Избранник вечности - Анатолий Гаврилович Ильяхов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Парменион не заметил, как помрачнел царь, поэтому неожиданно для себя услышал резкие слова:
— Будь я на месте Пармениона, тоже бы так поступил!
Сделав паузу, Александр негодующе воскликнул:
— Неужели ты не понял, что Дарий не просит, а требует отдать ему мать, жену и детей! За всех готов выложить тридцать тысяч талантов! Он бесцеремонно даёт совет, чтобы я довольствовался тем, что уже имею, отступился от того, что ещё могу обрести! Он смеет говорить мне, что только тогда он примет за союзника и друга!
Александр перевёл дух и обратился к участникам Совета:
— До вас хоть дошло, в чём вероломство Дария? Его дочь находится у меня в плену, а он пытается порадовать меня браком с ней! Дарий даёт понять, что не желает расставаться с властью, хотя на самом деле ею не обладает!
Парменион поздно осознал, что лучше бы ему промолчать. Позвали послов персидского царя. Зашли трое, в длинных разноцветных кафтанах с широкими рукавами; у старшего, с лицом цвета бронзы и длинной рыжей бородой, на груди золотые цепи, пальцы в кольцах с крупными камнями. Персы поприветствовали царя и замерли в ожидании. По хмурому виду Александра они догадались, что услышат нелицеприятное:
— Запомните и скажите своему царю, что я проявил снисходительность и щедрость к его родным и военачальникам по той причине, что не веду войну с пленными и женщинами. Мой враг тот, кто держит оружие в руках. Мне не нужна его дружба, а что касается предложения мира, я бы подумал, если бы поверил в чистосердечность. Но я не верю тому, кто письмами побуждает моих воинов к измене и на погибель мне деньгами подкупает моих друзей. Ещё скажите Дарию, что я отвергаю его предложения. Он предлагает мне то, что уже безвозвратно потерял.
Посланники персидского царя слышали о суровости Александра, но сказанное им ввергло их в смятение. Старший посол смог произнести:
— Мой царь будет сильно расстроен, когда я передам твои слова.
— Я хочу этого! Ещё передашь, что я подумаю над его предложением, если он покорится мне, откажется от мысли, будто он первый. Как на небе не могут разом сиять два солнца, на земле не могут существовать два великих царства. Я буду преследовать Дария, пока он не будет убит, и не как честный враг, а как преступник, подстрекатель к убийству.
* * *
Дарий наконец осознал, что Александр не похож на привычного завоевателя, желающего при удачном стечении обстоятельств военной добычи, части земель или контрибуции. Противник требовал безоговорочной передачи всего царства!
Царь Персии в смятении повёл себя странным образом: имея преимущество в численности армии, продолжал ограничиваться вялотекущим отражением наступления противника. Отходил в глубь собственной страны, предоставляя македонянам возможность занимать новые территории. Возможно, Дарий ожидал благословения богов или благоприятного стечения обстоятельств. Но, судя по всему, остерегался рисковать репутацией «непобедимого» царя. При его дворе находились мудрые советники, но не нашлось ни одного, кто бы разумно объяснил, почему Македонянин отказывается согласиться на мир с Дарием.
Но это не проявление высокомерия. Четыре года в постоянных сражениях и схватках армия несла большие потери, остро нуждалась в пополнении. Если бы он согласился на переговоры с Дарием, в Греции не простили бы. Персы — злейшие враги Эллады. Поэтому даже краткое перемирие с Дарием не представлялось возможным. Александра устраивал только окончательный разгром врага и низложение Дария с царского престола.
ГАЗА
На пути к Египту находилась Газа, город филистимлян*.
Понадеявшись на неприступность города, они отказались покориться македонскому царю, а его переговорщиков прогнали прочь.
Газа горделиво возвышалась на холме, имела толстые стены, глубокие рвы и высокие земляные валы. Город охранял гарнизон из местных набатеев* под командованием опытного военачальника Батиса. Значительные запасы продовольствия и воды на случай продолжительной осады говорили за себя. Поскольку отважиться на штурм Газы мог лишь безумный, жители выкрикивали македонянам оскорбительные дерзости.
Уверенный в воинах собственного гарнизона и поддержке населения, Батис не сдал город. Македоняне начали отсыпать земляной пандус, вскоре добрались до стен, подтащили катапульты, с помощью которых забрасывали огромные камни. Целились, пробуя найти в стенах слабые места. Ещё одну насыпь возвели с южной стороны, куда подтащили мощные тараны. Одновременно землекопы рыли лазы под стенами. Над пустотой стена обваливается, и тогда через пролом можно будет ворваться в город.
Осада Газы активно велась два месяца. Осаждённые терпели лишения, но сопротивлялись как могли. Александр призвал жрецов совершить жертвоприношение, просить у богов, ускорить события. Во время обряда царь, водрузив лавровый венок на голову, обходил вокруг алтаря; вдруг под ноги откуда-то свалился камешек. Возможно, выронила пролетавшая птица, державшая камешек в клюве или в лапках… Обряд приостановился. Жрецы попытались найти объяснение, но ничего хорошего предположить не могли. Прорицатель Аристандр не растерялся:
— Небесная посланница бросила камень к твоим ногам. Стены Газы тоже каменные. Газа будет у твоих ног.
Царь повеселел. Но Аристандр добавил:
— Газа будет твоей. Но будь осторожен.
Осада продолжилась, и вскоре под одним подкопом рухнула часть стены. В пролом ворвались пехотинцы. Защитники отбили три приступа и продолжали сражаться, не думая о смерти; каждый погибал на том месте, куда поставил начальник гарнизона. Ярость Александра беспредельная. На штурм бросил все резервы и сам устремился в сражение, желая быть первым на стене. Вражеская стрела пробила щит, затем панцирь и уже на излёте застряла в плече. Терпя боль, он побежал дальше, сжимая в руке меч.
Птолемей, охранявший царя в сражении, услышал его слабеющий голос:
— Я ранен, но рад, что предсказание сбывается. Газа будет у моих ног!
В разгар штурма передовому отряду удалось закрепиться на стене и уже изнутри прорваться к воротам, открыть их. Газа пала!
Над Александром хлопотал лекарь, обрабатывая кровоточащее плечо. К нему подвели Батиса, раненного в нескольких местах. Комендант едва держался на ногах. Царь зло выдавил из себя:
— Проклятый пёс, почему не отдал мне город?
— Я давал клятву своему царю.
