Заклейменная. История о том, как я сбежала из секс-культа - Кристин Гасбарре
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
который мог мне помочь решить, что делать, а именно друг, который затащил меня в организацию двенадцать лет назад: Марк Висенте.
В прошлом январе жена Марка, Бонни, приняла якобы спонтанное решение покинуть NXIVM, и теперь я, как зелёная лента ее линии, должна была заниматься ее документами для ухода (которые включали подписку договора о неразглашении информации, а также бланк, в котором она утверждала, что вернула все материалы и уходила по доброй воле, в принципе, это было соглашение о конфиденциальности). Когда Бонни мне не ответила, я понадеялась, что Лорен просто успокоится. Но нет, она настояла, что им нужна подпись Бонни, подтверждающая, что она не станет делиться тем, что она узнала и что с ней произошло за годы в организации.
Лорен попросила меня в качестве шпиона связаться с Марком, чтобы узнать, в курсе ли он происходящего. Он был моим бизнес-партнером и близким другом более десятилетия и был так же верен ПУР и NXIVM, как и я, если не сильнее. Но никто из нас не знал, насколько другой осведомлен об этих странных событиях.
Когда я наконец позвонила ему, мы обсудили нежелание его жены заполнять документы по уходу. Марк сказал, что в «голосовом сообщении» я говорила так, словно пыталась «манипулировать ею», поэтому Бонни заняла оборонительную позицию. Я просто выполняла работу,
будучи членом зеленого уровня ее линии. Я не осознавала на тот момент в начале 2017 года, что мои обязанности в DOS относились и к NXIVM. Марк видел, насколько я верна Лорен, и не понимал этого.
Мы почти не общались, пока Марк не приехал в город, чтобы режиссировать интернет-сериал Ниппи, который он выпускал в середине апреля. Мы сидели в машине, когда он спросил напрямую:
– Как у вас с Ниппи?
– Вообще-то в последнее время мы часто ссоримся, – ответила я. – Он хочет переехать в Олбани, а я нет.
– Боже, пожалуйста, не переезжайте в Олбани, – сказал Марк. Я посидела секунду молча. Будучи моим спонсором, человеком, который привел меня в организацию, Марк всегда подбадривал меня, советуя больше вкладываться в то, что делают Кит, Нэнси и команда в Олбани. Это был поворотный момент. – Там что-то происходит с женщинами, – продолжил он. – Что-то вроде альтернативного «Полосатого Пути» и управляет всем Эллисон Мэк.
«О боже мой, – подумала я, – он знает».
Марк продолжил:
– Все они худые, несчастные, высшее руководство даже не имеет успеха. Там происходит что-то подозрительное. Не знаю что. Все ведут себя странно и хранят какие-то тайны.
Моя первая мысль – нужно рассказать Лорен. Я была запрограммирована на верность. Я получу поощрение за то, что, как хороший шпион, сообщу Лорен новость: «Марк что-то знает о DOS». Но потом я вернулась к реальности и снова воссоединилась со своей интуицией, когда вдруг до меня дошло, что Марк знает больше меня… А значит, что возможно, он найдет выход.
С грохочущим в груди сердцем, я стала осторожно задавать вопросы:
– Но если кто-то попал в эту группу… как из нее выйти? – Я не могла пока рассказать ему, что спрашивала не про подругу. Пока нет. Я так боялась, что мои гарантийные материалы опубликуют.
Наш разговор продолжился так, словно бы мы оба кружили вокруг правды… Но этот разговор преследовал меня, и той ночью я встала перед зеркалом и изучила клеймо. И тут в отражении увидела их: «Э» и «М». Черт возьми. На моем чертовом теле инициалы Эллисон Мэк.
Сказать, что я была в гневе, значит, не сказать ничего. Я такого не просила! Я на такое не соглашалась! И я понятия не имела, на что подписалась, доверясь близкой (а близкой ли?) подруге.
Потом, в середине мая, Марк предупредил меня, что собирался подать заявление об отставке. Это почему-то успокоило меня. Я уже решила, что хочу уйти, но также понимала, что
гарантийные материалы связывают меня. Мне хотелось выяснить причину, по которой Марк уходил, потому что вдруг это и мой шанс выбраться. Что знает он, чего не знаю я?
– Послушай, – сказал он. Его голос звучал напряженно. Утомление? Раздражение? Возможно, нотки вины, потому что я доверяла ему, когда вступила в компанию, и двигалась вперед, как он советовал, даже когда сомневалась. Он знал об этом. – Я хочу тебе все рассказать, но смогу это сделать, только если ты подпишешь договор о конфиденциальности. – Как только он это сказал, я поняла, что у него тоже есть «гарантии» – он больше не доверял свою безопасность организации.
Возможно, кто-то оскорбился бы, что друг такое просит, но я видела в этом единственный способ найти ответы. А также для нас договор о конфиденциальности был типичной практикой компании. NXIVM всегда просил нас, старшее руководство и даже своих учеников подписывать договор о неразглашении, чтобы защитить материалы. Я слышала, что Кит пытался снова и снова получить патент на свои концепты и философию, но успеха не добился. Документы программ всегда были помечены фразой: «патент на рассмотрении» или копирайтом, но позже я узнала, что большинство заявлений Кита на патент были отклонены, частично, как мне сказали, потому что американское Бюро по регистрации патентов
и торговых знаков считали его материалы недостаточно оригинальными.
Я бы с радостью подписала договор о неразглашении для Марка, если это необходимо для возобновления доверия между друзьями, для его спокойствия. Он явно пытался защитить себя. Мы оба знали, что высшее руководство безжалостно в суде к тем, кто осмеливался им перечить.
Я попросила его прислать договор, незамедлительно подписала его и отправила скан Марку. Потом позвонила ему в Лос-Анджелес, радуясь, что между нами нет напряжения, потому что он сразу перешел к делу.
– Что ты заметила в людях, живущих в Олбани? – спросил он.
Индуктивное мышление: техника NXIVM. Нас изначально тренировали вынуждать людей отвечать, а не давать прямые ответы. Договор о неразглашении, Рациональное Изыскание – мы использовали эти инструменты, чтобы войти в организацию, а теперь используем их, чтобы выйти. Я сидела молча, слушая, а Марк продолжал:
– Ты когда-нибудь видела, чтобы Кит делал то, что якобы, по его словам, делает?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты видела,
