Случай Растиньяка - Наталья Миронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Оставьте человека в покое! Ему вера запрещает. Надо это уважать.
– Нет, ну а что с ним будет от ложки мороженого?
– Раз нельзя, значит, нельзя, – отрезала Катя.
Ей стало неуютно. А ну как ее сейчас отсюда попросят? Упрямый гость порывался еще что-то сказать Давиду, еще как-то убедить его попробовать мороженого. И вдруг заговорил Александр Георгиевич. Заговорил своим неподражаемым грузинским голосом, похожим на клекот орла:
– Ты слушай, что тебе девушка говорит! Давай, дорогой, мы тебе чаю нальем, – обратился он к Давиду. – Чаю будешь?
Вернувшаяся Этери начала разливать чай, за столом вновь завязался общий разговор, а Давид благодарно улыбнулся Кате.
Был и другой случай, два года назад. Это был «год тридцатилетий»: все учившиеся в одном классе были фактически одногодками и по очереди ходили друг к другу в гости. Катина школьная подруга Маша Агафонова, та самая, что подарила ей павловопосадский платок с розами по белому полю, сильно располнела после родов и села на диету. Ей полагалось раздельное питание, какие-то продукты пришлось вовсе исключить. И пить было нельзя, она принимала таблетки, несовместимые с алкоголем.
Встретились у общей школьной приятельницы на дне рождения. Эта приятельница, хозяйка дома и именинница, никак не могла смириться с тем, что гостья не ест салат оливье и ничего не пьет. Ход мыслей у таких людей всегда один:
– Ну что тебе будет от ложки салата? Я тебе совсем чуть-чуть положу! Смотри, как вкусно! И выпей, ты что, не хочешь за мое здоровье выпить?
– Мне нельзя, – лепетала несчастная, – я лекарство принимаю.
– Думаешь, съешь каплю салата и сразу поправишься? Все эти диеты – вообще ерунда. Вот перестанешь сидеть на диете и обратно наберешь все свои килограммы.
– Канашка, – вступилась за подругу Катя, – прекрати.
Именинницу звали Наташей Канавиной, в школе ей мигом подобрали кличку. Канавина Наташа – Канаша. Как бы и имя и фамилия вместе.
– А что, не так, что ли? – не унималась Канаша. – Все эти диеты – дурость одна. У меня мама сидела на диете, и все без толку. Ну поешь хоть чуть-чуть! – вновь пристала она к несчастной Маше.
– Прекрати, говорю, – повторила Катя.
Но Канаша никак не могла остановиться.
– Ну как же так? Я же готовила! Вот, попробуй вот этого салатика, он с орехом. Тебе же орехи можно? Ну поешь, что ты сидишь, как засватанная?
– Он с майонезом, – прошептала красная от смущения Маша Агафонова. – Мне с майонезом нельзя.
Ей было неловко, стыдно, что она привлекает к себе всеобщее внимание.
– Ну, подумаешь, капля майонеза! Нельзя же так – ничего не есть! А зачем тогда в гости ходить? – наивно выпалила Канаша.
Как на грех, ее слова пришлись на паузу в разговоре и прозвучали в полной тишине.
– Да, Канашка, умеешь ты гостей принять. Машенция, – скомандовала Катя, – пошли отсюда.
Они поднялись из-за стола и двинулись в прихожую.
– Девочки, вы чего? – испугалась Канаша. – Хотите мне день рождения испортить?
– Это не мы тебе, это ты нам день рождения испортила, – повернулась к ней Катя. – Машку вон до слез довела. Так что, дорогие гости, не надоели ли вам хозяева? Да не реви ты, балда, – добродушно выругала она плачущую Машку. – То ли мы в жизни теряли? Привет, Канашка, будь здорова, расти большая, но умная.
И они ушли.
Глава 11
– Что за вопрос? Конечно, можно, – обрадовался Герман. – Просто не обращайте на меня внимания… Ах да, это я уже говорил. Расскажите мне лучше об этом Тимуре. Откуда он?
– Из Черкесска. Зачем рассказывать, вот сейчас он выйдет, и вы сами все услышите.
Они сделали заказ, Герман заказал Кате вина.
– С вами хорошо ходить по ресторанам, Герман, – улыбнулась ему Катя. – Вы всегда трезвы, до дому довезете, если что.
– Вот и давайте ходить почаще.
Катя не успела ответить. В зале свет приглушили, зато осветилась эстрада. На сцену вышли трое, двое с гитарами, один с мандолиной. В середине оказался один из гитаристов – худенький, изящный очкарик, весь затянутый в черное с головы до ног. И началось.
Это была совсем не такая авторская песня, какой Герман ее себе представлял. Современное звучание, сложная, богатая мелодика, элементы джаза и рока, стремительные ритмы, виртуозные инструментальные вставки. Но главное, как и положено в авторской песне, тексты. Постмодернистские тексты, тянущие за собой целый шлейф ассоциаций с Библией, советскими штампами, русской и мировой литературами и в то же время легкие, как птица.
Прежде всего это было весело. Местами – безумно смешно. Поражаясь точности сравнений и логических ходов, Герман вместе со всеми сгибался от хохота, услышав, например, в песне о московских пробках:
Ну что, челюскинцы, застряли?
Или про Северную Корею:
Там по правилам ездят все десять машин!
Были песни-фельетоны, как у Галича. Герману страшно понравился «Кошачий блюз» – удивительно точный социально-психологический срез общества. Открытого пафоса – «До чего ж мы гордимся, сволочи» – не было, но даже в самых веселых песнях проскальзывала затаенная боль. А когда Тимур Шаов спел по просьбам собравшихся песню «Отцы и дети», Герман заметил в глазах у Кати слезы. Он осторожно взял ее за руку и спросил шепотом:
– Что-то не так?
– Нет-нет. – Катя улыбнулась, хотя Герман видел, что через силу. – Все в полном порядке. Просто вспомнила о неприятном, не обращайте внимания. Вам нравится?
Она кивком указала на эстраду, где исполнители подстраивали инструменты перед следующим номером.
– Очень нравится! А можно мы перейдем на «ты»?
– Можно, – улыбнулась Катя и шутливо чокнулась с ним томатным соком.
Шаов спел и объявил перерыв.
– Я его никогда раньше не слышал, – признался Герман и перечислил Кате свою любимую четверку.
– Как? – удивилась Катя. – А Городницкий? А Ким? А Луферов? А Щербаков? А Егоров? А Вероника Долина?
Герман сокрушенно признал, что творчеством упомянутых бардов не увлекается, а кое-кого даже по имени не знает.
– У Вероники Долиной, между прочим, есть песня о поволжских немцах – «Караганда – Франкфурт».
– Правда? Я не знал…
– Ее можно найти в Интернете, – подсказала Катя.
– Найду, – пообещал Герман и попытался объяснить, почему так любит Галича: – Все как ты говоришь… Галич – это близко лично мне.
– Я понимаю. И все-таки это не повод отгораживаться от других. Кстати, Тимур Шаов тоже выше всех ставит Галича. И песня у него есть… я уже говорила. «Переслушивая Галича». На самом деле она называется «Иные времена», но все говорят «Переслушивая Галича».