Нити судьбы - Сергей Шхиян

— А такое ты когда-нибудь видел? — поинтересовался я, вытаскивая кинжал. — Работает безо всякой электроники!

Афганский кинжал, добытый мной в бою, выглядел, прямо скажу, страшновато. На востоке знали, чем и как напугать противника: кривой, со сходящим в острие клинком, он тускло блестел смертью.

Генерал прервал свой боевой танец и отступил. Лицо его, как и вчера после пожара, посерело, сделалось старым.

— Ты не посмеешь меня тронуть! Меня, старого человека?! Никогда. У тебя рука не поднимется! — негромко сказал он побелевшими губами, потом не удержался от угрозы. — Тебе это даром не пройдет!

— Какая мне разница, сколько зарезать гадов, одного или десяток? — грустно сказал я, примеряясь куда лучше ударить клинком. — Семь бед, один ответ! Всё равно мне отсюда живым не выбраться, а помереть с тобой за компанию будет не так обидно.

— Погоди, погоди, — бормотал Перебатько, отступая, — что мы звери, ведь всегда можно договориться!

Я уже не раз наблюдал, как многие люди, облачённые властью, оставшись без полномочий и помощи холуев, терялись в самых простых ситуациях, Привычка загребать жар чужими руками полностью лишала их даже самых элементарных навыков самозащиты. Бывшие почти всегда ломаются первыми и опускаются ниже всех прочих.

— О чем нам с тобой говорить, я тебе больше не верю. От тебя кроме пакостей всё равно ничего не дождёшься, — грустно сказал я. — Зачем мне иметь за спиной пятую колону!

— Погоди! Ну что ты выделываешься! — начал он и тут же заюлил. — Ты не знаешь, я очень большой человек! От меня многое зависит! Если ты меня грохнешь, то сделаешь большую ошибку! Ты не думай, я хороший человек! — торопливо говорил он, отдаляя завершающий штрих наших отношений.

— Вижу, я спас тебе жизнь, а ты меня продал даже не за тридцать серебреников, а просто так.

— Ошибся и признаю! — заговорил он, проникновенно предано заглядывая в глаза. — Да, это была моя большая ошибка! На ошибку имеет право каждый! Скажи, что делать и я все для тебя сделаю! А тебя правда пуля не берет?

Мне кажется, осуждать Александра Богдановича, не скажу за трусость, скорее за некоторую робость, которую он проявил в этот момент, будет не совсем корректно. Стоит только представить нашу с ним себе ситуацию, и каждый здравомыслящий человек признает, что сохранить хладнокровие, когда на тебе надеты не первой свежести трусы, а на тебя наступает заросший щетиной жлоб со здоровенным кинжалом в руке, очень не просто.

— Значит, хочешь жить? — спросил я, загоняя бедного старика в угол.

— Хочу, — честно признался он. — Проси что хочешь, только не убивай!

— Ладно, тогда прикажи, чтобы немедленно сняли блокаду дома.

Перебатько тотчас пощелкал себя пальцем по уху, где у него была спрятана телефонная раковина и начал скороговоркой отдавать команды:

— У меня осложнения, — бормотал он, — немедленно убрать, я говорю немедленно убрать оцепление, и переходите к третьему варианту!

Абонент, как мне показалось, его не понял, потому что Александр Богданович дальше говорил раздраженно, невольно повышая голос.

— Говорю тебе, я тебе приказываю, перейти к третьему варианту! Родичев, ты что глухой? К третьему!

Неизвестный мне Родичев и тут, вероятно, что-то недопонял, потому что генерал еще больше повысил голос:

— Я тебе сказал, перейти к третьему… у меня осложнения! Он меня взял в заложники! В обыкновенные! Что значит, не можешь запустить третий? А кто может? Он как там оказался? Ладно, дай мне его…

— Перетекеев, это я. Узнал? Приказываю немедленно снять оцепление и перейти к третьему варианту. Что? Да, говори.

Слушать Перетекеева ему пришлось долго. Я мог только следить за выражением лица Александра Богдановича, и представлять о чем идет разговор. Генералу приходилось нелегко. И правду говорят: «Тяжела ты шапка Мономаха». Наконец он не выдержал и взорвался:

— Как это снайперов нет? Ты что мне голову дуришь, какие еще у них стрельбы?! Кто приказал? Я такого не помню. Ладно, давай опять Родичева.

— Ну, как с такими людьми можно работать! — пожаловался он мне и заорал генеральским покриком:

— Родичев, это я. Выполнение операции возложено на тебя? Так какого ты… я тебе что приказал? Хочешь неполного соответствия?

Я уже не рад был, что затеял всю эту канитель и почувствовал себя на совещании лишним. На генеральские крики прибежала хозяйка и смотрела на нас испуганными глазами.

— Если нет снайперов, сам лезь на крышу! — вопил, между тем, Перебатько.

— Что случилась? — спросила меня Анна.

— Генерал хочет, чтобы меня застрелили снайперы, а их отослали на тренировку, — объяснил я.

— А кинжал вам зачем?

— Хочу зарезать Александра Богдановича.

Перебатько каким-то чудом отвлекся от руководства операцией, услышал, что я сказал и неожиданно сник.

Он посмотрел на нас с хозяйкой старыми усталыми глазами и сказал неведомому Родичеву:

— Все отменяется, уводи людей.

Однако и этого Родичев, скорее всего, не понял, и генерал вновь взорвался непарламентскими выражениями. Потом обратился ко мне:

— Можешь идти куда хочешь, я приказал…

— Хорошо, собирайся, — согласился я. — Пусть возле подъезда поставят машину. И учти, стоит тебе дернуться!

Я для наглядности поиграл клинком.

— Ты хочешь, что бы я вышел с тобой? Но я же распорядился, ты ведь сам все слышал!

— У тебя пять минут на сборы, — коротко сказал я. — И лучше не финти, иначе будет только хуже.

Глава 19

Снайперов, как и докладывал Перетекеев, на крыше не оказалось, как и вообще людей во дворе. А вот Родичев расстарался, прямо возле подъезда стояла здоровенная машина с тонированными стеклами и открытой дверцей. Я втолкнул на водительское место генерала, а сам сел сзади. Само собой кинжал, как главный аргумент, оставался на виду.

— Куда ехать? — недовольным голосом спросил Перебатько.

— Вперед, — ответил я.

Он тронулся с места и сделал последнюю попытку спасти мою душу:

— Зря ты не сдаешься. Все равно тебя рано или поздно поймают, сейчас такая техника сыска! Мы преступников под землей ловим. Может быть, убить тебя и нельзя, но посадить на пожизненное, можно.

— Направо, — сказал я, когда машина подъехала к выезду из двора.

— Значит, я поворачиваю направо и еду в сторону Садово-Сухаревской улицы, — четко повторил он приказание.

Что с ним делать дальше я пока не придумал. Оставлять в заложниках — лишние хлопоты, отпустить, того хуже. Александр Богданович будет землю грызть, что бы меня поймать и отомстить за свой страх и моё ослушание. Пришлось выбрать хлопоты.

— Теперь куда? — спросил он, когда мы доехали до Садового кольца.

— Направо.

— Теперь мы едем в сторону Красных ворот, — сказал он.

Улицы, как обычно, были плотно забиты машинами, так что ехали мы медленно, и преследователям не составляло труда следить за нами даже без дополнительной информации генерала. На классическое бегство от погони наше продвижение никак не походило, Перебатько правила движения не нарушал и старательно тянул время.

— У вас есть с собой радиомаяк? — спросил я, когда мы выехали на Садовое кольцо.

— Есть, — неожиданно для меня, правдиво ответил он, — всем нашим сотрудникам полагается носить маяки с собой, чтобы в диспетчерской всегда знали, где кто находится. Только его нельзя снять, он вставлен в, — он чуть замялся и ляпнул, — прямо в мозг!

— На перекрестке поверните на Рязанский проспект.

— Есть повернуть на Рязанский проспект! — четко повторил генерал.

— А теперь, — тихо зашептал я в его, не радиофицированное ухо, для убедительности приставив нож к горлу, — осторожно вытащи рацию и передай мне.

— Я… — начал было он, но, почувствовав, как острие врезается в кожу, откинулся на спинку, вытащил из уха крохотный, не больше обычной беруши, приборчик и без пререканий передал его мне.

— Вот и хорошо, — похвалил я его покладистость, — а теперь жми прямо.

— Это нечестно, — спустя минуту сказал Перебатько и больше со мной не разговаривал.

На окраину Москвы до дома моего одноклассника Льва Николаевича мы добирались почти два часа. Езда по городу больше напоминала пытку. Бедный генерал совсем измучился и костерил всех дорожных нахалов и чайников, которые нам попадались на дороге.

Правда и сам он ездил не так, что бы слишком умело, сказывалось отсутствие опыта. Для конспирации мы остановились на автостоянке возле какого-то большого магазина.

— И зачем мы сюда приехали? — недовольно спросил он, когда я заставил его выйти из машины. — Что, ближе магазинов не было?!

— Иди и не разговаривай, — сказал я. — Учти, твоя судьба в твоих руках. Будешь себя хорошо вести, выйдешь на свободу с чистой совестью!