Кто написал «Тихий Дон»? Хроника литературного расследования - Лев Колодный

Был среди них и Василий Кудашев, самый давний, самый близкий сверстник Михаила Шолохова.

Просьбу друга Шолохов не исполнил (с такой настоятельной просьбой Кудашев обращался в письмах с фронта к жене несколько раз. Об этом стало известно после того, как вместе с рукописями романа в ИМЛИ попал архив В. М. Кудашева. Прим. К третьему изданию. – Ред.).

В письме Матильды Емельяновны от 26 апреля 1986 года мне по этому поводу есть такие слова:

«Кстати, Кудашева не вызвал Шолохов в Москву. Ему не хотелось хлопотать, как сказал он мне, потому что он уже кому-то помог, и ему неудобно было повторять хлопоты. А по-честному, был занят другим, многим известно чем.

Этот поступок был коварным в судьбе Кудашева. Сам же Шолохов потом плакал, что потерял лучшего друга. Мне это очень больно.

В другом случае, когда я напомнила ему в 50 – 60-е годы, что у нас черновики, так он махнул рукой:

– А…

– Куда же их девать?

– Куда хочешь, распоряжайся сама…».

Вот поэтому не поднялась у писателя рука забрать рукопись у жены погибшего друга. Михаил Шолохов знал цену своим автографам. Попавшими к нему после войны страницами «Тихого Дона», теми, что вернул ему безымянный офицер-танкист, он распорядился, передав в архив Пушкинского Дома в Ленинграде.

Мог, конечно, распорядиться точно таким образом и с рукописями, которые хранились в семье Кудашева. Писатель, конечно, о них не забыл. В свою очередь, М. Е. Кудашева напоминала автору о его рукописях, более того, дала в печать письма мужа, где об оригиналах «Тихого Дона» говорится прямо и однозначно. Убежден: Михаил Шолохов подарил рукопись романа жене и дочери Василия Кудашева.

В этом поступке видится еще одна черта удивительного, не разгаданного современниками характера писателя.

Так или иначе, решение Михаила Шолохова, как видим, оказалось счастливым. Увези он в конце двадцатых годов бумаги на Дон, положи их в злополучный ящик, брошенный милицией на произвол судьбы в дни прорыва германских дивизий к Волге и Дону, разделили и эти бы оригиналы судьбу тех, что пропали бесследно.

А так рукописи двух книг «Тихого Дона» не испепелил огонь войны.

Поэтому передо мной в дверях московской квартиры стоит вдова писателя Кудашева с двумя толстыми папками, перевязанными тесемками и говорит:

– Вот она, рукопись. Вот она!

В это мгновение мне ясно представилось, как давним днем московской весны в маленькой квартирке молодого писателя появился такой же молодой, с копной густых кудрявых волос, невысокого роста, красивый Мастер. Не долго думая, царственным жестом он протянул другу тяжелую рукопись, даже не представляя, как много выдумают лишнего люди про эти самые листы, от которых он так тогда, в дни травли 1929 года, избавился, как от опостылевшего и надоевшего.

Кто-то, может быть, увидит в этом поступке наитие, какое-то предвидение, мистическое действо, позволившее спасти рукописи.

Пусть будет так.

Как бы там ни было – рукописи не горят. Во всяком случае, к «Тихому Дону» истина эта вполне оказалась применима.

Дополнение к третьей главе, написанное после смерти М. Е. Кудашевой и ее дочери Натальи Кудашевой

Первая встреча с Кудашевыми произошла в Матвеевском, в типовом доме, в двухкомнатной запущенной квартире со смежными комнатами, маленькой кухней. Вместе с женщинами проживало несколько породистых собак, а также птицы в клетках.

Дальше события разворачивались по сложному сценарию.

От второй встречи хозяйка решительно отказалась. Предоставить мне рукописи для работы не пожелала.

И уехала на все лето на дачу. Собаки и птицы разводились Кудашевыми на продажу и позволяли существенно дополнять пенсию матери и зарплату дочери, работавшей в Останкино на ТВ художником.

Лето ушло на чтение литературы о Шолохове. Из всех научных книг только в нескольких, Л. Якименко и С. Семанова, оказались интересные неопровержимые факты, дающие представление о писателе. Я хотел понять, почему возникли версии о плагиате, почему они оказались столь живучи. И все время думал, как открыть дверь заветной квартиры, полученной с помощью Михаила Шолохова. Но она не открывалась.

Тогда я решил поменять эту малогабаритную квартиру на более просторную, новую. Побывал в исполкоме Моссовета, где мне обещали помочь, встретился с Иваном Стаднюком, секретарем Московской организации СП СССР, шефствовавшим над фронтовиками и их вдовами. Он обещал выделить из лимита жилой площади Союза писателей несколько квадратных метров. Таким образом, мне удалось добиться, что Кудашевым обменяли старую квартиру на более просторную, расположенную на Юго-Западе, в Беляево.

Но на новоселье меня не пригласили. После переезда возникла новая проблема – телефон. Я ускорил и ее решение. Вот только тогда мне позвонили первому и пригласили в новую квартиру, где второй раз я увидел заветные папки.

В одной из комнат мне выделили столик, где я смог читать и переписывать нужные мне строки из «Тихого Дона». Домой взять рукопись не просил, не желая подвергать начатую работу риску получить отказ. Характер у Кудашевой был твердый и непредсказуемый.

Я понимал, мне никто не поверит, если не представлю рукописи, если не в оригинале, то хотя бы в копии. Но как сфотографировать рукописи, да и позволит ли Матильда Емельяновна мне эту операцию?

Тогда решил ни о чем ее больше не просить. А взять без спроса хотя бы часть рукописей и ксерокопировать их. Это сегодня в Москве любую книгу и рукопись можно ксерокопировать, где угодно. А тогда ксероксами располагали немногие учреждения, каждый ксерокс состоял на особом учете госбезопасности, за израсходованные листы отчитывались как за казенные деньги. Известный мне ксерокс стоял в Доме журналистов, аппарате правления Московской организации СЖ СССР, где работала моя жена, Фаина Колодная. С ее помощью я договорился, что сто с лишним страниц мне ксерокопируют.

Тайную операцию я осуществил с замиранием сердца в полдень зимнего солнечного дня, сказав Матильде Емельяновне, что еду домой обедать. А сам, уложив в дипломат первую часть «Тихого Дона», помчался в такси на Суворовский бульвар, в ЦДЖ. Так ездил через Москву несколько раз. Все четыре части ксерокопировать не смог, потому что нигде тогда в советской Москве нужной бумаги, пригодной для ксерокса, купить было невозможно!

Поэтому, кроме 85 страниц первой части, ксерокопировал пра-«Тихий Дон» 1925 года, по две страницы второго, третьего варианта первой части, по шесть страниц 2, 3, 4 части. Ксерокопировал разрозненные, не нумерованные черновики, относящиеся к главам 4 части, и две страницы, 111 и 112, которые представляли особый интерес для текстологов, в них особенно много правки.

Ничего об этом я Матильде Емельяновне не сказал. И она ничего мне не сказала, когда я начал публиковать в газетах главы будущей книги и иллюстрировать их ксерокопиями.

Рукописью я пытался заинтересовать высшее руководство СССР. С помощью Георгия Пряхина, бывшего заместителя заведующего идеологическим отделом ЦК партии, несколько раз побывал на Старой площади, меня принимал заведующий отделом и его замы, из отдела провели к помощнику Михаила Горбачева, академику Фролову. Тот предложил информацию о рукописи поместить в закрытом бюллетене ЦК. Моя просьба выкупить рукописи, обменять их на хорошую дачу, оказалась тщетной. Тогда ЦК партии было не до рукописей.

Вскоре после выхода книги М. Е. Кудашева умерла. На похороны меня не позвали. После смерти Матильды Емельяновны ее дочь, Наталья Васильевна, звонила мне домой несколько раз. Первый раз сообщила, что мама умерла. Второй раз, что отправила подруге в Австрию три листа рукописи, чтобы продать «Тихий Дон». Я ей объяснил, что это преступление, просил немедленно вернуть листы. В третий раз позвонила и сказала, что заболела, как мама, раком. Ей понадобились деньги, чтобы купить дом за границей и лечиться там. Просила помочь продать рукопись за… 500 тысяч долларов! О решении Кудашевой я немедленно сообщил Институту мировой литературы, его директору Феликсу Кузнецову. Тот обещал связаться с депутатами Думы, Геннадием Зюгановым… На основании моего звонка к нему Кузнецов спустя два года заявил публично, что я находился в «комплоте» с покойной, о похоронах которой меня даже не известили, якобы «набивал цену», наконец, «держал Шолохова в заложниках»!

Последний раз Наталья Кудашева звонила в конце лет 1997 года перед тем, как лечь в больницу в конце лета. Квартиру и рукопись она оставляла на попечении двоюродной сестры. Обрадовала, что подруга вернула листы. Просила держать с сестрой связь по телефону.

Но на мои звонки никто не отвечал. «Мосгорсправка» в конце 1997 года дала сведения, что Н. В. Кудашева проживает по известному мне адресу на улице Миклухо-Маклая. Значит, жива? Я решил, что Кудашева, не выписавшись, уехала за границу, поэтому сообщил в феврале 1998 года «Известиям», что рукописи могут попасть на Запад. Сделал это для того, чтобы она их не могла продать на аукционах. И раскрыл секрет, у кого рукописи хранились.