Валдар Много-раз-рожденный. Семь эпох жизни (ЛП) - Гриффит Джордж

Я бросил меч обратно в ножны, и меня посетили более серьезные мысли. Я был голоден, я хотел пить, и я был узником в храме, потому что, хотя я и сумел открыть дверь, чтобы войти, я не знал, как открыть ее изнутри, чтобы выйти, и в том конце храма не было источника света, чтобы поискать секрет двери. Неужели я пробудился от смертного сна только затем, чтобы снова умереть от голода и жажды в огромном мрачном подземелье, как волк в яме-ловушке?

Конечно, нет, и все же, как мне выбраться из этой могучей гробницы из вечного камня, из этого огромного мрачного лабиринта бесконечных комнат и галерей, окруженных, насколько я знал, еще более необъятными развалинами? Размышляя об этом и стараясь припомнить, не дал ли мне Амемфис какой-нибудь ключ к открытию двери, через которую я вошел, я наблюдал, как солнечный луч медленно поднимался от спинки трона, пока не дошел до резного символа Исиды над алтарем, и как раз под рогатым диском я увидел два листа лотоса, вырезанные рельефно на камне, и между ними магическими символами высеченные слова:

«Над алтарем путь к свету и средство к жизни».

У этих слов было два значения, как мог видеть любой, имеющий глаза. Я вскочил на трон и, встав коленями на алтарь, надавил на листья лотоса как раз в тот момент, когда солнечный луч исчез, оставив меня в полной темноте. Нажав сильнее, я почувствовал, что стена передо мной отъехала назад. Я протянул руки в пустоту, но ничего не нащупал ни справа, ни слева. Тогда я опустил руки, и они легли на гладкую наклонную поверхность камня.

Итак, вот путь, но где же свет, ведь передо мной была кромешная тьма, хотя воздух галереи, или что бы это ни было, был прохладным и свежим, и я почувствовал слабый ветерок, дующий в лицо, когда наклонился в пустоту. Я пошарил руками вокруг и обнаружил, что за алтарем находится квадратная полость довольно внушительных размеров. Я заполз внутрь, ощупывая все вокруг себя, и вскоре, к моему удовольствию, моя рука попала на то, что я опознал как старинное египетское огниво.

С его помощью я вскоре добыл огонь и зажег один из двух или трех восковых факелов, лежавших на полу кладовой, так как это и в самом деле оказалась кладовая. В углу стояло несколько зеленых стеклянных бутылок, кувшин и кучка сушеных фиников и орехов. Вскоре я отбил горлышко одной из бутылок и омыл пыль веков в горле глотком настоящего старого выдержанного вина Коса, такого, каким я клялся Клеопатре более тысячи лет назад. После этого мой взгляд упал на большой свиток папируса, на котором я увидел первое имя, которое я носил на земле, написанное магическим письмом.

Немало удивившись, я раскатал свиток и на внутренней стороне на том же языке прочел следующее:

«Приветствую того, кто спал и проснулся!

Жрецы Амона-Ра, поставленные Амемфисом, сыном Сети, ждать твоего возвращения, следили за твоим сном на троне Птаха. Теперь я, Мнестенес, последний оставшийся в живых, будучи старым и больным перед лицом смерти пишу это для твоего сведения в момент твоего пробуждения. Старые боги мертвы, и некогда прекрасная земля Хем превратилась в груду гробниц и развалин. Храм Птаха был похоронен и забыт на века всеми, кроме нас. Ступени под тобой приведут тебя к свету. Свитки из вощеной ткани содержат все, что осталось от сокровищ Пиопи, который был фараоном в Египте много веков назад. Богам они не нужны, а последний из их слуг умирает, так что эти сокровища вполне могут помочь тебе на части твоего земного пути. Прощай!»

В свитке папируса находились еще три свитка вощеной ткани. Один из них я разрезал кинжалом, желая увидеть, что же послала мне судьба, чтобы облегчить мой путь. Развернув ткань, я увидел ряды огромных алмазов, вдавленных в воск и сверкающих в свете факелов ослепительными искрами. Мои руки задрожали. Я развернул два других свитка, и когда я выложил перед собой все их содержимое, я сидел и, затаив дыхание, смотрел на такой бесценный клад драгоценных камней, какого даже я никогда прежде не видел, а ведь я видел Тиглата и Соломона во всем их великолепии, и перебирал добычу Дамаска и сокровища Белого дворца Хосрова.

Два других свитка были наполнены рубинами, жемчугом и изумрудами, еще более ценными, чем алмазы, настолько они были совершенны по размеру, форме и цвету. Я выбрал по нескольку самых маленьких камней из каждого свитка и сложил их в кожаный мешочек, в котором нашел также несколько потертых золотых монет.

Из маленького тюка льняной ткани, который, по-видимому, был оставлен для меня, я сделал себе грубый тюрбан и плащ, привязал драгоценные свитки Пиопи к телу под кольчугой, взял две оставшиеся бутылки вина, орехи, финики и, приготовившись снова встретиться с миром, нашел и поднял люк в полу, на который намекнули слова старого жреца, и спустился по длинной лестнице.

Внизу оказался узкий проход, по которому я шел до тех пор, пока не уперся в гладкую каменную стену. Вскоре факел показал мне тайный знак, нажав на который, я заставил каменную плиту сдвинуться, и когда она вернулась на место за моей спиной, я очутился в комнатке, сломанная крыша и обветшалые стены которой говорили о том, что уже давным-давно в ней никто не живет.

Обнаружив, что помещение совершенно заброшено, я рискнул выйти на свежий воздух. Солнце уже почти село, и вокруг меня лежали безмолвные и безжизненные руины, жалкие осколки того могучего Мемфиса, который я знал. Я подождал, пока день не сменился сумерками, а сумерки сгустились в ночь, а затем крадучись пробрался, как призрак, среди развалин к реке.

Я прошел, должно быть, добрых 10 км, пока не наткнулся на большую лодку, пришвартованную в ручье возле маленькой хижины, выстроенной из тростника и глины. Внезапное желание еще раз ощутить крепкое соленое дыхание моря овладело мною, и, завязав в белую тряпку рубин, стоивший десяти таких суденышек, я воткнул его в щель в швартовом столбе, забрался в лодку, отвязал ее и незамеченный отплыл по реке. Я немного прошел на веслах, потом поднял рваный коричневый парус и, положившись на удачу, улегся на корме и заснул, потому что, как человек, который долго спал, я все еще был сонный.

Я проснулся от толчка и крика. Я вскочил и увидел, что уже совсем рассвело и что позолоченный клюв большой ладьи раскалывает мою хрупкую лодку надвое. Я вскинул руку, поймал что-то и схватил. Это была абордажная веревка, свисавшая с носа ладьи. Я взялся за узел второй рукой и стал карабкаться, помогая себе коленями и ступнями, пока не ухватился сначала одной, а потом другой рукой за фальшборт, а затем перемахнул на борт как раз в тот момент, когда здоровяк, который вполне мог быть новым воплощением моего старого Хато, выбежал, замахнувшись двусторонним топором, явно намереваясь расколоть мой череп за то, что я так бесцеремонно забрался на борт его корабля.

У меня не было времени выхватить оружие или защиту, поэтому, вскочив на ноги, я сбросил льняной тюрбан и стальной шлем и повернулся к нему, а мои длинные золотистые локоны, которые были ярче и светлее, чем у него, заструились вокруг моей непокрытой головы.

Он замер с поднятым топором и уставился на меня, открыв рот, а я рассмеялся и подошел к нему с протянутыми руками и сказал на старом добром готском языке:

— Вас хейл, здравствуй, друг! У тебя резкий, но грубый прием для гостей, но так как я пришел незваным, то едва ли могу роптать. И все же мне кажется, что ты слишком хороший морской волк, чтобы ударить голову, которая обнажена перед тобой.

Он опустил топор и переложил его из правой руки в левую, затем правой рукой пожал мою и ответил на языке, который был достаточно близок к моему, чтобы я мог его понять:

— Ты прав, друг, кто бы ты ни был и откуда бы ни пришел. Я расколол много черепов, но ни одного беззащитного. Но кто ты? Твой язык и твои длинные светлые волосы говорят о том, что ты скандинав, хотя язык несколько странный, а волосы стоило бы постричь и причесать. Как тебя зовут и из какой ты страны?

— Сейчас у меня нет ни имени, ни страны, — ответил я. — Но у меня в сумке есть то, что купит мне землю, а то, что у меня на боку, принесет мне имя. Что же касается того, откуда я пришел… Ну, в конце концов, с реки, потому что я спал в лодке и плыл вниз по течению, когда ваша ладья врезалась в нее и потопила. А вы куда направляетесь и почему так быстро? Вы убегаете от тех двух галер за кормой?