Шатаут - Эйвери Килан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во втором же случае кто-то просто засовывает язык вам в глотку.
Я все еще не уверена, что мне следовало говорить Тайлеру об этом. Время от времени я выдаю слишком много информации. Теперь же смотрю на нашу переписку и стараюсь не морщиться.
Динь-Динь:
Теперь я выгляжу глупо, но все еще готова подписаться под каждым словом.
Аид:
Рад быть единственным исключением в этом вопросе. Я согласен. Сам концепт явно переоценен. Но с тобой я готов целоваться сутки напролет.
Аид:
Поцеловал бы тебя прямо сейчас, если бы мог.
Можем наверстать упущенное, когда я вернусь.
Кажется, мое сердце только что взорвалось.
Глава 21
Вбрасывание
Тайлер
Единственное, что вызывает больший стресс, чем игры, – это момент прямо перед ними.
В раздевалке мои товарищи по команде шутят и смеются, в то время как я сижу в стороне, не обращая на них внимания. Всем уже известны правила: как только мы оказываемся на стадионе, никто не разговаривает со мной, пока мы не выходим на лед.
Закрыв глаза, я представляю себе всю игру от вбрасывания до финального звукового сигнала. Всех игроков и все возможные варианты развития событий. Передачи, перехваты, потери шайбы. Каждый удар и то, как я спасаю ворота. Я представляю себе каждую деталь: вес моего снаряжения, лед под моими коньками, яркие светодиодные фонари и рев толпы после каждого блокированного удара.
Ответила ли мне Серафина?
Черт, Тайлер. Соберись.
– Готов столкнуться со своей прежней командой? – спрашивает Даллас, явно обращаясь к Риду.
Поскольку я уже потерял концентрацию, то позволяю себе украдкой взглянуть на Рида, чтобы увидеть его реакцию.
– Совсем, мать его, нет, – ворчит он, проводя носком конька по резиновому покрытию с серыми крапинками. – Меня волнует Грейди. Он знает, как я двигаюсь, так что защитники не спустят с меня глаз.
Стив Грейди – главный тренер «Вудбайн Рэмс» – был легендой хоккея, пока травма не вынудила его досрочно завершить карьеру в возрасте двадцати шести лет. Так он стал одним из самых молодых тренеров на уровне колледжа. Он также являлся наставником Рида, и я придерживался теории, что перевод был как-то с этим связан.
– Тогда мы с Уордом будем открыты. Так или иначе, не переживай, мы надерем им задницы с нежностью, – Чейз запрокидывает голову, чтобы отпить воды из бутылки.
– Уверен, так и будет, но мне тоже нравится забивать, – сухо отвечает Рид.
– Она сказала то же самое![28] – кричит один из парней. Раздается хриплый смех, и комната наполняется возгласами и воплями, грязными шутками и чрезмерно подробными историями о минете.
Охваченный раздражением, я понимаю, что совсем утратил концентрацию, и едва сдерживаю желание крикнуть им всем, чтобы заткнулись. Они все равно не послушали бы, а нарушение молчания сулило бы нашей команде невезение.
В любой другой день я бы даже ничего не слышал. Оставался бы в своем коконе и совершенно не обращал внимания на царящий вокруг меня цирк. Но теперь совсем не могу сосредоточиться. Только и думаю о сообщениях, которыми обменивался с Серафиной весь день. После того, как выйду с арены, первым делом проверю, не прислала ли она еще что-нибудь.
Опускаю взгляд на пол и пытаюсь считать собственные вдохи, но это не помогает. Уже через несколько минут я буду стоять в воротах, но впервые думаю о том, что совсем не связано с хоккеем.
* * *
В середине второго периода счет равный. Если мне и требовалось что-то, чтобы полностью сосредоточиться на игре, то я это получил. «Вудбайн» атаковали меня в течение двадцати девяти минут. Отразив более сорока бросков, я пропустил только два. Обе шайбы залетели в ворота с отскока, причем одну было просто невозможно остановить. Удача этим вечером была не на нашей стороне, а щелчки стали слабостью наших защитников.
Со звоном отскочив от перекладины, шайба остается у ворот. Ведомый выработанными рефлексами, я падаю на лед и прикрываю ее перчаткой, чтобы остановить игру. По правилам, по крайней мере, она должна была остановиться… но судьи, похоже, проглотили свои свистки.
Нападающий «Вудбайна» Берджесс просовывает клюшку под мою перчатку в попытке выбить шайбу. Вот в такие моменты мне хочется, чтобы у вратарей тоже было право устраивать потасовку, потому что прямо сейчас я хочу вскочить на ноги и накостылять этому придурку. Каждому известно, что после сейва вратаря трогать нельзя. Это не только дешевый, но еще и бесполезный прием. Любой полученный после этого гол не будет засчитан.
Когда я поднимаю взгляд, чтобы посмотреть, чем, черт возьми, занимаются судьи, Берджесс тычет меня в руку, после чего наносит удар по запястью. Лезвие проходит над манжетой перчатки и задевает кисть. Я опускаю голову и стискиваю зубы, когда раскаленная добела боль разливается по предплечью.
Грязный ход, придурок. Мне уже ясно, что рука будет ныть еще несколько дней.
– Отвали, – подлетает Рид, который тут же отталкивает Берджесса.
– Что надо, Холлоуэй? – Берджесс, явно раздраженный, бросает клюшку и подъезжает к Риду.
Наконец раздается свисток, но уже слишком поздно. После столь напряженного периода стресс достиг апогея. Я встаю, в то время как остальные игроки поносят и толкают друг друга. Стычка перерастает во всеобщую потасовку. Даже костлявый первокурсник из нашей команды вступает в перепалку с теми противниками, что в его весовой категории. Чейз, сидящий на скамье запасных, подбадривает ребят, без сомнения, жалея, что не может принять в этом участия. Если вмешаюсь, меня точно удалят, поэтому приходится оставаться в стороне.
– Тронешь нашего вратаря еще раз – и окажешься на носилках, – выплевывает Рид.
– Поной мне тут еще, размазня, – ухмыляясь, Берджесс подносит перчатку к подбородку, делая вид, что размышляет. – Думаешь, они позволят тебе снова сменить колледж, когда ты и здесь нагадишь?
Даже мне хочется вмазать этому парню.
Рид ни секунды не колеблется и отбрасывает перчатки в сторону. Он хватает Берджесса за грудки, грубо дергая его вперед. С громким хрустом Берджесс получает по носу. Не стану лгать, смотреть на это – одно удовольствие. Они обмениваются еще несколькими ударами (причем тумаки Рида
