Гибель империи казаков: поражение непобежденных - Иван Черников

Мирно ночевали в деревнях, утром варили завтрак, запрягали и ехали дальше. Красные следовали за ними. Иногда они, встав раньше белых, подойдя к ним на 3 км, стреляли из пулеметов. Тогда белые запрягали и уезжали. Однажды один из командиров полка первый обстрелял ночлег красных. Они сейчас же снялись и отступили, а белые съели приготовленный завтрак. И вот на этих мужиков все еще рассчитывал несчастный адмирал, совершенно не разбиравшийся в обстановке.

В Иркутске 24 декабря бунтовал 53-й полк, в Глазковском предместье у вокзала, отделенном от города рекой Ангарой, мост через которую взорвали. Начальник гарнизона, генерал Сычев, 26 декабря решил бомбардировать казармы. Но генерал Жанен заявил, что обстрела не допустит и откроет огонь по Иркутску. То есть союзники поддержали путч против Колчака. Чехи, захватив перевозочные средства через Ангару, не дали Сычеву подавить восстание.

Семенов 31 декабря 1919 г. отправил из Читы отряд генерал-майора Скипетрова (3 бронепоезда, монголо-бурятский конный полк и пехотный маньчжур). Утром 1 января семеновцы подошли к Иркутску. Но чехи пустили навстречу паровоз, который повредил состав. Пока Скипетров ждал указаний из Читы, легионеры, внезапно окружив эшелоны, разоружили семеновцев.

Атаман потребовал освободить полки и вернуть оружие, или его артиллерия разметет в куски поезд генерала Сыровы, а саперы взорвут туннели за Байкалом! Пусть чехи пешком топают до Тихого океана! Пленных тут же отпустили. Другой отряд казаков (112 человек) добрался в Иркутск на автомобилях, но по своей малочисленности помощи оказать не мог, лишь озлобил бессудной расправой с захваченными заложниками.

Армия разбредалась, даже в ее верхах авторитет верховного падал. Поезд Колчака двигался впереди отходивших войск, среди эшелонов с чешскими легионерами. Наступавшие большевики единственным условием перемирия, позволявшим чехам вернуться домой, выдвинули выдачу адмирала и золота. Колчак доехал лишь до станции Тайга. Тут к нему явился председатель совета министров В. Н. Пепеляев и предъявил аж три ультиматума: об отречении, о созыве Земского собора и о смещении главкома Сахарова. За премьером стояла реальная сила его брата, генерала Пепеляева, командующего I армией. Но эта комедия длилась недолго, братья отказались от требования отречения, Земский собор невозможно было собрать. Адмирал по телеграфу предложил Дитерихсу вновь стать главнокомандующим, тот согласился, но с условием, чтобы Колчак передал всероссийскую власть Деникину. Но ни армией, ни золотом подкрепить Деникина Колчак уже не мог, как не мог и Деникин спасти положение в Сибири. Все закончилось празднословием.

Генерал Пепеляев, окружив поезд штаба своим батальоном, арестовал Сахарова. Колчак отчислил от должности Сахарова, и его тотчас же отпустили. Адмирал уехал и на следующей станции назначил главкомом командующего III армией, генерала Каппеля.

Верховный с тремя поездами отправился в Иркутск, но успел доехать только до Нижне-Удинска, где власть уже взял политцентр эсеров. На станции адмирала встретила толпа, которая, из-за многочисленного конвоя, задержать его поезд не могла.

Армия 4 января подошла к Красноярску, начальник гарнизона которого, генерал Зиневич, решил замириться с ленинцами. Вдоль полотна шла II армия генерала Войцеховского, которому Каппель приказал выбить бунтовщиков из города.

Войска двинулись тремя колоннами, но до города не дошли, испугавшись показавшегося на железной дороге к западу от Красноярска бронепоезда. Им оказался польский «Огйк», прикрывавший хвост эшелонов чехов. Огня никто не вел, но штурм, в который бойцы и не рвались, отменили.

На другой день, 5 января, Каппель сам руководил атакой. И тут проявилась необычная мораль армии.

Из Красноярска красные выслали полуроту пехоты с пулеметами, которая заняла высоты к северо-западу от города. На противоположном плато собралось несколько тысяч саней с сидящей на них армией. Тут же верхом Каппель и с ним несколько всадников. Прогнать полуроту можно было обходом влево и ударом в лоб. Но солдаты из саней не вышли. Тогда послали роту школы офицеров, она открыла огонь вне действенности выстрела, красные, конечно, не ушли и тоже палили в воздух. Противники замерли друг против друга до темноты, и ночью все, кто хотел, свободно пошли в обход Красноярска.

Под Красноярском 7 января сдалась в плен большая часть I, II и III армий Сибири.

Глава 5

АНАБАЗИС СИБИРИ

На станции Нижне-Удинск 27 декабря 1919 г. по приказу генерала Жанена чехи задержали Колчака. Адмирал собрал конвой, в преданность которого верил, и спросил, кто пойдет с ним. Все отказались.

Потрясенный Колчак покинул свой поезд и перешел в вагон 2-го класса под флагами Англии, США, Японии, Франции и Чехии. По легенде, начальник эшелона майор Кровак в Иркутске якобы передавал адмирала японцам — красные избегали конфликтов с ними. В Иркутске Кровак сбегал к Сыровому и сообщил, что Колчака надо выдать эсерам и меньшевикам.

Когда адмиралу объявили об этом, он схватился за голову и вскричал: «Значит, союзники меня предают!» Этот вопль наболевшей души понятен в положении несчастного. Колчак встал на свою голгофу.

На вокзале 15 января 1920 г. спешно составили акт передачи правителя. Чехи усердно сдали всех, ехавших с адмиралом, даже женщин. Спаслись лишь несколько человек, в их числе генерал Занкевич, выйдя незаметно из вагона.

Японцы молча, с недоумением наблюдали эту сцену. Полковник Фукуда разыскал Сырового и предложил ему в тот же день увезти адмирала, если чехи извлекут Колчака из тюрьмы. Сыровой отказался, боясь мести, которой он хотел избежать, выдав Колчака «трибуналу русского народа».

Адмирала и премьера Пепеляева тотчас отправили в тюрьму, остальных перевезли туда же на другой день. Над Колчаком и Пепеляевым вели следствие, но 6 февраля 1920 г. их расстреляли из-за подхода к Иркутску армии Каппеля.

Для оправдания предательства чехи в обращении «К Сибири» заявили, что они передали Колчака как реакционера и врага, приказавшего атаману Семенову взорвать туннели и задержать движение на восток.

Генерал Сыровой в обращение «К братьям» объявил, что эшелоны русских, уходя в панике из Омска, грозят, прервав эвакуацию чехов, втянуть их в бои с красными. Поэтому, говорит Сыровой, «я распорядился остановить отправку эшелонов на восток, пока не пройдут наши эшелоны в первую очередь. Только таким образом мы выбрались оттуда. Среди задержанных очутился и адмирал Колчак со своими семью поездами и стал жаловаться союзникам и Семенову на наше войско».

Но брат наивно лгал. Движение по железной дороге шло по расписанию. Как только чехи посадили своих комендантов на станции, их переезд стал паническим бегством. Каждый эшелон брал паровоз, ставил на него часовых и заставлял машиниста ехать до тех пор, пока локомотив без осмотра и продувания не выходил из строя. Его бросали и брали другой от всякого русского эшелона.

Чехи не вели бои с РККА. В задние эшелоны они назначили поляков и румын. Даже коменданты-чехи заменялись поляками, как только приходил их первый эшелон.

Сквозь морозы, снега, голод, нехватку пресной воды и медикаментов шли 56 эшелонов поляков, просивших генерала Сыровы «во имя братства, гуманизма и человечности» пропустить вперед 5 поездов, набитых женами, детьми, ранеными и больными. Взамен предлагали все паровозы отдать чехам, а самим идти пешком, защищая их тыл. Пять часов ждали решения своей судьбы в промерзших вагонах голодные дети, женщины и раненые.

Наконец пришел ответ возмущенного полководца: «Ни один польский эшелон не может быть мною пропущен на восток. Только после ухода последнего чешского эшелона вы можете двинуться вперед».

Боевые части обескровленной дивизии пробились на восток. Но 5 поездов с тылами захватила кавалерия РККА. Беспомощных раненых и больных силовики Москвы рубили шашками на койках вагонов, обезображенные трупы выкидывали в разбитые окна. На окровавленные ложа валили бьющихся в руках насильников жен и дочерей воинов Польши. Крики истязаемых женщин, стоны добиваемых раненых заглушали «Интернационал» духового оркестра.

Многие поляки тогда верили в братство славян, 5 февраля 1920 г. капитан Ясинский-Стахурек отправил открытое письмо Сыровы: «Я требую от вас, генерал, ответа только за наших женщин и детей, преданных вами в публичные дома и общественное пользование «товарищей», оставляя в стороне факты выдачи на ст. Тулуне, Зиме, Половине и Иркутске русских офицеров на моих глазах, дружественно переданных по соглашению с вами, для расстрела, в руки товарищей совдепско-эсеровской России. Но за всех их, замученных и расстрелянных, несомненно, потребуют ответа мои братья-славяне, русские и Великая Славянская Россия. Я же лично, генерал, требую от вас ответа хотя бы только за нас, поляков. Больше, генерал, я не могу и не желаю говорить с вами — довольно слов. Не я, а беспристрастная история соберет все факты и заклеймит позорным клеймом предателя ваши деяния. Я лично, как поляк, офицер и славянин, обращаюсь к вам: к барьеру, генерал! Пусть дух славянства решит наш спор, иначе, генерал, я называю вас трусом и подлецом, достойным быть убитым в спину».