Хороший мальчик. Строптивая девочка (СИ) - Евстигнеева Алиса

— И ты до сих пор считаешь, что мы не торопимся? — с вызовом заявила ему.

— А ты после первой ссоры готова пойти на попятную? — не остался в долгу Чернов.

Здесь я поняла, что ещё чуть-чуть и мы опять начнём ругаться. Пришлось выдохнуть.

— Почему ты так упорно хочешь со мной жить? — Стас попытался возразить, но я не дала. — Нет, подожди. Я помню всё, что ты мне сказал. Просто откуда само это желание берётся? Ты же встречался с Настей два года и впадал в оцепенение от мысли, что вам однажды придётся жить вместе, — эту часть мне выдал Рома по большому секрету, когда подвозил до общаги. — Тогда откуда такая уверенность именно сейчас?

Он приподнялся на кровати, принимая сидячее положение, и щёлкнул светильником на стене. Я рефлекторно зажмурилась и пропустила тот момент, когда Стас протянул ко мне руку, убирая волосы с моего лба, и ласково провёл пальцами по щеке.

— Тебя это до сих пор волнует?

И я честно кивнула головой, а потом перевернулась на спину и откинула голову назад, чтобы лучше его видеть. Мне нравился этот его взгляд сверху-вниз, он словно успокаивал, раскладывая непутёвой мне по полочкам очевидные вещи. Что впрочем, полностью противоречило моим претензиям, что он пытается решать за меня. И как здесь понять себя?

— У вас же с ней тоже всё случилось достаточно быстро. А потом, ты сам сказал, что всё превратилось в привычку…

— Одно с другим не путай, — просит он. — Там изначально всё иначе было.

Я не собиралась спрашивать дальше, честно не собиралась. Мне вообще не хотелось говорить о Насте, особенно здесь, в постели, которые за такой короткий срок успела стать нашей. Но назойливые мысли продолжали грызть меня изнутри, что должно быть отразилось на моём лице, потому что Стас вдруг вымученно вздохнул и, приподняв мою голову с подушки, положил её себе на бёдра. В его руках я уже давно чувствовала себя пластилиновой куклой, которой он крутил как хотел. Но это было приятно, особенно, когда он начинал запускать свои руки в мои волосы. Он вообще тащился от них, не знаю, правда, от чего точно — цвета, формы, длины или запаха.

— Мы с Настей сразу понравились друг другу, очень просто, увидели, улыбнулись и что-то там себе решили. И это казалось дико правильным, потому что мы оба были похожими, как две вариации одного и того же.

От такого сравнения мне становится не по себе. И дело не в ревности, не то чтобы я хорошо знала Соболеву, но нутром чувствовала, что как люди они абсолютно разные. Стас для неё был слишком человечным. Но внешний лоск был присущ обоим, наверное, он и говорил об этом.

— Нам было хорошо проводить время вместе, только это вместе подразумевало публику и публичную жизнь. Я даже романтику понимал через широкие жесты — подписать её в телефоне любимая, дарить цветы, делать селфи и изображать бурную радость. Это был самый очевидный путь. Я готов был быть… идеальным парнем, — здесь он улыбается, памятуя о моём первом наезде на его персону. — А она приняла правила игры. Каждый раз стараясь придумать что-нибудь этакое для нас обоих, чтобы сделать нашу жизнь яркой и интересной. Только это ведь всё равно было искусственным. Красивым, но не настоящим. А когда я вдруг взбрыкнул, сменив вектор направления от вечного праздника к чему-то более серьёзному (это было скорее решение для себя, чем для нас обоих), она тоже перестроилась. Варила нам кашку по утрам и нахваливала меня всем направо и налево. А я словно стал декоративной собачкой. Да, любимой, но блин… Собачкой.

-А…

— А у нас с тобой по-другому. Мы с тобой сразу пошли как-то напрямую к выяснению отношений. Я видел только тебя, и мне было наплевать на весь остальной мир или антураж. Только внутреннее чувство долга перед Настей и собственные страхи удерживали от спонтанных поступков.

— Всего лишь, — фыркаю я.

Стас согласно кивает головой.

— Это мне сейчас всё кажется такими мелочами.

— Но я всё равно не понимаю.

— Ладно, смотри. Один простой вопрос. Ты когда-нибудь пыталась специально понравиться мне?

Я теряюсь… Хотелось ли мне нравится ему? Конечно, даже не желая того, на одном лишь уровне инстинктов… моя наивная женская сущность требовала его вниманию. Но Стас говорил не об этом.

— Вера, делала ли ты что-нибудь такое, чтобы целенаправленно впечатлить меня.

— Нет, — осторожно отвечаю я, не понимая, чего он ждёт.

— И не делай…

— Почему?

— Потому что я тоже хочу видеть тебя…

Я невольно заливаюсь краской, смущаясь его столь пылкому заявлению. Но Стасу этого мало.

— Вера, пойми уже. Я тоже боюсь, потому что у меня нет абсолютно никаких гарантий, что всё получится, и точно так же, не знаю, как это… и что нам делать. Но знаю точно, мне это нужно, ты мне нужна, и я готов сделать всё, чтобы у нас было будущее.

— Мне и не надо никаких гарантий.

— Тогда что?

— Просто не забывай спрашивать меня о моих желаниях…

Стас не отвечает, но коротко кивает головой, одними глазами обещая, что понял меня. А потом гасит свет, погружая нас в мир темноты, чувств и ощущений

Я решаю согласиться. Правда, для этого мне понадобился дружеский пинок, ради которого я поехала в бар и просидела несколько часов перед Севой в печали и страданиях.

— Вера, я могу тебя только прибить, — успокаивает меня друг. — Со всем остальным ты справишься сама.

Я примостилась на подоконник в раздевалке и курю в открытое окно. Меня слегка ведёт, как оказалось с непривычки, за эти две недели я практически не прикасалась к сигаретам, и организм каким-то чудом успел отвыкнуть.

— Сев, ну быстро же всё. Слишком быстро.

— Раньше тебя это не напрягало.

— Раньше я была маленькая и глупенькая.

— Ничего не поменялось, — скрестив руки на груди, замечает Игнатьев.

— Ну, Сева, — канючу я как-то совсем по-детски и разобиженно. После чего самой же становится противно от всех этих своих соплей, поэтому замечаю невпопад. — Олег вчера звонил.

Игнатьев тут же мрачнеет.

— Что хотел?

— Не знаю, — пожимаю плечами. — Я же не отвечаю.

— Стас знает? — нехорошим тоном спрашивает он. Я молча качаю головой, слегка поёжившись при мыслях о Першине. Севка замечает это и настоятельно велит. — Скажи ему.

— Его рядом не было.

— Весь день?

— Нет… но… — мнусь, сама не зная, какое оправдание придумать. — Если спросит, скажу.

— Вера!

Я несчастно закусываю губу.

— Сева, мне стыдно. И мне стыдно за то, что мне стыдно. Я со всеми этими отношениями становлюсь тряпкой.

— Это ПМС, — неприятно гогочет Сева, напоминая сейчас больше того Рыжего из детства, с которым мы скакали по лужам, чем взрослую версию самого себя. Эта кардинальная перемена, когда-то случившаяся с ним, в своё время сильно меня покорёжила, хотя я прекрасно понимала, что нас всех привело к тому, какими мы стали.

— Ничего умнее придумать не мог?

— Не мог. Верка, шли Першина на три буквы, — требует друг. Я хочу возразить, что и так с ним уже больше года не общалась, но Игнатьев продолжает свою речь. — Или я въебу ему… хочешь? Специально найду и въебу. Не хочешь? Тогда расскажи обо всём Стасу. А потом расслабься и наслаждайся жизнью.

— Из твоих уст это звучит слишком легко.

— Это и есть легко. Стасу скажи, — в очередной раз повторяет друг.

— Завтра скажу, — не совсем уверенно обещаю я.

— А почему завтра?

— Сегодня мы идём в гости. Официальный выход и всё такое.

— Тогда понятно, чего мы сегодня такие взвинченные, — кивает головой Севик, на что мне остаётся только закатить глаза.

После бара я поехала в общежитие, чтобы переодеться. Мои вещи всё ещё были раскиданы по всем местам моего обитания, что-то уже переехало на квартиру к братьям, что-то хранилось в баре, но большая часть до сих пор покоилась в нашей с Кролей комнате. Мы договорились со Стасом, что он заберёт меня через два часа, и мы поедем на день рождение к каким-то его знакомым. Времени у меня было предостаточно, поэтому я безрадостно брела по улице, плавая в своих многочисленных мыслях.