Жена пилота - Анита Шрив
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Привалившись плечом к дверному косяку, Роберт стоял и в упор смотрел на нее. На нем были шорты цвета хаки и белая футболка. Руки были засунуты в карманы. Солнце светило ей в глаза, но Кэтрин все же разглядела, что его волосы подстрижены и покрашены в более темный цвет. Во всей его позе чувствовалось смирение. Женщина подумала, что Роберт морально готов к любым недружелюбным действиям с ее стороны. Захлопнутая перед самым носом дверь или пожелание проваливать ко всем чертям не будут для него неожиданностью.
В воздухе повисла тяжелая тишина.
Я вот подумал, что прошло уже достаточно времени, — сказал он.
«Интересно, сколько времени понадобится, чтобы простить предательство?» — подумала Кэтрин, но вслух сказала:
Мэтти поймала большую рыбину. Я пришла за фотоаппаратом.
Найдя его в кармане ветровки, она вернулась тем же путем. Проходя через кухню, женщина коснулась рукой лба. Кожа горела и казалась шероховатой из-за тонкого слоя песка и морской соли. Днем они с дочерью много купались, даже катались на гребне волны, хотя и без досок для серфинга. Каждый раз отлив прибоя оставлял их на песке стоящими на четвереньках — они были похожи на моряков, спасшихся после кораблекрушения.
Появление Роберта стало для Кэтрин полной неожиданностью. Она вычеркнула его из своей жизни, почти забыла о его существовании, а он взял и вернулся.
Женщина специально затянула «фотосессию», сделав не менее дюжины снимков Мэтти и ее трофея. Только когда дочь начала проявлять признаки нетерпения, Кэтрин повесила фотоаппарат себе на шею и помогла девочке занести в дом рыбацкие снасти.
Тебе помочь почистить рыбу? — заранее зная ответ, спросила она у Мэтти.
Нет, спасибо. Лучше я сама.
У девочки было хорошее зрение, куда лучше, чем у ее матери. Стоящего на крыльце мужчину она увидела первой. Резко остановившись, Мэтти чуть было не выпустила пойманную рыбу из рук. Глаза часто заморгали. Лоб нахмурился. Девочка узнала «вестника смерти» ее отца.
Все в порядке, — тихо сказала дочери Кэтрин. — Он только что приехал.
Мать и дочь медленно шли по лужайке. Женщина несла длинную удочку, а Мэтти — первую пойманную в своей жизни рыбу.
На прошлой неделе девочка нашла в гараже удочку и снасти отца. Загоревшись желанием научиться рыбачить, Мэтти припомнила все, чему учил ее папа прошлым летом. Кэтрин никогда не увлекалась рыбной ловлей, поэтому не смогла помочь ей даже советом. Но Мэтти была упрямой и быстро научилась справляться со слишком большой для нее удочкой.
Подул восточный ветер, принося с собой вечернюю прохладу. Кэтрин не оборачивалась, но и не глядя на поверхность океана она знала, что на гребнях волн появились белые барашки пены. Каждый раз, когда поднимался восточный ветер, женщина вспоминала день, когда она стояла на крыльце дома, а Джек сообщил ей о том, что собирается его купить.
Такое с ней случалось довольно часто. Тысячи мелочей могли пробудить неприятные воспоминания о Джеке Лайонзе, Мойре Боланд и Роберте Харте. Ей внушали отвращение самолеты и все, что связано с авиацией. Упоминание об Ирландии или о Лондоне рождало в ее мозгу болезненные образы. Кэтрин не любила зонты и белые рубашки. Даже высокий стакан, наполненный пивом, мог резануть по ее душе, как лезвие острого ножа. Постепенно она научилась жить с этим, как люди учатся жить с нервным тиком, заиканием или хронической болью в колене.
Здравствуй, Мэтти! — поприветствовал Роберт подошедшую девочку.
Сказано это было вполне дружелюбно, но сдержанно. Излишняя фамильярность могла бы только насторожить Мэтти.
Здравствуйте, — отводя взгляд, ответила она.
Она была слишком хорошо воспитана, чтобы грубить взрослому.
Отличный улов, — глядя на рыбину, сказал Роберт.
Мэтти сама научилась удить рыбу, — не сводя глаз с дочери и Роберта, сообщила гостю Кэтрин.
Какая длина? Тридцать четыре или тридцать пять дюймов? — спросил Роберт.
Тридцать шесть, — не без гордости ответила Мэтти.
Она взяла коробочку со снастями из рук матери.
Я здесь буду чистить рыбу, — показывая на крыльцо, сказала девочка.
Хорошо. Только после этого, будь добра, смой всю требуху шлангом, — ответила Кэтрин.
Положив пойманную рыбу на угол крыльца, Мэтти осмотрела ее жабры и затем извлекла из коробочки специальный, остро отточенный нож. Первый надрез.
«Надеюсь, рыба уже мертва», — подумала мать.
Роберт отошел подальше от Мэтти и стал, опершись руками о перила крыльца.
«Он хочет со мной о чем-то поговорить», — решила Кэтрин.
Красивый отсюда открывается вид, — сообщил ей мужчина.
Она внимательно изучала его лицо. За время, прошедшее с их последней встречи, черты лица Роберта как-то заострились, а загар придавал ему какую-то монументальность. Ноги мужчины тоже сильно загорели, и покрывавшие их небольшие золотистые волоски четко выделялись на более темном фоне. Кэтрин еще не доводилось видеть голые ноги Роберта.
Как Мэтти? — спросил он, косясь на ее обтянутые шортами бедра.
Лучше, — тихо, чтобы не услышала дочь, сказала Кэтрин. — Весной нам пришлось несладко.
«’’Несладко” еще мягко сказано», — подумала она.
Тень вины Джека Лайонза пала на всю его семью.
Два месяца Кэтрин и Мэтти прожили в своем доме, как в осажденной крепости. То и дело им звонили незнакомцы и угрожали: «Джек не мог не знать, что находится в его сумке… Твой отец занес на борт самолета бомбу, убившую стольких людей…» По почте приходили исполненные горя письма от родственников погибших в авиакатастрофе. У ворот неизменно дежурили репортеры. Даже ежедневные поездки на работу были сопряжены с определенным риском, но Кэтрин упорно отказывалась уехать из своего дома, спрятаться куда-нибудь на время. Она официально обратилась в городское правление Эли с просьбой выделить для охраны ее дома наряд полиции. Члены правления созвали собрание горожан и после всестороннего обсуждения просьбы Кэтрин Лайонз проголосовали за выделение соответствующих средств из той части городского бюджета, что предназначался на благотворительность.
Со временем необходимость в охране отпала сама собой, но Кэтрин прекрасно понимала, что ни ей, ни Мэтти уже никогда не удастся зажить прежней, нормальной жизнью. Случившееся с их мужем и отцом навсегда останется в их жизни.
А как у тебя дела? — поинтересовался Роберт у Кэтрин.
Нормально.
Опираясь руками на перила крыльца, мужчина с неподдельным интересом взирал на сад и газон.
Ты выращиваешь розы, — констатировал он очевидное.
Да, по крайней мере, пытаюсь их выращивать.
Неплохо.
Не льсти мне. Выращивать розы на океанском побережье — глупое занятие.
В глубине сада росли темно-желтые «монахи» и усеянные большими шипами уинлокские розы, с краю — «крессида» и «просперо». Больше всего женщине нравились розы, названные в честь святой Сесилии. Их нежно-розовые, неправильной формы цветы пленяли ее воображение. К тому же эти растения были довольно неприхотливы и морской воздух не вредил им.
Мне следовало рассказать тебе все с самого начала, — сказал Роберт, — в первый же день.
Кэтрин была не готова к такому повороту событий.
Позже я хотел это сделать, но боялся потерять тебя.
Женщина молчала.
Я принял неправильное решение.
По крайней мере ты хотел, — сказала Кэтрин.
Хотеть мало.
Что сказано, то сказано. Что сделано, то сделано.
Иногда мне самой не верится, что все это случилось на самом деле, — задумчиво произнесла она.
Если бы об их связи стало известно раньше, то ничего, думаю, не произошло бы.
Насколько я поняла, террористы намеревались взорвать самолет посреди океана, там, где останется меньше улик? — глядя на свой розарий, поинтересовалась Кэтрин.
Да.
Почему они просто-напросто не позвонили в полицию или на телевидение от имени ИРА и не свалили вину на ирландских боевиков? — задумчиво спросила она.
Они не могли. Существует определенная система кодов, известная только ИРА и североирландской полиции. Лоялисты ее не знают.
Значит, единственная их надежда заключалась в том, что рано или поздно всплывет связь между Джеком и Мойрой?
Да. План террористов был не из простых.
Кэтрин тяжело вздохнула.
Где сейчас Мойра?
Сидит в белфастской тюрьме Мейз. По иронии судьбы взорвавшие самолет лоялисты сидят в соседних камерах.
Вы давно подозревали Джека?
Нет, в число подозреваемых входили все летчики, которые обслуживали маршрут Бостон — Хитроу.
Разумно ли прощать мужчину, который обманул тебя, пусть даже подчиняясь пресловутому служебному долгу? Не будет ли это несусветной глупостью с ее стороны?