Экстрим на сером волке - Дарья Донцова

— А, пирожок с сыром приехал! Нет там лишней пиццы для нас? Угости, не жадничай!

— Значит, сегодня ты тоже увез Катю? — перебила я водителя.

— Ага, — кивнул тот, — вечером забрать должен.

Мы обычно на бензоколонке встречались. Уже на Новорижском шоссе. Катюша туда на такси прикатывала, а в поселок ее я привозил, она очень боялась, что кто-нибудь узнает о том, что она в город мотается. На пол в салоне ложилась, приказывала ее либо коробочками с пиццей прикрыть, либо пледом.

— Постой, а как же вы попадали в поселок? — удивилась я. — Допустим, утром Катя звонила на охрану и называлась Машей. А вечером-то кто пиццу «заказывал»?

Максим загоготал.

— Вся ваша безопасность полная чепуха! Охрана-то не знает, кто и откуда трезвонит! Катька, стоя на бензоколонке, по мобильнику номер набирала и опять, как утром, говорила: «Это Воронцова Маша, я заказала пиццу». Цирк, да и только! Я ее и провозил на территорию поселка.

— Ты помнишь, куда отвез Катю сегодня утром?

— Конечно, — кивнул Максим, — кстати, не в Москву. Я ее обычно до метро «Тушинская» доставлял, дальше она сама двигалась. А сегодня в Васькино подбросил.

— Куда?

— Деревенька такая, недалеко отсюда, — пояснил Максим, — или городок. Маленькое местечко.

Я встала.

— Можешь мне туда дорогу показать?

Водитель кивнул:

— Без проблем, только деньги вперед. Все, какие обещали, сразу.

Я вынула кошелек. Может, жадность и порок, но я обрадовалась, что юноша столь корыстолюбив и готов за радужные купюры продать кого угодно.

Глава 32

В Васькино мы приехали цугом: впереди Максим на своей разукрашенной надписями машинке, сзади я на «Пежо».

— Вон в тот дом она пошла, — юноша ткнул пальцем в небольшую, но чистенькую избушку, — видите, где ящик на воротах прикольный.

Я припарковала «Пежо» и пошла к забору, выкрашенному пронзительно синей краской. Вход во двор преграждали железные ворота, на деревянном столбе висел короб, куда почтальон складывал газеты и письма. Ящик и впрямь выглядел необычно, кто-то выпилил из фанеры фигурки псов и прибил их с внешней стороны. Прямо у щели, куда следовало бросать почту, белела наклеенная бумажка. «Собакина Лариса Михайловна» — гласили четкие черные буквы, написанные, похоже, рукой девочки-отличницы. Я вздрогнула, а потом без стука толкнула створку ворот и прошла к дому. Поднялась на крыльцо и, опять не постучав, открыла дверь и скользнула внутрь.

Я попала в тамбур. Маленький, очень чистый. Обычно сельские жители используют это пространство вместо кладовки. Здесь, как правило, царит беспорядок, валяется разнокалиберная обувь, висят на гвоздях тулупы, стоят бачки и ненужные кастрюли.

Но у Ларисы Михайловны Собакиной в сенях был строгий порядок и невероятная чистота. С правой стороны тянулась калошница, в которой виднелась старая, поношенная, но идеально начищенная обувь: туфли на низком каблуке, резиновые сапоги, полусапожки с меховой оторочкой и босоножки коричневого цвета.

Слева, на крючках висела верхняя одежда: плащ, куртка, пальто с сильно вытертым воротником из норки. На полу лежала домотканая дорожка, на ней у самого входа в кухню стояли замшевые ярко-красные кроссовки, совершенно новые, очень дорогие. Такая обувка не по карману бедной крестьянке, равным образом ей не купить и вон ту курточку из голубой джинсовки. Вещичка, правда, выглядит хуже некуда, рукава ее усеяны дырами. Но, имейте в виду, прорехи появились на одежке не от ветхости и не оттого, что ее владелица зацепилась за грабли. Нет, дырочки прорезал кутюрье и взял за работу бешеные бабки.

Я толкнула следующую дверь. Конечно, можно предположить, что к Ларисе Михайловне приехала внучка, городская модница, но я очень хорошо знаю, кому принадлежит дорогая обувь и совсем не дешевая курточка.

Дверь хлопнула. Я вошла в большую, чисто прибранную комнату. Ну надо же! Словно попала в конец шестидесятых годов. Два кресла на тонких ножках, диван, прикрытый ковром, тумба с черно-белым телевизором «Шилялис», «Хельга» с посудой, этажерка с разномастными фарфоровыми фигурками, большой квадратный стол, покрытый бело-желтой скатертью, четыре стула. Накрахмаленные занавески покачивает ветерок, на подоконнике буйно цветет герань, на стене громко тикают ходики, одна гиря спустилась почти до полу — идиллическая картина под названием «Тихий день в деревне». Лишь одна деталь портит пейзаж: злое лицо девочки, сидящей около стола.

— Ты?! — воскликнула Катя.

— Я, а ты меня не ожидала?

— Зачем приехала?

— А ты с какой стати тут?

— Мне надо!

— И мне.

— Вы кто? — недоумевающе осведомилось еще одно действующее лицо, полная, но еще вполне крепкая женщина с сильно загорелым лицом.

Я чеканным шагом подошла к свободному стулу, без всякого приглашения плюхнулась на жесткое сиденье и сурово заявила:

— Похоже, нам предстоит долгий разговор.

Катя задохнулась от душившей ее злобы, Лариса Михайловна Собакина удивленно заморгала:

— Да что случилось?

Я усмехнулась, открыла рот, но не успела издать и звука.

Дверь с треском распахнулась, комната стала быстро наполняться хмурыми мужчинами. Несмотря на то, что внезапно появившиеся люди были в гражданской одежде, сразу стало понятно: это представители правоохранительных органов.

— Лариса Михайловна Собакина? — сердито поинтересовался полный лысоватый дядечка, странно похожий на Дегтярева.

— Да, — совершенно растерявшись, кивнула пожилая женщина, — паспорт показать?

— Не надо пока, — махнул рукой толстяк.

Потом он повернулся к красной, словно огнетушитель, девочке:

— А ты Катя?

— Нечего тыкать, — взвилась та, — я с тобой на одном поле не гуляла!

— Деточка, — ласково заявил милиционер, — грубить старшим плохо, и вообще, хорошо воспитанные дети говорят взрослым дядям «вы».

— Как ты со мной, так и я с тобой, — парировала Катя, вскакивая на ноги, — хорошо воспитанные дяди говорят незнакомым девушкам «вы».

Толстяк хмыкнул:

— Ладно. Меня зовут Виктор Анатольевич.

Катя стояла молча. Мужчина взглянул на меня.

— Дарья Ивановна Васильева?

— Ага, — кивнула я, — именно так. Откуда вы меня знаете? Мы знакомы?

— Лично пока нет, — усмехнулся Виктор Анатольевич, — но я наслышан о вас, весьма, да…

В этот момент Катя, воспользовавшись тем, что внимание милиционера переключилось на меня, кинулась к окну.

— Лови ее! — закричала я. — Сейчас уйдет.

Но зря я волновалась. Один из парней, стоявший у дверей, мгновенно схватил девочку, та его лягнула.

Виктор Анатольевич покачал головой:

— Фи! Как некрасиво. Садитесь, нам, похоже, предстоит долгий разговор.

— Уже слышала нечто подобное, — скривилась Катя и ткнула в меня пальцем:

— От нее.

— Вот с нее и начнем, — улыбнулся толстяк. — Ну, Дарья Ивановна, похоже, вы влипли в историю.

— Немедленно покажите документы, — велела я.

— Мишка, — спокойно отреагировал Виктор Анатольевич.

Один из парней вынул удостоверение и сказал:

— Смотрите издали, руками не трогайте.

Я уставилась на «ксивы». Это не милиция! В избушку пожаловала ФСБ.

— Документ настоящий? — решила уточнить я.

Мужчины засмеялись.

— Ничего веселого, — рявкнула я, — сейчас любую корочку купить можно.

— Хвалю за бдительность, — кивнул Виктор Анатольевич.

Потом он вытащил мобильный, нажал на кнопку и сказал:

— Ну, бормотни-ка ей пару слов.

Затем протянул мне сотовый. Я машинально взяла трубку и сказала:

— Алло.

— Поезжай с Виктором Анатольевичем, — каменным голосом приказал Дегтярев, — ей-богу, мне тебя господь в наказание послал.

Через пару часов я сидела в небольшом кабинете.

— Духота у нас, — озабоченно покачал головой Виктор Анатольевич, — хотите чаю?

— Нет, — быстро ответила я, — только воды и покурить. Дайте пепельницу.

Виктор усмехнулся.

— Это без проблем, ну, начинай!

— Что? — спросила я, одним глотком опустошая протянутый стакан.

— Рассказывать, — спокойно продолжил Виктор, — сначала ты, затем я, идет? Поделимся информацией.

Твой любимый Дегтярев пообещал, что ты можешь много чего знать. Но и я не промах. Интересно, кто из нас более умный?

Я вздохнула, откашлялась и начала:

— Если хотите утром, услыхав противный звук будильника, моментально вскочить с кровати, положите сверху на часы мышеловку…

Говорила я долго, Виктор молчал. На его лице не отражалось никаких эмоций. Пару раз он кашлянул, но это оказались единственные звуки, изданные им за то время, что длился мой рассказ.

— Доказательств вины Кати у меня нет, — наконец добралась я до конца, — одни догадки и предположения. Выводы сделаны на основе логических рассуждений. Имеется белое платье, я слышала от Дегтярева, что теперь вроде можно доказать: одежду носил определенный человек, какие-то следы находят на ткани, какие-то частицы…