теме. Надо менять, улучшать метод разработки, приблизить учение к боевой обстановке. Вот и представляется вам случай отличиться, товарищ Вальдек! Главное — не превращайте эти уроки в академическую болтовню за партами в классе, как все у нас до сих пор делали! Желаю успеха!

Рональду повезло: Дегтярев послал его посоветоваться с преподавателем соседнего, Второго батальона, сыном старого русского генерала, старшим лейтенантом Миловидовым[10]. Александр Миловидов сделался потом другом Рональда Вальдека, но для этого потребовались годы закалки, как во всякой дружбе. А пока они вместе выбрали удобное место на огромной училищной территории, придумали тактическую обстановку, набросали чертежики для будущих «разведдонесений», «стрелковых карточек взвода в обороне», «взвода в наступлении», «огневой системы роты», «донесения артиллериста-наблюдателя».

Потом Рональд один чуть не целый день тренировался в составлении этих карточек и донесений. Вспоминал реальные боевые ситуации и легко переносил их под ташкентские небеса. Только вместо сосен рисовал пирамидальные тополя и красиво сформированные кроны чинар. Придумал найти себе в роте помощников из тех, кто хоть немного рисует. Сперва — показать приемы этим помощникам, а уж они станут тренировать остальных. Педагогу-командиру только ходить и поправлять, ободрять, поощрять...

Короче, полковник Ильясов пожал Рональду после занятий руку, приказал отменить испытательный срок и сразу зачислить капитана в штат училища, поселить в хорошей квартире, обеспечить всеми видами довольствия и проводить отныне занятия «Боевые графические документы» только по новой методразработке капитана Вальдека.

Через месяц, с разрешения полковника Ильясова, капитан Рональд Вальдек пустился снова в дальнюю дорогу, следуя, через Алма-Ату по Турксибу, к Новосибирску и Петропавловску на станцию Щучинск и далее в село Котуркуль за своей многострадальной Катей и сыном Феденькой. А контузия давала о себе знать на этой дороженьке, тысяч в пять километров длиною, все хуже и хуже...