Шатаут - Эйвери Килан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя это только вводный предмет. Возможно, Максин просто не слишком строга.
Закрыв браузер, я возвращаюсь в текстовый редактор и открываю панель тезауруса в надежде, что тот поможет мне с формулировками. Иногда так и тянет поиграть со словарным запасом, но с синонимами, которые выражают не совсем одно и то же, лучше быть аккуратнее.
Я перечитываю отрывок еще раз, задерживаясь на проблемном месте. «Его лицо…» Может, лучше: «Его черты…». Хотя это не то же самое. Ни то, ни другое не подходит. Неужели в английском существует только одно слово, которым можно назвать «лицо»? Как же ограниченно.
– Динь, – низкий голос пугает меня.
Я, подпрыгнув на месте, тут же спешу закрыть ноутбук.
– Привет!
Тайлер с улыбкой окидывает меня взглядом. Он, одетый в привычных оттенках черного и серого, явно уже принял душ. Как бы глупо это ни звучало, просто взглянув на него, я могу сказать, что он потрясающе пахнет.
– Смотрела что-то для взрослых? – кивает Тайлер на золотой MacBook. – Я позвал тебя трижды, но ты даже не отреагировала.
– Эм… – запинаюсь я. Все оправдания, что приходят мне в голову, оказываются хуже правды. – Вообще-то, я писала. Работаю над поэмой для занятий по креативному письму.
Я замолкаю, ощущая, как горят щеки. Почему бы просто не сказать «выполняла домашнюю работу»? Я же не просто так не говорила никому вне занятий о том, что увлекаюсь поэзией. Маловероятно, что из этого что-нибудь выйдет.
– Правда? – вскидывает брови Тайлер.
– Ага, – вытираю руки о юбку. Почему они такие потные? Не круто.
– Это же здорово, Сер, – он опускается на диван и кладет руку мне на колено, согревая своим теплом мою кожу. – Могу я спросить, о чем она?
Любопытство в его голосе едва не вынуждает меня открыться. Едва.
– Секрет.
В этом стихотворении содержатся детали, вдохновением для которых, возможно, послужил он сам. Поэтому-то он никогда его не прочтет.
– Так я был недалек от правды. Ты пишешь что-то для взрослых, – уголок его рта приподнимается таким восхитительным образом, что мне хочется обхватить его лицо руками и прижаться губами к его губам.
– Можно подробнее, что значит «для взрослых»? – уточняю я.
– Туда входят те вещи, которые ты позволила мне вытворять в будке диктора?
– Возможно, некоторые из них. Я могла использовать тебя в качестве исследования для написания поэмы.
– Используй сколько хочешь, – усмехается он. – Ты часто пишешь?
– Скорее, много.
Что за чертовщина, Серафина? Никто ведь об этом не знает. Теперь, когда я открыла ящик Пандоры, похоже, никак не могу его закрыть.
Возможно, все дело в том, что на лице Тайлера отражается смесь восхищения и желания, приправленная намеком на нежность. Никто еще не смотрел на меня так.
Я распускаю волосы, чтобы спрятать горящие уши.
– До сих пор я писала только для себя. На этих занятиях я впервые показала мои творения кому-то еще.
– Не стану давить на тебя, но я с удовольствием прочел бы что-нибудь, если, конечно, ты не против.
Это страшнее, чем выносить свою работу на суд одногруппников. Возможно, однажды.
– Давай посмотрим, получится ли у меня закончить это стихотворение. Кажется, я зашла в тупик.
Выражение лица Тайлера меняется, как если бы он только теперь осознал, что мы совсем одни. Он забирает из моих рук закрытый ноутбук и кладет его на кофейный столик. Затем Тайлер приподнимает меня, вынуждая забраться к нему на колени. Он пахнет так же хорошо, как я и ожидала.
– Как поживаешь, Динь? Кажется, на этой неделе мы едва виделись, – Тайлер ласково касается моего носа своим.
– Уже лучше.
Довольное хмыканье отдается в его горле, и он прижимается губами сначала к моему подбородку, а потом – к щеке. Я немного сдвигаюсь, чтобы повернуться к нему. Одной рукой обхватив мое лицо, Тайлер целует меня, долго, неторопливо и глубоко.
Когда он отстраняется, я уже нахожусь на седьмом небе от счастья.
Вместо того, чтобы снова поцеловать меня, Тайлер внимательно вглядывается серыми глазами в мои.
– У нас никогда не было возможности посидеть вот так. Это довольно мило.
– Верно, – кладу я голову ему на плечо.
Что-то ослабевает во мне – напряжение, о существовании которого я и не подозревала. Как бы я ни хотела заняться с ним сексом, я рада, что мы общаемся не только из-за этого. В его присутствии я расслабляюсь. Я по праву считаю его одним из своих друзей. Честно говоря, я доверяю ему больше, чем кому-либо другому. Мне нравится думать, что мы могли бы проводить вместе время даже без сексуального влечения между нами.
Тайлер проводит руками по моим волосам, и я едва ли не мурлычу оттого, насколько это приятно. Просьба приласкать меня тогда, в его комнате, показала одну из моих самых больших слабостей и дала Тайлеру преимущество, в котором он и не нуждался.
– Так что это за цвет? – спрашивает он. – Знаю, что розовый, но в нем есть и оттенки золотого.
– Многие называют его цветом розового золота, но парикмахер из Аризоны называла его клубничным шампанским. Просто оттенок немного светлее. Она смешала краски специально для меня.
– Конечно же, у тебя индивидуальный цвет волос, принцесса, – из его груди вырывается низкий смешок.
– Какие-то проблемы? – выпрямляюсь я и бросаю на него притворный свирепый взгляд.
– Нет, мне нравятся твои волосы, – он поднимает локон, изучая его на свету. – В зависимости от освещения и угла, под которым смотришь, они выглядят по-разному.
Если под «по-разному» Тайлер подразумевает «кажутся медными», то он прав. Лампы в гостиной делают их именно медными с легким отливом розового. Оттенки на основе красного быстро выцветают, и даже при использовании специальных шампуней, сохраняющих цвет, и средств для укладки с защитой от ультрафиолета я регулярно плачу немалую сумму за то, чтобы волосы выглядели именно так, как я хочу. Но оно того стоит, поскольку розовые волосы дарят мне счастье.
– Возможно, потому что они начали выцветать. Я затянула с подкраской. Нужно найти салон, в котором из меня снова сделают красотку.
– Ты всегда красивая, Динь, – криво усмехается Тайлер.
Умей люди таять, я уже растеклась бы лужицей на полу.
– У меня идея, – добавляет он, все еще водя пальцами по прядям.
– Какая?
– Неделя выдалась нелегкой для нас обоих. Давай где-нибудь поужинаем.
От этого предположения у меня урчит живот. Уже почти шесть, а я не ела с двенадцати утра. Так что я явно голодна. Хотя в
