Избранник вечности - Анатолий Гаврилович Ильяхов

— Александр, ты интересуешься Амоном? Хочешь примерить его рога?

Это спросил Гефестион. Вопрос застал врасплох. Он не ответил, заставив друга сомневаться в уместности сказанного. Не вникая в ситуацию, Птолемей подхватил интересную тему:

— В пустыне лежат большие камни, похожие на статуи. Они как живые: с восходом солнца слышится странная музыка. Египтяне говорят, что так с людьми разговаривают боги.

Участники, не сговариваясь, повернулись к Каллисфену. Летописец не отказался от пояснений:

— Я могу предположить, что причина скрывается в разнице между ночным холодом и дневной жарой. Солнце в пустыне восходит быстро, скалы нагреваются, из трещин исходит воздух, слышатся звуки.

Александр, потрясённый знаниями Каллисфена, пожелал услышать ещё о Египте. Летописец на этот раз поделился тем, что сам недавно узнал от жрецов:

— Египет для Македонии может быть интересен закупками хлеба, пшеницы, большей частью. Кто владеет Египтом, тот владеет торговлей хлебом для Средиземноморья, Азии, Африки и Ближнего Востока. Не зря персидские цари двести лет не уходят из Египта. Кто им владеет, тот владеет миром.

— Помимо хлеба, чем богат Египет?

— Египтяне не зря зовут свою страну Хеми, или «Чёрная земля». Здесь находят железо, медь, свинец. Но главное богатство египтян — Великий Нил, река, ежегодно дающая плодородие полям.

Вмешался Птолемей:

— Я слышал, что Нилу приносят в жертву девушек. Их разрезают заживо, а они ничего не чувствуют. Разве не удивительно?

— Как можно терпеть? — поразился царь.

— Я тоже удивлялся, пока не уговорил одного жреца раскрыть секрет.

Посыпались шуточки:

— Ты уговорил несчастного египтянина или приговорил его?

— Друзья мои, не думайте обо мне дурно! — отбивался Птолемей. — Хотя не скрою, я проявил настойчивость. Жрец выдал секрет за хорошее вознаграждение. Слуги Амона нуждаются в наших заботах.

Пояснил, что девушкам дают вкусить сладкий сок тростника вместе с особым ядом, вызывающим невосприимчивость к боли. И тогда они с блаженными улыбками принимают смерть как награду.

Сотрапезники притихли, и вдруг царь решительно произнёс:

— Я посещу храм в Сиве.

— Зачем? — удивился Гефестион. — Если хочешь встретиться с Амоном, незачем идти далеко. Я найду тебе храм поближе, куда дорога не так опасна.

С Александром что-то случилось; он вскочил, опрокинув чашу с вином, закричал сдавленным голосом:

— Я сам знаю, что мне нужно!

Возникла напряжённая тишина. Для товарищей царя резкая смена настроения не в диковину. Чтобы превратиться из отзывчивого друга и веселого сотрапезника в одержимого гневом человека, ему требуется немного времени. Обычно он неистовствовал, пока в нём не срабатывала некая внутренняя заслонка, после чего успокаивался. Осматривался и удивлялся, если отмечал что-либо ужасное, что успел натворить. Но сегодня даже близкий его сердцу Гефестион не мог понять, что произошло с другом-царём.

* * *

Пять лет назад царь Филипп неожиданно завёл разговор с сыном о предках — Персее* и Геракле. При этом сообщил, что эти герои посещали храм в Сиве, где вопрошали у Амона предсказания о своих судьбах. Получив его покровительство, герои совершали подвиги, а после смерти стали божествами.

Александр, став царём, тоже услышал от матери имя Амона. В день, когда он уходил на войну с Персией.

— Сын мой, — сказала он, необычно опустив глаза, словно от стыда, — я обязана раскрыть таинство твоего рождения.

Он замер в напряжении.

— Филипп тебе не отец.

Олимпиада схватила его за руку, прижала к губам, заглядывая в широко раскрытые от удивления глаза.

— Не спеши осуждать мать в том, в чём она не виновна! — От волнения на шее у неё пошли красные пятна. — Не могу тебе всего объяснить, я сама до конца не уверена, но в ночь свадьбы я заснула, и ко мне явился Зевс. Он сказал: «Ты понесёшь в чреве моего сына!»

Мать рассказала, что в ту ночь над Пеллой промчался ураган, пролился сильнейший дождь, гремел гром и сверкали молнии. Она спала, и ей показалось, что одна из молний ударила в низ живота; в теле разгорелся жар. Утром халдей Нектанаб, царский прорицатель, подтвердил знамение, сказал, что бог египтян Амон, для эллинов — Зевс, поручил ему сообщить его волю. Бог избрал жену царя Филиппа своей возлюбленной.

— Моя мать поверила в бредовое пророчество чужеземного халдея?

— Сын мой, не кощунствуй! Сам спросишь у Амона!

На другой день Александр прощался с Антипатром, которого оставлял в Македонии. Без обиняков задал советнику вопрос:

— Филипп мне отец?

— Я бы никогда не решился сказать тебе правду, но царю обязан отвечать как есть, — отозвался Антипатр. — У Филиппа появились сомнения. Сразу после твоего рождения он вдруг спросил, похож ли ты на него. Через несколько лет Филипп опять спросил меня о том же. Но тогда он не жил с твоей матерью, и его вопрос я воспринял естественно. Он колебался, признавать ли тебя наследником вместо старшего сына, Арридея.

Антипатр замолчал, припоминая события двадцатилетней давности, затем воодушевился:

— Признаться, в твоём появлении на свет действительно немало странных совпадений и таинственных знаков. В день свадьбы Филиппа с Олимпиадой произошли странности, обсуждаемые во всей Македонии. Среди хорошей погоды над дворцом разразилась гроза; молния ударила в крышу дворца, как раз над супружеской спальней. Разве не чудо?

— А что говорил отец?

— Больше о тебе не спрашивал. Тебя любил, хотя сердился за твою выходку на его свадьбе с Клеопатрой.

Советник вдруг обнял его, по-отцовски прижал к груди.

— Александр, от какого семени ты зачат, тебе и никому, кроме бога, неведомо. Но если ты не сын Филиппа, только тебе решать, как с этим дальше поступить.

ВТОРОЕ ПИСЬМО ДАРИЯ

Во время осады Тира Дарий направил к Александру посланника со вторым письмом. На этот раз осторожничал в выражениях: называл царём. Предлагал выкуп в тридцать тысяч талантов, просил вернуть мать, жену и одну из двух дочерей. Писал: «На другой дочери женись, в приданое отдам земли от Евфрата до Эгейского моря. Сына моего оставь в заложниках мира и верности. Если между нами не будет ненависти, к чему нам воевать друг против друга? А если ты не согласен, подумай, прежде чем желать чего-то ещё. Легче что-нибудь завоевать, чем удержать… Огромная власть таит в себе опасности: корабли, превышающие умеренный ход, не поддаются управлению»…

В чём-то прав оказался Дарий, когда говорил, что трудно управлять огромными владениями; вот он и потерял значительную часть.

— Какое решение мне принять, друзья мои? — обратился Александр к военачальникам, когда зачитал послание. В шатре повисло молчание. Никто не решался сказать первое слово. Опытный Парменион принял удар на себя:

— Отпусти родных Дария и всех знатных персов за выкуп; только