Неверный жених - Мэй Макголдрик

Френсис могла бы не отвечать на этот вопрос, но, к удивлению Джейми, сочла возможным дать ответ.

– До сегодняшнего дня я не знала, что ты – родня Говардов, – заговорила она, оборачиваясь к девушке. – Но, насколько я поняла из слов мужа, его светлость знал об этом еще с… – Она вдруг сбилась и замолкла, уставившись себе под ноги.

– Френсис, когда он узнал об этом? – настаивала Джейми.

– Твоя тетка, Анна Болейн, открыла герцогу эту тайну накануне казни, – помявшись, ответила Френсис. – Думаю, она надеялась, что ее дядя расскажет эту новость королю и тем вымолит ей прощение.

– Но его светлость не выполнил ее просьбы? – тихо спросила Джейми.

Френсис покачала головой:

– Не знаю. Просто не знаю. На суде его светлость был представителем короля, но после казни впал в немилость. Может быть, он пытался поговорить с королем, но тот просто не стал его слушать.

Френсис пожала плечами и умолкла, смущенно глядя на кузину. Слова были не нужны: обе женщины прекрасно знали, что король не пропустил бы такую информацию мимо ушей. Герцог Норфолк попросту предал свою несчастную племянницу.

– Анна погибла на плахе, – закончила Френсис, – это все, что я знаю!

И она вышла, тихо прикрыв за собою дверь.

Джейми молча смотрела ей вслед, в голове у нее роились давно похороненные воспоминания.

Баржа покачивается на речных волнах, за окошком проплывают зеленые французские берега. Дверь каюты распахивается, и Джейми нерешительно входит внутрь. Хрупкая, необыкновенной красоты женщина с черными как смоль волосами протягивает руки ей навстречу. Джейми знает, что мама больна: ей нельзя выходить на воздух…

Тогда Джейми было всего четыре года, но она очень хорошо запомнила мать. Чувствуя нависающую над ней смертельную угрозу, Мэри вспомнила о дочери: она ласкала малютку с болезненной нежностью, словно стараясь стереть из ее памяти те месяцы и годы, когда девочка была лишена материнской ласки.

Джейми обхватила себя руками: холод прошлого пронизал ее до костей. Сейчас ей вспомнились похороны.

На окраине города, опустошенного страшным пожаром, двое угрюмых мужчин роют могилу. Маленькая Джейми стоит рядом. Она не понимает, что происходит: если мама ушла на небеса, то кого и зачем собираются зарыть в землю эти хмурые люди?

Дядя Филипп берет девочку на руки, и Джейми прячет лицо у него на плече. Только она знает секрет: дядя Филипп – на самом деле тетя Элизабет. Много лет она странствовала вместе с Мэри и ее дочерью, притворяясь мужчиной, чтобы их странная компания не вызывала подозрений. Элизабет зарабатывала на жизнь всей семье своим талантом художницы. Картины продавались под именем Филиппа Анжу.

Потом – долгий путь в далекую Шотландию. Ночные слезы и молитвы о прощении. Девочка знала: мама умерла из-за нее. Бог отнял у нее маму, потому что Джейми больше любила тетю Элизабет.

Огромный человек подхватывает ее на руки и поднимает к небесам. Джейми визжит – страшно падать с такой высоты! – но мгновенно успокаивается, взглянув ему в лицо. На ее взгляд, великан некрасив – лицо его пересечено шрамом; но глаза у него синие, как море в солнечный день, и добрые-предобрые, и Джейми понимает, что этот человек ни за что ее не уронит. Голос его грохочет, как гром: Джейми с трудом разбирает смысл слов, произносимых со странным акцентом, но догадывается о сути сказанного. Добрый великан обещает любить ее и Элизабет и заботиться о них до конца своих дней. Он никогда-никогда не позволит Элизабет уйти на небеса! Великана зовут Эмброуз Макферсон, но Джейми скоро начнет называть его папой.

Джейми почувствовала, что дрожит все сильнее. Нет, Генрих Английский – ей не отец. Ее отец – Эмброуз, который много лет любил ее и заботился о ней как о родной дочери.

Малкольм привлек Джейми к себе, и она спрятала лицо у него на груди, радуясь, что может разделить свое горе с самым близким человеком на свете.

Он крепко прижал ее к себе и погладил по спине.

– Мне жаль, Джейми, – прошептал он ей на ухо. – Очень жаль, что правда вышла на свет таким образом.

Джейми подняла на него полные слез глаза. – Но это действительно правда, хоть Макферсоны много лет скрывали ее от всех, включая и тебя. Я очень давно знаю твоих приемных родителей, и, поверь, Джейми, они делали это, чтобы защитить тебя.

Малкольм грустно замолчал, и тогда Джейми произнесла: – Да, понимаю. Ведь мир, с которым мне теперь предстоит встретиться, жесток. От опасностей, которым я подвергла себя добровольно, покинув Шотландию они и пытались меня оградить.

Малкольм осторожно заправил ей за ухо выбившуюся прядь.

– Ты сердишься на них? На Эмброуза и Элизабет?

– Что ты! – воскликнула пораженная Джейми. – Как можно? Как можно сердиться на них за то, что они защищали, берегли и любили меня как родную дочь! – Она прижалась ухом к его груди, слушая, как бьется сильное большое сердце. – Они никогда не делали различий между мной и своими детьми, и за это я любила их еще больше. Ведь я всегда знала, что я – не родная дочь Макферсонов.

– Так ты знала?

– Только часть правды, – ответила Джейми. – Я всегда знала, что моя настоящая мать – Мэри. Я даже помнила, как мы с ней странствовали по Европе, но понятия не имела, отчего она умерла.

– Теперь знаешь, – глухо ответил Малкольм.

Глаза Джейми снова затуманились слезами; совладав с собой, она взглянула Малкольму в лицо.

– Что же до отца – ни в детстве, ни позже я не спрашивала, кто мой настоящий отец. Да и что значит «настоящий»? Эмброуз Макферсон всегда заботился обо мне, и я полюбила его как родного. Для меня настоящий отец он и никто иной.

– Ты всегда называла их отцом и матерью…

– Потому что так оно и было! Я хотела, чтобы они были моими родителями, и молила бога об одном: чтобы они любили меня как дочь! – Волнение сдавило ей горло; она не могла продолжать.

– И господь внял твоим молитвам, – тихо и нежно ответил Малкольм.

– Есть кое-что еще. Даже сейчас мне трудно в этом признаваться. Еще при жизни Мэри я втайне мечтала, чтобы моей матерью была Элизабет. – Она смахнула набежавшую слезу. – Воспоминания о Мэри неразрывно связаны для меня с жизнью во Флоренции, когда она… когда она отвергала меня. А Элизабет никогда не стыдилась дарить мне свою любовь. Тетка дала мне то, чего не смогла дать родная мать.

Еще несколько слез скатились по щекам, и Джейми смущенно опустила голову.

– Как глупо с моей стороны в чем-то обвинять бедную маму, погибшую совсем молодой!

Малкольм заставил ее взглянуть себе в лицо.

– Глупо только одно – стыдиться своих чувств!

– Перед смертью она очень изменилась, – шепотом продолжала Джейми. – По целым дням не выпускала меня из рук, словно пыталась загладить свою былую холодность. Я знаю, что должна помнить эти дни, а не то, что было раньше.